оглядываясь вокруг.
– Жарко потому что.
Они медленно брели вверх, по совсем облысевшей горе. На восток до самого горизонта по-прежнему тянулись холмы, кое-где покрытые пятнами рощиц, выгоревших на солнце луговых проплешин и неровных рядов пушистого сосняка. На западе, по ту сторону долины, все так же величественно синела, горбатясь своими двумя дымчатыми вершинами Шатер-гора. Лучистое осталось далеко позади. Понизу от него тянулась песочная нитка дороги. Она двоилась, троилась, путалась сама в себе, и, наконец, вплеталась у них под ногами в зеленый ковер леса. Он раскинулся по долине от самых склонов Чатырдага, заполонил длинную балку и окрестные холмы, поглотил дымчатое серебро старых одичавших садов и разбился о непокорную Демерджи.
– А сколько той горы? – бурчал Монгол. – Тут можно всю жизнь ходить, и не встретиться.
– А-а!!! Вот же он! – Том вдруг остановился.
Напротив, на другой стороне балки виднелась невысокая вершина, напоминающая сжатый кулак. От кулака тянулся на север узкий перешеек, укрытый неровными рядами насаженных сосен. Он оканчивался безлесой покатой горой с узкой щелью, напоминающей глаз.
– Не попутаешь, – подтвердил Монгол.
Они одновременно поняли, что голая гора с глазом – это и есть Лысый Иван, грозящий своим кулаком кому-то на запад. Лобастый великан с поросшим лесом загривком будто увяз по плечи в земле, но сейчас встанет, поднатужится, выберется из-под косматой лесной зелени…
Идти сразу стало легче. Желтая дорога струилась по розовому от заката склону, пока, наконец, не открылась впереди лысая выгоревшая поляна. На ней высились два ржавых, будто забытых мощной древней цивилизацией, локатора. Вершина хорошо просматривалась снизу. Она была пуста. Они остановились неподалеку.
– Наверное, это вершина, – проговорил Том. – Иначе бы эти штуки сюда не тащили.
– Тут тоже никого.
В этот момент в тени локаторов появилась человеческая фигура. Незнакомец увидел их и бросился навстречу.
– Нашел! Нашел! Я его нашел! – заорал он, размахивая руками. На плече у него болталась сумка с привязанной одеждой. Рядом весело неслась огромная черная овчарка.
– Ну вот и все. Это точно должен быть Индеец, – нервно засмеялся Том, вглядываясь в странную фигуру.
– Ага. И сам в руки идет.
К ним бежал высокий, худощавый человек с давно не стриженной копной каштановых волос. Резкие, будто вырубленные из камня скулы с двумя глубокими складками, немного горбатый нос: пришелец действительно напоминал индейца.
– Я его нашел! – незнакомец, наконец, подбежал к ним, и, задыхаясь, упер руки в колени. – Я нашел папоротник!
– Вы из Партенита? – сразу спросил Монгол.
– Почему из… Нет, я из Симферополя, – удивился человек.
– Не Миша? – на всякий случай, уже без особой надежды уточнил Том.
– Нет. Игорь… – пришелец досадливо отмахнулся от ненужных слов, чтобы вновь вернуться к своему восторгу. Потрясая сумкой, он явно удивлялся, почему никто не разделяет его радости.
– Я нашел его! Я нашел папоротник!
– Здесь его полно, – сказал Том.
– Нет, вы не понимаете! – незнакомец отмахнулся. – Это же краекученник орляковый! Он был найден в Крыму всего в двенадцати экземплярах, и только на Аюдаге. Здесь есть альпийская вудсия, есть алтайский костенец. Даже скребница есть, – единственный сухолюбивый папоротник в мире. Но он не здесь, а в Крымской Африке, – это за Форосом. Есть щитовник, пузырник, листовик, орляк, кочедыжник. Это все – папоротники. Но краекученник – это невероятная, нереальная, неимоверная редкость! Это чудо, господа, это чудо! Я искал его десять лет, а нашел вчера. И вы – первые живые люди, с кем я могу поделиться этой радостью. Так что давайте выпьем. – Он беспокойно оглянулся на запад. – А то скоро солнце сядет. Надо спешить. У меня спирт есть.
– У нас тоже спирт.
– Ну и правильно. Спирт – это самая нужная вещь в горах. Воды, правда, не предлагаю, я его чистым пью. Зато конфетки есть. Я всегда в горах конфеты ем. Увидите фантик, – я прошел. Это глюкоза, корм для мышц. В горах вещь очень важная.
Том вдруг понял, как же дико, до рези в животе, хочется сладкого.
Незнакомец достал коричневый пузырек с красной крышечкой и маленькую металлическую стопку, разлил по очереди. Спирт сухим песком прокатился по горлу и тихо запылал в желудке.
– Я гербарист. Ну, и еще философ, – выдавил Игорь, раздавая конфеты. Немного помолчав, смущенно добавил:
– И поэт немножко. А вы, я вижу, тоже налегке. Это сейчас нам с погодой везет. Ночевать вполне терпимо.
– А что делаешь, когда холодно?
– Я нахожу плоский камень, разжигаю под ним костер, и сплю на нем. Часов до трех ночи хватает.
– А потом?
– А потом греюсь о собаку. Да, Алтай? – он потрепал пса по голове.
– А где здесь Северная Демерджи?
– Вот она, везде.
– А вершина?
– Да вот же она, с ретрансляторами. Я там отдыхал, а потом вас услышал.
– Мы музыкантов ищем. Не попадались?
– Музыканты? Здесь вообще много народу шляется. Но музыкантов я не видел. Там же пусто. Место голое, спрятаться негде. А если кто и был сегодня – скорее всего ушли. Погода портится.
– Где же она портится? Небо чистое, жара.
– Давление упало. Завтра скорее всего дождь будет. А вы давно здесь?
– Со вчера. А вообще – первый раз.
– Ну, ребята, вам просто повезло. Горы вас пропустили. Это сейчас штиль, даже ветра нет. Завтра начнется.
– Сегодня утром роса была, – заметил Том.
– Ты все эти равнинные приметы оставь. Тут утром роса, днем жара, вечером дождь, ночью град. Так что не советую задерживаться.
– А вода тут есть? – спросил Монгол.
– Вы с южной вершины? Значит, родник прошли пару часов назад. А второй – вон там, на Иване. Там и переночевать можно. Я как раз туда иду.
– Пройдешь мимо воды, и не заметишь. – Том посмотрел на Монгола.
– Погода здесь по-другому устроена, – продолжал Игорь. – Сегодня, скажем, тучки набежали. К вечеру, если много не набралось, то они растают, и до утра снова небо чистое. И так каждый день, только тучек все больше. Но если к обеду их станет много, – уже не рассосутся. Будто чаша переворачивается, и все. Льет как из ведра.
Свернув с дороги, они стали забирать к натоптанной тропе, тянущейся вдоль склона, туда, где заманчиво зеленело ровными рядами сосен седло горы.
– Там и родник, и от ветра можно спрятаться, – повторил Игорь. – А во-он там мята растет. Сейчас нарвем, чаю заварим.
Том никогда не видел такой мяты. Ее сочные, гнущиеся под собственным весом метровые стебли были покрыты мясистыми серебряными листьями. Они нарвали ее целую охапку, по дороге захватив чабреца, несколько полуоблетевших стебельков зверобоя, горсть ягод шиповника и еще какие-то известные только Игорю травы.
Вскоре, облегченно побросав сумки, они
