Первоначально парк должен был открыться 18 мая, о чем «Вечерняя Москва» поспешила поместить бравурную передовицу Татьяны Тэсс: «Гребные лодки отчаливают от стоянок. Вода расступается, вода отлетает назад, тронутая розовым изумленным солнцем»[629]. Однако погода в столице стояла холодная[630], и парк заработал лишь 24 мая[631]. Чтобы показать, насколько злободневной для советской столичной прессы мая 1932 года была тема открытия сезона в парке культуры и отдыха, упомянем здесь и о сусальной «Поэме о парке» Ивана Молчанова, напечатанной в «Вечерней Москве» 30 числа[632].
Приблизительно тогда же Мандельштаму удалось ознакомить избранных слушателей со своей новой прозой об Армении. Оппозиционер-большевик Виктор Серж (Кибальчич), присутствовавший на этом чтении в номере одной из ленинградских гостиниц, вспоминал о Мандельштаме так: «Еврей, скорее небольшой, с лицом, полным сгущенной печали и беспокойными и созерцательными карими глазами. Мандельштам, высоко ценимый в литературном мире, жил бедно и трудно <…>. Кончив читать, Мандельштам спросил нас: “Вы верите, что это можно будет напечатать?”»[633].
Лето Осип Эмильевич и Надежда Яковлевна провели в доме отдыха Болшево.
1 июля 1932 года в «Вечерней Москве» сообщалось: «Вчера в 4 часа дня над Москвой пронесся сильнейший ливень с грозой»[634]. Мандельштамовские впечатления от последней июньской грозы легли в основу второго стихотворения из его «Стихов о русской поэзии»:
Зашумела, задрожала,Как смоковницы листва,До корней затрепеталаС подмосковными Москва.Катит гром свою тележкуПо торговой мостовой,И расхаживает ливеньС длинной плеткой ручьевой.И угодливо покатаКажется земля – пока,Шум на шум, как брат на брата,Восстают издалека.Капли прыгают галопом,Скачут градины гурьбойС рабским потом, конским топомИ древесною молвой[635].
Датировано стихотворение «Зашумела, задрожала…» четвертым июля, но как раз в этот день (и в несколько июльских, ему предшествующих) в Москве держалась ничем не примечательная «облачная погода без осадков»[636].
В четвертом номере «Нового мира» с помощью Михаила Зенкевича удалось напечатать два мандельштамовских стихотворения, а в шестом – еще четыре (последняя прижизненная публикация стихов Мандельштама состоялась в ноябре 1932 года – в «Литературной газете»). 8 сентября 1932 года поэт подписал договор с ГИХЛом на издание своей книги «Стихотворения» (издание света не увидело). В номере газеты «За коммунистическое просвещение» от 21 апреля 1932 года появилась мандельштамовская популяризаторская заметка «К проблеме научного стиля Дарвина».
В газете «За коммунистическое просвещение» служил давний и близкий приятель Мандельштамов Александр Осипович Моргулис (1898–1938). «Осип Эмильевич очень нежно любил моего мужа, – рассказывала в своих мемуарах вдова Моргулиса, пианистка Иза Ханцын. – Как мне помнится, таким же нежным взглядом он смотрел на своего младшего брата Шуру. У нас Мандельштам как-то смягчался, его внутренняя напряженность разряжалась; кроме того, он очень доверял литературному вкусу моего мужа»[637]. В газету «За коммунистическое просвещение» («ЗКП» – будущая «Учительская газета») Моргулис устроил на редакторскую работу Надежду Яковлевну. По этому поводу Мандельштам написал одну из своих шуточных «моргулет» (всего «моргулет» сохранилось около десятка. «Их законом было начинать со слов “Старик Моргулис” и получить одобрение самого “старика”», – вспоминала Н.Я. Мандельштам)[638]:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Старик Моргулис под сурдинкуУговорил мою женуВступить на торную тропинкуВ газету гнусную одну.Такую причинить обидуЗа небольшие барыши!Так отслужу я панихидуЗа ЗКП его души!
Другим партнером Мандельштама по шуточным и серьезным разговорам стал его сосед по Дому Герцена, талантливый крестьянский поэт Сергей Антонович Клычков (1889–1937). Из воспоминаний жены Клычкова В. Горбачевой, описывающих мандельштамовскую манеру чтения стихов: «Задорным петушком, таким культурным утонченным петушком выпархивает Мандельштам на середину нашей комнатушки и торжественно, скандируя, четко, кристально чисто (в сущности – это манера четкого чтения, но так как у Мандельштама, кажется, нет каких-то зубов, то, в общем, у него дикция плохая) произнося слоги, аккомпанирует замысловатому танцу ног»[639]. Из мемуаров Б.С. Кузина: «Однажды в каком-то споре с Мандельштамом он <Клычков> сказал ему: “А все-таки, О.Э., мозги у вас еврейские”. На это Мандельштам немедленно отпарировал: “Ну что ж, возможно. А стихи у меня русские”. – “Это верно. Вот это верно!” – с полной искренностью признал Клычков»[640].
Клычков в эти годы мучительно пытался выпутаться из истории, многими своими обстоятельствами напоминавшей мандельштамовскую эпопею с «Легендой о Тиле Уленшпигеле». В 7–8 номерах «Нового мира» за 1932 год он напечатал поэму «Мадур-Ваза победитель», являвшуюся вольной обработкой произведения М. Плотникова «Янгаал-Маа», созданного на основе мансийских народных сказаний. Против Сергея Антоновича было выдвинуто обвинение в плагиате. Дело «Плотникова – Клычкова» завершилось только в 1933 году – комиссия оргкомитета Союза советских писателей сняла с Клычкова обвинения в плагиате, одновременно решив вопрос о выплате материальной компенсации Плотникову за публикацию клычковской поэмы в «Новом мире». Мандельштам не без значения посвятил Клычкову третью часть своих свежесозданных «Стихов о русской поэзии» (27 июля 1932 года):
Полюбил я лес прекрасный,Смешанный, где козырь – дуб,В листьях клена – перец красный,В иглах – еж-черноголуб.Там фисташковые молкнутГолоса на молоке,И когда захочешь щелкнуть,Правды нет на языке.Там живет народец мелкий,В желудевых шапках все,И белок кровавый белкиКрутят в страшном колесе.Там щавель, там вымя птичье,Хвой павлинья кутерьма,Ротозейство, и величье,И скорлупчатая тьма.Тычут шпагами шишиги,В треуголках носачи,На углях читают книгиС самоваром палачи.И еще грибы-волнушки,В сбруе тонкого дождяВдруг поднимутся с опушкиТак – немного погодя…Там без выгоды уродыРежутся в девятый вал,Храп коня и крап колоды,Кто кого? Пошел развал…И деревья – брат на брата –Восстают. Понять спеши:До чего аляповаты,До чего как хороши!
