пришедший проводить в поход капральство, троекратно провозгласили «ура». Царь на шлюпке прибыл на соймоновское судно, привез поздравления генерал-адмиралу с законным вхождением в жалованное достоинство. За монархом последовали министры, генералы, штаб и обер-офицеры. Апраксин со слезами на глазах принимал поздравления, потчевал вином прибывших. А Соймонов с немалым страхом следил уже не за тем, чтобы командовать, а как бы не опрокинуться, поскольку его небольшое двухмачтовое суденышко не вмещало толикое множество людей.
По окончании церемонии Федор Матвеевич повелел учинить генеральный сигнал о походе. И все тотчас же пришло в движение. Сутолока поднялась превеликая. Несколько лодок, не справившись с течением, опрокинулись и затонули. Солдаты и казаки матерились, вылавливая амуницию... Потом пушечной пальбою провожали конницу, которая должна была по берегу догнать армию и соединиться с нею в назначенном месте.
За всеми беспорядками в оставшийся день дотемна едва сумели пробежать верст тридцать. И возле Иванчуга, рыбного промысла Троице-Сергиевского монастыря, большие суда стали на якорь. Следующую стоянку наметили у Ярковского устья, а первая морская остановка — у острова Четыре Бугра. Здесь на гукоре генерал-адмирала состоялся совет для определения порядка похода. Решили, что государь на корабельном боте своем будет авангардией, а все малые весельные суда, островские лодки с солдатами и москворецкий струг последуют за его величеством вдоль берега. Слишком пестрым оказался состав флотилии.
Ластовым судам под командою капитана фон Вердена и другим, из бывшего картографического отряда, велено было идти прямо к острову Чеченю и там ожидать указа. Гукору и шнявам держаться берега, сколь позволит глубина. Если же погодою суда разнесет, то собираться всем к устью Терека, где стоял пограничный острог Терки с невеликим гарнизоном.
Как полагали, так и вышло. Погоды на Каспии коварные, и городка Терки не миновали. Впрочем, вышло то по делу. Терский комендант передал государю письмо от шахского наместника шамхала Абдул-Гирея из города Тархи. Шамхал опасался персидских подстрекателей и волнений, а посему подтверждал свое подданство русскому императору и просил защиты. Петр отправил к шамхалу поручика гвардии Андреяна Лопухина с манифестом, переведенным на персидский и турецкий языки.
Положение городка-крепости Терки царю не понравилось. Стоял он на малом острову меж протоками. Вокруг — гнилые болота да озерки, заросшие камышом и чаканом, притоны для саранчи. Российский гарнизон, стесненный крепостными стенами, был слаб.
Петр вызвал к себе лейтенанта Соймонова. Велел взять двух местных казаков и идти шлюпками искать место, удобное для высадки войска на мысу возле реки Аграхан. Федор поспешил исполнить приказание. Меж тем снова налетел ветер, заплясали шлюпки на белопенных волнах. Казаки, не умевшие, как и большинство местных русских, плавать, крестились: «Господи, не приведи утопнуть...»
Долго пробивался Федор через камыши к берегу, пробовал топкую почву и снова выходил на чистую воду. К концу второго дня высмотрел все же верстах в пяти от устья Аграхана удобную полосу песка. С грехом пополам при крайней нужде можно было развернуть здесь и лагерь. Стали поворачивать и на обратном пути встретили в заливе императорский бот. Петр выслал навстречу шлюпку, велел скорее докладывать.
— Не чаяли мы, что ты сего дни к нам воротисси, — сказал он, выслушав доклад. — А для того дали генерал-адмиралу указ, чтоб около вечера стал на якорь. Но уж коли ты прибыл, то не медли. Поезжай к нему. Вели приказ тот отменить. Пущай хоть ночью идут, сколь смогут, к Аграхану...
Эх, не с руки было Федору после двух дней и одной ночи снова пускаться в путь. Однако нешто скажешь такое-то царю? Упросил капитана только гребцов сменить — матросы руки в кровь изодрали в камышах. И снова в лодку. А погода крепчала. Как добрались — не помнил, но приказ передал. Однако Апраксин выполнять его не спешил. Да и то верно, что шторм разыгрался преизрядный. Только выслал дозорного, как тут-то и поверстался с ним царский бот. Не утерпел Петр, сам приехал на гукор к генерал-адмиралу. А может, думал, что потонул его посланный.
Надо было принимать срочные меры, волны захлестывали людей в лодках, не успевали отчерпываться. В каюте Апраксина собрались все офицеры.
— А не затопить ли нам островки, чтоб на обратном пути поднять для возвращения в Астрахань? — спрашивал царь у собравшихся.
Апраксин молчал. Не подавали голоса и другие.
— Думай и ты! — велел Петр Соймонову, притулившемуся в углу. — Вить ты — морской!..
Набравшись смелости, Соймонов предложил отвести лодки за остров Ракушечный, верстах в двух отсюда, где приметил вроде бы спокойную гавань.
— Вон туды! — он показал рукою на одиноко стоявший осокорь.
Царь поглядел, дернул щекою.
— Сбирайся, поедешь со мною! — коротко приказал и вслед за денщиком Васькой Поспеловым стал спускаться по трапу на пляшущую в волнах лодку. — Покажешь и обскажешь на месте.
Мореходная, с острым килем шлюпка долго шла вдоль берега. Матросы рвали весла, противоборствуя волнам. Из-за стены камыша ничего не было видно, и Соймонов вел почти наугад. «Господи, только б не промазать...» — думал он. Петр все больше терял терпение. Наконец в небольшой прогалине мелькнула суша. Соймонов скомандовал поворот. Шлюпка саженей пять не дошла до отмелого берега, стала цеплять дно. Петр высадил гребцов. Но когда и это не помогло, велел снять банку и нести себя на берег.
— А ты держи за спину, — приказал он Соймонову. — А то переопрокинут императора...
Ступили на сушу. Он внимательно обошел всю полосу, осмотрел одетую тростником гавань и скупо одобрил выбор лейтенанта. После чего распорядился ставить лодки в намеченном им порядке.
На обратном пути, когда снова не без труда пробились сквозь густой камышовый заслон, Поспелов, чувствуя удовлетворение царя, сказал:
— Хотя и потрудились, да недаром, все же сыскали доброе место для островок...
Петр, довольный завершением беспокоившего его дела, назидательно ответил:
— И все на свете новы места трудами от обыскателей находятся. Америга и та не без трудов сыскана чрез толь далекий путь, обходя кап Боно Эсперанц...
Соймонов, сидевший на корме, заметил, что-де Россия имеет до Америки гораздо ближний путь, нежели европейцы.
— О каком пути толкуешь? Что об нем знаешь? — оживился царь, не упускавший возможностей поговорить о дальних плаваниях, а заодно и проверить знания своих офицеров.
Федор стал перечислять:
— От Волги на Каму-реку, а оттуда Тоболом в Иртыш;
