Здание горотдела стояло через квартал от НИИ. «Уазик» остановился на площадке около синей милицейской «Волги» с гербом на передней дверце. Здание ГОВД совершенно не подходило для такой организации. Облицованное голубым кафелем, вид оно имело несколько несерьезный. Даже внушительная вывеска не придавала ему должной солидности.
На первом этаже, за стеклянной перегородкой, на которой значилось «Дежурная часть», сидели капитан и два сержанта. У них Субботин узнал, как найти начальника. На втором этаже он отыскал нужный кабинет, постучал.
Половину стены длинного кабинета занимала карта города с непонятными значками и отметками. Т-образный стол, мягкие стулья, селектор — все как у многих других начальников ОВД, которых Субботину пришлось повидать по долгу службы.
В кресле сидел сухощавый седой подполковник. На его кителе светился синей эмалью университетский ромбик и тускло поблескивал бронзовый значок «Отличник милиции». В правой руке он держал сигарету, а левой прижимал к уху телефонную трубку.
— Да, — говорил он в микрофон. — Ну, а что я могу поделать? Это не мое дело. — Он кивнул Субботину и показал глазами на стул, потом язвительно произнес в трубку: — Ах, воспитывать милиция должна! У вас целый трудовой коллектив, он и должен заботиться, чтобы его члены не попадали в вытрезвитель. Я понимаю, что премии горят. Но сделать ничего не могу. Все, до свидания. У меня люди.
Подполковник бросил трубку на рычаг.
— Замучили! Как в прошлом году ввели Указ по пьянству, каждый день эти звонки — нельзя ли бумагу не направлять на работу? Вы из военной прокуратуры?
— Оттуда.
— Ну, у вас жизнь полегче.
— Не сказал бы.
— Все равно, — махнул рукой подполковник. — Солдаты у вас люди положительные, воспитанные.
— Не всегда, — покачал головой Субботин.
— Все равно не сравнить с нашими. Знаете, сколько у нас условников с обязательным привлечением к труду. «Химики». Половина завода — они. Смотри, что вытворяют… — Начальник ГОВД ткнул пальцем в лежащую перед ним сводку, и в его голосе послышалась неприкрытая злость. Видно, и впрямь натерпелся. — Кражи за последнюю неделю, два изнасилования, менее тяжкие телесные повреждения. Спецкомендатура с ними не справляется — все на наши плечи ложится.
— Да, народ интересный, — улыбнулся Субботин. — Я с ними несколько раз сталкивался.
— А я каждый день. Ну да ладно. Как я понял, вы к нам из-за кражи в военторге?
— Да.
— Что я вам могу сказать? Люди работают. Если что выясним — сообщим.
— Мы сами кое-что выяснили. Предполагаем, что кражу совершил один гражданский.
— Так, так. — Подполковник забарабанил пальцами по столу. Ему, в отличие от начальника политотдела дивизии, было выгоднее, если б кражу совершил военный. Кража госимущества в крупных размерах с проникновением — тяжкое преступление, для отчетности ничего хорошего.
Рост преступности меньше всего зависит от милиции. Все это понимают, и все равно существует традиция, по которой за количество преступлений несут персональную ответственность прокурор и начальник милиции.
— Я сейчас вызову нашего сотрудника, — сказал подполковник. — Он занимается этой кражей. Помощь, которая от нас требуется, мы окажем.
Начальник отдела нажал кнопку на селекторе:
— Рагозин, зайди ко мне.
Вскоре в кабинет вошел крепко сбитый, лет тридцати мужчина. На нем был выутюженный, ладно сидевший костюм. Лицо открытое, глаза живые, с легкой иронией. «Видимо, в этом году отпуск успел отгулять», — решил Субботин, обратив внимание на коричневый загар.
— Вот товарищ из военной прокуратуры, — представал подполковник. — А это капитан Рагозин, старший оперуполномоченный розыска. Так что действуйте.
В коридоре Субботин протянул оперативнику руку.
— Сергей.
— Николай. — Оперативник крепко пожал руку. — Пойдем в мой кабинет, там обговорим детали.
В большом кабинете на первом этаже стояли три стола. За одним из них сидел молодой парень. Пиджак его висел на стуле, а на спине перекрестились ремни от кобуры. Он яростно стучал на пишущей машинке.
— Здравствуйте, — поздоровался Субботин.
— Он, когда работает, ничего не слышит, — сказал Рагозин и указал на стул: — Садись. Давай делиться информацией.
— Значит, так, — начал Субботин. — Мы выяснили, что ухажер продавщицы магазина, фамилия его Утягин, знал, что в незапертом сейфе хранится почти четыре тысяча рублей. В разговоре он упоминал, что это целое богатство, которое неплохо было бы прибрать к рукам.
— Как его имя?
— Осип.
Рагозин просиял:
— Мой старый знакомый! Как в розыск пришел, так он третьим был, кого я выловил. Многое забывается, но первая тройка помнится долго.
— Счастливое воспоминание, — усмехнулся следователь.
— Хорошего мало, когда свою жизнь меряешь подобными моментами.
— За что ты его тогда посадил?
— Почти за то же. Приспособился с завода шины таскать. Грузит он их в машину с забора, тут я и появляюсь. Происходит историческая встреча. Тип неприятный. Пьяный — дурной, трезвый — злой. Зачем он вашей продавщице понадобился?
— Любовь зла. И как мы его крутить будем?
— Сначала обыск. Найдем краденое — сразу все на свои места встанет. Не найдем — все равно, думаю, расколоть его сможем. Главное — неожиданность.
— А потом нам выволочку дадут за незаконный обыск.
— У тебя же показания есть, что он знал про деньги и глаз на них положил. И личность сомнительная. Думаю, оснований для обыска достаточно.
— Я тоже так думаю. Но сейчас, сам знаешь, время какое.
— А что ты предлагаешь?
— Поехали. На месте сориентируемся, — Субботин поднялся со стула.
Рагозин открыл сейф, достал пистолет, сунул его в кобуру под мышкой.
— Идем.
В машине Рагозин завистливо сказал:
— Богато живете. На машинах разъезжаете.
— Редко. Чаще на автобусе. Вперед, — велел Субботин шоферу, и тот медленно начал выруливать со стоянки.
— На работе Утягина уже нет, смена закончилась. Едем к нему домой.
Машина плавно катила по асфальту. Субботин и Рагозин разговорились. Оказывается, они закончили один университет, только Субботин на год раньше. Рагозин поработал следователем, но не понравилось — много писанины. Перешел в уголовный розыск. В этом году возвращается в родной город, где ему предложили место в областном управлении.
Наконец машина выбралась на самую окраину. Город хоть и небольшой, но растянутый, поэтому ехали минут пятнадцать. Свернули во двор обшарпанного четырехэтажного дома.
