Собравшиеся чинно выслушали Благую весть о Синдикате, Яша долго распинался о льготах, выгодах и замечательном будущем тех, кто решится на Восхождение… Народ безмолвствовал. Наконец, в третьем ряду подняли руку и с места спросили:
— А в Германию вы не посылаете, случаем?
На этом мы вечер завершили… Улыбающихся и очень счастливых своих начальников Павлик повез в Москву. Нам же с Яшей возвращаться в ночь-полночь не имело никакого смысла. Накануне он заказал два одноместных номера в здешней гостинице, и наутро собирался показать мне какие-то, по его словам, потрясающие монастыри…
Последнее, что успела заметить я в этом чудном заведении, был «Устав охотника» в рамочке на стене, в котором я запомнила только первый пункт: «Уважай старших по званию и возрасту охотников»… Монументальный кирпичный, с не запирающейся дверью, туалет во дворе, зиял шестью черными, густо посыпанными хлоркой, пугающе большими отверстиями в полу. Как будто это помещение предназначалось не для охотников, а для крупной рогатой дичи.
Это был заповедник нетронутой советской власти — весь город Серпухов. И было это, — продолжу я былинным запевом, — в ста километрах от Москвы.
…Наутро мы взяли такси и поехали смотреть обещанные Яшей монастыри…
Все они восстанавливались, и частью уже были заселены. На входе в мужской монастырь мне велели надеть юбку, Яше — поверх шортов, — длинные штаны. Среди вещей, наваленных в жестяной бак, я разыскала черную юбку и надела ее поверх брюк. Яша нашел и напялил на себя огромные тренировочные штаны. Мы стали похожи на афганскую семью из Пешавара.
Потом во дворе монастыря мы сидели в тени от огромного тополя, и Яша рассказывал, как в восемьдесят седьмом году они с Маней гуляли здесь, — повсюду стояла трава по пояс, окна все были выбиты, краска с куполов облезла, в пустой и страшной колокольне гудел ветер… И даже бомжи сюда не забредали… Ни души… Тихо и поэтично… Сейчас же здесь кипела жизнь, шныряли туда-сюда богомольцы, послушники…
Яша пригорюнился и умолк, и я молчала, не мешая ему думать о Мане… В сторонке, у выхода с территории монастыря нас ждало такси, нанятое за полтора доллара в час.
По дороге в гостиницу я обратила внимание на огромную — несоразмерную для такого небольшого города — статую Ленина.
Таксист скучливо сказал:
— Он раньше стоял с протянутой рукой… Потом на руке один тут повесился. Актер тут, местного драмтеатра… он Лениных всегда играл… Так, говорят, похож был… даже без грима… Ну, в общем… перестройка тут, всякое такое… Перестали представлять по театрам. Человек работу потерял… Пил, пил… потом пошел и повесился. Ночью, на руке Ильича. И руку убрали.
— Как убрали? — воскликнул Яша.
— Ну… отрубили и переделали. Сунули в карман.
— А ну-ка, сдай назад… — попросил Яша. Таксист безропотно дал задний ход.
Да, Ленин стоял в несколько развязной позе: одна рука слегка заведена за спину, другая — в кармане. Ну, и пресловутая кепка на затылке.
— Тот еще типчик, — заметил Яша.
Мы стали вспоминать все памятники вождю, виденные в разных городах. В Ростове, например, Ильич стоял, выставив левую ногу и протянув вперед руку, как бы указывая — какие он оторвал себе классные ботиночки.
В Истре — домашний божок, метр пятьдесят, густо покрытый серебрянкой, он похож был на елочную игрушку.
В Клину — видимо, незримое присутствие великого композитора в исторической ауре города действовало облагораживающим образом даже на Ленина, — он и внешне был похож на Петра Ильича. Стоял в сквере, в свободной позе, без этих навязчиво указующих жестов в неизвестном направлении, одной рукой держась за отворот пиджака, ловко на нем сидящего, другую опустив в карман брюк, тоже неплохо скроенных, — элегантный англизированный денди. И выкрашен не пошлой серебрянкой, как Истринский, а краской цвета топленого молока, приятной для глаз.
