такую работу взял пару тысяч. Но с вас… Возьму двести пятьдесят рублей, из которых аванс десять, — я взял со стола ассигнацию и убрал в карман. — Остальные, когда решение суда вступит в законную силу. Путь наш потребует определённого времени, но он понятен и вполне проходим. Пойдёмте прямо сейчас в жилищный департамент.
* * *
С начальником департамента мы столкнулись на пороге, он держал в руках папку и собирался куда-то уйти.
— Здравствуйте, я адвокат Аркадий Филинов, а это…
— Я знаю Любовь Ивановну, — плавным и неожиданно интеллигентным для чиновника такого уровня ответил начальник департамента. — И историю её знаю. Мы не можем ей помочь.
— Всё так. — кивнул в ответ, — Хочу согласовать свои действия. Завтра придёт невестка Любовь Ивановны и подаст от имени маленькой девочки…
Начальник департамента шумно и протестующе засопел.
— … заявление. Так, мол, и так, прошу передать мне половину квартиры моего покойного деда.
— Вот, молодой человек! Вы вроде сначала соглашаетесь, а потом тут же пытаетесь меня окучить, ещё и ребёнка приплели.
— Не пытаюсь, — я поднял раскрытые ладони в примирительном жесте. — Я не пытаюсь получить от вас невозможное. Вы на такое заявление должны отказать, об этом и прошу.
— Мы и откажем, — непонимающе хмурился он.
— Всё верно. Об этом и прошу.
— Мы так и так откажем, зачем меня ловить на пороге как мышь в кладовой?
— Затем, что мы в этой истории действует открыто, честно и прямолинейно. Я хочу, чтобы мой манёвр был вам понятен. Вы в своих отказах часто пишете, дамы и господа, ситуация ваша сложная, можем вас с ней направить только в суд.
— Мы так напишем, и вы пойдёте в суд и обжалуете наши действия и бездействия? — безрадостно отозвался чиновник.
Любовь Ивановна переводила взгляд с меня на него, но большую часть беседы от неё ускользала.
— Пойду в суд, но ни в коем случае не обжалую ваши действия. Зачем мне идти на вас войной? Всё строго наоборот. В суде я скажу, ситуация сложная, мы обратились в профильный республиканский орган, и он вынужден нам отказать, потому что у нас не остаточно оснований и, к тому же он связан инструкциями и законами, где ему не дано право мимо нотариуса что-то кому-то отдавать, это право есть только у суда.
— Так и есть, слово в слово.
— А раз внесудебного механизма нет, суд мой вопрос рассмотрит и не будет считать, что в нём виноваты органы города, они про историю знают, но помочь бессильны, о чем и свидетельствует ваш отказ.
— Хм. Согласен. Напишу и прослежу чтобы оговорку про суд мои подчинённые не забыли. Жду заявления, поставлю на контроль. Это всё?
— Да, Юрий Владимирович, это всё.
— Вы и правда ей поможете? — неожиданно смягчился непробиваемый чиновник.
— Да, — просто ответил я.
Он неожиданно тепло и жарко пожал мне руку.
— Это будет, очень доброе дело, Аркадий, очень доброе.
— Стараемся!
* * *
Распрощавшись с Любовь Ивановной, которой я придал черновик заявления в департамент, не стал возвращаться в офис. Настроение отличное, прогуляюсь по рынку.
Там, среди развалов я обнаружил мужичка, который торговал, как мне показалось, разворованным музейным имуществом.
— Дедовский сундук продаёте? — на пробу пошутил я, указывая на стёганные поношенные жилетки, истертые сёдла, низкого качества и не новые сбруи, какие-то потасканные рубахи и видавшие виды кожаные сапоги.
— Вы верно не местный?
— Недавно из колледжа вернулся, — уклончиво ответил я.
— Дык степняков же разбили. Его сиятельство граф Кротовский и поборол. Ну, кое-какие трофеи ребятки попросили меня продать.
— Везде успевает наш Кротовский. А что, сабли степняков тоже есть?
— Конечно! Сталь отменная! Без ножен сто, с ножнами сто двадцать.
Он достал и с грохотом высыпал на прилавок дюжину единиц клинкового оружия самого паскудного качества, в массе своей заляпанного грязь и кровью, тупых и истертых. Надо думать, что все хорошие образцы он сбыл оружейникам, остался только некондиционный хлам.
— Показывай, голубчик, какой есть доспех, кольчуги, многослойные кожаные куртки.
— Вам зачем? На грабителя вроде не похож? Аль из благородных бандитов?
— Я не разбойник, мне чтобы на Изнанку ходить и зверь не подрал.
— Все вы так говорите… Ладно, моё дело торговое. Но если спросят, донесу.
Вздохнул. Какого-то ограничения на обращение оружия и снаряжения, если, конечно, оно не качестве имперской армии и использует «закрытые технологические решения», не существовало, так что это он жути нагоняет. Да и доспехом это было назвать сложно.
Глава 22
— Гражданин торговец, а почему у тебя эта стёганка воняет как будто ты её сюда вез на спине самого вонючего в мире козла долгим-долгим путём с берегов Индийского океана? — высказал свои соображения о специфике товара я.
— Ничего вы не понимаете, гражданин хороший, это запах степей!
— Они умерли, твои степи?
— Гордые степняки носили эту одежду не снимая.
— Да ладно, их бы за пару вёрст вычислили бы по аромату.
— А они быстро скачут, не успеваешь сообразить.
— Хитрые… Ладно, беру эту телогрейку с пришитой намертво кольчугой на сыромятной коже.
— Шлем? Вы посмотрите какое шлем! Вам очень идёт, я сам такой же ношу, но он сейчас дома.
Скептически посмотрел на шлем из нескольких слоёв шкур, скрепленных при помощи многолетнего слоя грязи, степной пыли и пота наездника.
— Нет, мне доктор не велел, а то облысею. Вот эту саблю беру.
— Лучшая в мире сталь!
— Что ты заливаешь! Сырое железо, кованное в приямке на печи, которую топили кизяками. Смотри.
Я ударил одной саблей о другую и на обоих закономерно остались щербины.
— Эй, не надо портить мой товар!
— Товар твой фуфло. За саблю с ножнами сорок, за вонючий кафтан и кожаные штаны ещё сорок.
— Это тончайшая работа восточных мастеров!
— Степняки делали их из подручных материалов, опившись своего кумыса и чтобы скоротать время. И это не одежда элитного кхана, а накидка от рядового шального кочевника. Восемьдесят за всё.
— Помилуйте, добрый господин, это стоит как минимум двести пятьдесят! И это ещё из уважения к вашему титулу. Не лишайте куска хлеба моих детей!
— Что ты буровишь? Нет у тебя детей, по крайней мере таких чтобы ты о них
