искренне. — После такого я просто обязан жениться на тебе. — Бью его ладонью в грудь — дурак! — и он смеётся, но как-то невесело. — Ты в мою жизнь наоборот добавила красок, и как я тебе отплатил?
Чего?
25
— Давай хотя бы между нами не будет цирка? — упрашиваю. — Хочется, чтобы где-нибудь всё же было что-то стабильно-спокойное, от чего не тянуло бы свернуться где-то в уголке и поплакать.
— Стабильно-спокойное, говоришь? — словно нарочно растягивает мои слова, но задумывается как будто серьёзно. — Думаю, на такое я могу согласиться.
Я вымучиваю улыбку, узнавая свои же слова, которые он мне снова вернул, и с удивлением обнаруживаю, что его ладони по-прежнему согревают мои плечи. У меня уже не было моральных сил бороться с чем-либо, так что я безропотно позволила ему приобнять меня и подвести к стоявшему неподалёку такси. Мы молча доезжаем до парка, и всё это время его рука всё также по-хозяйски лежала на моих плечах, и даже когда мы шли к его машине, что сиротливо стояла у тротуара перед воротами парка, не отнял её. Хотя бы сегодня позволила себе не думать, как это выглядит со стороны: я, сидящая в машине, и Стас, который вместо меня пристёгивает мне ремень безопасности. А когда он галантно открыл мне дверцу во дворе дома, я почувствовала благодарность и приятное тепло, разливающееся от шеи до самых пят. Молчу, когда он, подстроившись под мой шаг, идёт слишком близко — так, что наши плечи периодически соприкасаются, хотя ширина дорожки вполне позволяла оставить между нами метр свободного пространства.
Это всё из-за усталости, и завтра я всё буду отрицать, но сегодня просто хочется… Хочется!
Стас зачем-то проводил меня до самой моей комнаты, словно парень девушку до подъезда после свидания, и по пути нам не попалась ни одна живая душа, хотя обычно ты на кого-нибудь да натыкаешься. Возле двери я использую свои отговорки про усталость в последний раз, когда он прикасается губами к моей щеке и задерживается там чуть дольше, чем нужно. В его взгляде ни намёка на издёвку или шутки, и это наверняка должно что-то значить, но я не хочу разбираться в этом сейчас.
— Спокойной ночи.
Я желала ему этого без своих привычных подколов или осуждения, и он это знал: такое сложно не заметить, раз уж я даже на его неожиданный поцелуй не отреагировала привычной вспышкой негодования.
— Спокойной ночи, — произносит он в ответ и оставляет меня в одиночестве.
Были ли в моей жизни вечера страннее, чем этот? Так навскидку и не вспомнить.
«Это всё из-за благодарности, — убеждал внутренний голос, когда я вышла из душа. От усталости даже забыла про ужин, но я с лихвой восполню его завтраком. — Ну, знаешь, когда ты чувствуешь, что чем-то кому-то обязана».
Это был обоснованный довод. Стас достаточно часто меня защищал, хотя и не должен был, и ещё и откупился от Макса, а ведь мог просто откреститься от нас обоих: в конце концов, мои передряги его не касаются. Но он в последнее время ведёт себя так, будто я ему небезразлична — не задумываясь о том, что можно поступить и по-другому.
Не взваливать на себя чужие проблемы, например, чтобы не усложнять свою жизнь.
Эти мысли не дают мне уснуть, хотя ещё пару минут назад веки можно было разлеплять домкратом; я чувствовала, что начинаю нервничать: если это правда, как вести себя с ним? В его жизни теперь не было Инги, но даже если я не стала разлучницей, могу ли… Нет-нет, не могу.
Но почему же так хочется?..
Думаю, всё дело в его поведении. Редко встречаются люди, которые держат обещание, берут на себя ответственность или молча решают проблемы — одним словом, такие, рядом с которыми чувствуешь себя в безопасности. Он словно был героем, сошедшим со страниц романов, которыми я зачитывалась на первом курсе, пока не стало ни до чего, кроме учёбы. После в мою жизнь сунул нос Пожарский, и его красивые жесты сбили меня с толку, затянув разум туманом и не дав разглядеть в нём отсутствие всех этих важных для мужчины качеств. Первая любовь — если это была она, конечно, — действительно превращает людей в недалёких, ничего не замечающих идиотов, так что своей слепоте я не особенно удивляюсь.
Зато после я насмотрелась на Стаса.
Теперь я хочу видеть рядом с собой только такого человека, хотя значит ли это, что этим человеком может стать Стас? Странно, но говоря о «только таком человеке» моё воображение подсовывало одну-единственную кандидатуру. «Не усложняй свою жизнь, да и мою заодно», — так он, кажется, однажды выразился. Интересно, это его предупреждение всё ещё в силе, или он уже давно забыл про все свои установки и правила?
Так много вопросов, на которые хотелось получить ответ… и я не видела причин, почему не могла пойти и прямо сейчас спросить его. На этот раз я увидела не просто свет из-под двери, ведущей в его кабинет — она была приоткрыта, будто он с самого начала знал, что я приду, и теперь приглашал меня войти без стука. Это были, конечно, всего лишь мои собственные мысли, но перед тем как постучать, я заглянула внутрь одним глазом.
Баринов мирно дремал, уронив голову на сложенные на столе руки, и, кажется, уже видел десятый сон. Сердце в груди словно чем-то прищемило, пока я стояла и наблюдала за этой незнакомой, новой версией Стаса, и думала о том, как поступить: разбудить его, накрыть одеялом или просто уйти. Жалость к этому вечно работающему человеку пересиливает, и я выхожу в коридор, на секунду запнувшись за мысль о том, не похожа ли на маньяка, входя без разрешения в его комнату. Не позволяю себе разглядывать обстановку — просто стаскиваю одеяло и, вернувшись обратно, стараюсь осторожно накрыть парня.
Как оказалось, у Стаса невероятно чуткий сон: чудо, что он моё дыхание не услышал.
Резко распахнув глаза, он вскинулся и схватил меня за локоть, заставив испуганно пискнуть. По его лицу становится заметно, что он не совсем понимает, где он, и что происходит, а мою руку схватил, скорее, на инстинктах.
— Алина? — сонно спросил; где-то внутри шевельнулось нечто очень похожее на нежность. — Что ты здесь делаешь?
— Снюсь тебе, — нашлась я с ответом.
Не хватало ещё подкидывать ему причин для подколов, их и так хватает.
По его губам расползается какая-то странная улыбка — не то мечтательная, не то блаженная, но по-прежнему