Но, как правило, устремленный вперед вождь возвышался на центральной площади, грозно развернув плечи, в каком-то чугунном пальто…
Ленин по-прежнему оставался святым покровителем русской провинции. После года блужданий по российской глубинке, Москва стала казаться мне миражом, гигантской летающей тарелкой, случайно приземлившейся на берегах Москвы-реки и в любую минуту готовой сняться с места и исчезнуть в бездонном брюхе Вселенной…
…В час за нами приехал безотказный Павлик, и вновь проезжая мимо страшного памятника, Яша обернулся ко мне и сказал:
— А представь: ночь, ветер, поземка… ни одного фонаря… И на протянутой руке большого Ильича качается маленький…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из «Базы данных обращений в Синдикат».
Департамент Фенечек-Тусовок.
Обращение №3.895:
Робкий но настырный мужской голос:
— Я вас потревожу, можно? Такое дело: у нас в Новозыбково дом, ну, домик такой, две комнаты… Одну под овощной склад сдаем азербайджанской мафии… Грузовики разгружают тут беспризорники, голота обдолбанная… Вот, окна нам разбили, дважды поджигали нас… Ну, и мы решились ехать… в ваши края, деваться-то некуда… Так у меня вопрос: мы не потеряем там в качестве жизни?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
глава двадцать третья. Наш золотой лев
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл israel
«…через час надо поднимать моих, собираться в аэропорт… Хотя дочь, я уверена, уже не спит и предвкушает, как, едва приземлится самолет, она немедленно начнет обзванивать свою хевру, к которой рвется постоянно… Уже, вот, слышу ее шаги по комнате — застилает постель своим выцветшим заштопанным флагом… Квартира остается здесь на неделю под присмотром Жени… Бедная девочка все еще не может прийти в себя после скандала на презентации сайта… Я и сама, признаться, до сих пор очухиваюсь… Как вспомню эти позы… И главное, черт дернул нас подготавливать все так торжественно: приглашать Главного раввина России Колотушкина, соответствующих людей из УЕБа и других организаций, даже Гройс, сам Гройс, науськанный Ромой, почти явился на презентацию нашего сайта, во всяком случае, прислал письменное, весьма милое приветствие. Костян подготовил всю техническую часть безукоризненно: большой экран, динамики, чтобы слышна была речь экскурсовода на демонстрации «Прогулки в Яффо» — наш сайт ведь действительно один из лучших, и мы гордимся… гордились им вполне заслуженно. Рома говорит — кто-то нас сглазил… Кой черт — сглазил, возражает заплаканная Женя, — просто, кто-то из этих конкурирующих мерзавцев взломал сервер… Ну, уж в трех словах, так как надо бежать — готовить завтрак: Норочка Брук великодушно включила нашу Интернет-тусовку в программу ежегодной конференции по иудаике, что проходит в гостинице «Космос». В положенный час в зале «Юпитер» собралась приличная толпа: все-таки, молодежь по уши сидит в Интернете, а Женя — наша Женя, как это ни умильно, имеет репутацию одного из лучших дизайнеров… Белый экран скромно ожидал своего часа. Женя страшно волновалась. Костян до последней минуты возился с проводами, проводками и проводищами… Наконец выступила Нора Брук — в своем стиле: как прекрасны наши друзья и спонсоры… Потом я сказала несколько скромных и горделивых слов о том, как весьма небольшими силами мы сумели… и так далее. Потом минут десять выступал Главный — по нашей версии — раввин России Манфред Григорьевич Колотушкин: глобальные изменения в мире при сохранении Божественной власти… Наконец, я дала отмашку Костяну, тот погасил свет, сидящая у компьютера Женя включила экран… И первое, что увидела научная публика, студенты, аспиранты, профессура, священнослужители, — это огромные, во весь экран, нечеловеческие груди, которые с трудом удерживала на растопыренных ладонях какая-то блондинка с лицом удивленной гимназистки. Словно этот нежданный подарок свалился ей с неба. У меня потемнело в глазах, Костян ахнул, Женя завизжала и стала метаться. А кадры — все волнующие и разнообразные позы любви — сменяли друг друга на большом экране с какой-то чертовой резвостью.
Словом, — скандал, скандал, скандал… Нора утешает меня, я — ради Жени — делаю вид, что ничего страшного не произошло. Но настроение у всех нас соответствующее…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Как обычно, пригоршни огненного бисера внизу возникли в иллюминаторе неожиданно. Я всегда стараюсь уловить приближение этого праздника огней, но каждый раз гигантская наклонная равнина бисерных россыпей электричества с черной пропастью Средиземного моря распахивается внизу сразу и вся… Дочь, еще не налетавшая столько взлетов и посадок, как я, вскрикивает от счастья и обморочно затихает.
