Ратман заявил воеводам:
- Мы не посылали к вам тех, кто поехал к царю. Это ваша ошибка, а их самовольство. Мы никогда не хотели и теперь не хотим отложиться от Ливонии. Власть магистра - единственная законная для нас власть.
Им ответили:
- Тогда вы останьтесь у нас, подождите возвращения от царя тех, прежних ваших послов, с ними и поговорите. Яким и Захар скоро приедут из Москвы и покажут вам договор.
Послы не соглашались на это - ушли обратно в Нарву. Воеводы отпустили их с честью.
- Коли так, господи благослови!.. - сказал с хмурой улыбкой Куракин, даже рукава засучил. - Возьмемся за дубину. Не к лицу русским людям терпеть обиды от стада свиней.
За реку был переброшен небольшой отряд - сторожа под началом Герасима.
Хотелось проверить: нападут на него командоры или нет. Другой отряд ратников был спрятан в засаде.
Зеегафен, увидев русских, тотчас же погнал своих латников против немногочисленной сторожи, которая и отступила к берегу. Тут выскочила засада. Произошла схватка. Обе стороны потеряли несколько человек убитыми и пленными.
Пленные кнехты, приведенные в Иван-город, были равнодушны к неудачам Ливонии.
Они сказали:
- Ругодивцы изменили вашему государю. Они поклялись не сдаваться вашему царю и великому государю. А ревельский командор и вовсе не хочет защищать Нарву. Третьего мая он уведет свое войско. Отпустите и нас! Мы тоже уйдем с ним. Хотим вернуться к себе, на родину, в Баварию.
Их обезоружили и отпустили, но только не в Ревель, а на юг, ко Пскову. Никто никогда в русском войске не верил ландскнехтам, зная их продажность. Русскому воину было непонятно, как можно торговать собой.
Нарва всерьез готовилась к боям с русским войском. От своих обещаний, от своих послов, от всякой мысли о присоединении к России нарвское рыцарство наотрез отказалось.
Всех находившихся в Нарве русских загнали в казематы, стали подвергать страшным пыткам: выкалывали глаза, отрезали языки. Перевели в башню и пленницу Колленбаха, заковав в цепи.
В городе началась паника. Большая часть жителей торопилась спрятаться в замок. Туда пускали с разбором. У ворот дежурило много ландскнехтов. На проход и проезд в замок требовалось разрешение нового фогта, а он скупился давать такие разрешения.
Черный народ продолжал негодовать. Происходило много столкновений между кнехтами и городскими жителями.
Так прошел беспокойный день десятого мая.
Вечером страшно было ходить по улицам. Воры и разбойники подстерегали прохожих, грабили, убивали.
Ночью Параша, глядевшая из решетчатого окошечка своей темницы в сторону Иван-города, вдруг увидела внизу, в Нарве, вырвавшийся из одного дома столб огня. Сначала она подумала, что это сжигают мусор; это нередко делали в Нарве. Но потом, когда огонь разросся в громадное пламя, перебросился на ряд строений, Параша поняла, что начинается пожар.
Набежали люди с баграми, с кадушками; их освещало быстро растущее пламя. Ветер рвал огонь в клочки, перебрасывал с одного дома на другой глазу трудно было уследить за быстрым распространением огня. Теперь уже пламя полыхало в разных концах города.
Толпы народа с пожитками, с детьми бросились к замку. Ворота под натиском толпы распахнулись. Раздался крик, вой, шум в замке. Выскочили сторожа с копьями. Они преградили жителям дорогу в замок. Те, не имея сил справиться с вооруженными разъяренными кнехтами, смиренно приютились во рву, под стенами замка, проклиная рыцарей, которых обвиняли в том, что они в пьяном виде, по неосторожности, положили начало этому страшному пожару.
К ночи весь город был объят пламенем. Огненный шквал метался по улицам, зажигая все, что способно было гореть. Параша видела бежавшую по площади перед замком собаку; все дороги ей были преграждены огнем. Сквозь огонь она бросилась к замку, но тут ее заколол копьем караульный у ворот. Видны были освещенные пожарищем хохочущие лица немцев-кнехтов.
На девушку напал ужас. Она стала изо всех сил барабанить в железные двери - на стук никто не отвечал.
Герасим, купавший в реке коней, увидел в Нарве огонь. Быстро оделся, собрал поводья у коней, вскочил на одного из них и помчался вверх по берегу в крепость. Думал известить о том воевод, но когда въехал на площадь, то увидел большую толпу, смотревшую в сторону Нарвы.
Андрейка товарищу обрадовался, встретил его радостным восклицанием:
- Пошла потеха из винного меха! Гляди! Допировались!
- Не миновать и пушкам пировать! - заметил Герасим, соскакивая с лошади; торопливо повел он коней в сарай, усмехнулся: "Обождите, расплатитесь вы у меня за Парашу!" Но, поставив коней на место, он вдруг задумался. Огонь не разбирает. Избави бог, Параша... В голове помутилось от страха и жалости.
На площади - столпотворение! В толпе посадских зевак сновали ратники с копьями. На них кричали сотские и десятские; горнисты пронзительно трубили сбор. Герасим увидел выехавших на конях из ворот монастыря всех воевод. Тут были и Куракин с Бутурлиным, и Данила Адашев, и Алексей Басманов, и другие воеводы.
Войско готовилось к бою. Андрейка убежал к своему наряду. Пушкари шумели поодаль на пригорке, спускали на канатах пушки под гору. Часть пушек готовили переправить на плотах на нарвский берег.
Нарва полыхала. В густоте дыма огненной бури то скрывался, то вновь появлялся темный каменный замок, впиваясь в Иван-город черными зловещими глазами башенных амбразур.
Посадские женщины Иван-города плакали, глядя на пожар. Монахи расхрабрились, нацепили на себя сабли: "латинскую ересь" собрались истреблять.
Генриетта, прижавшись к отцу, печальными глазами смотрела вдаль на пожар: "Сгорит все наше добро там!"
Андрейка возился около своих пушек. Ратники вместе с ним перетаскивали волконейки на бугор, повыше откоса. Отсюда было удобнее всего стрелять по городу.
Внизу, на реке, - суета сует! Толкая друг друга, ратники с боевым азартом бросались в лодки, иные вплавь на досках, иные на снятых с петель воротах, а кто и вовсе поплыл через реку, как был, в одежде. Татарские всадники пустились вплавь на конях, поднимая над водой свои пики и луки.
К Андрейке подъехал Басманов, приказал ему открыть огонь.
Андрейке помогал Мелентий. Большого труда стоило установить пушку так, чтоб ядро, перелетев через реку, попало в пригород.
- Надо, чтоб стреляние с сего бугра было возвышенное, дугой. Коли мы так дуло опустим, то в ядре тягости более будет, - растолковывал он Мелентию. - По причине тягости той ядро на бегу не долетит, утопнет в реке... Приметливое ядро верхнего воздуха ищет. Дух у ядра сильнее, коли наверху. Ставь так, ставь! Гоже! К сильнейшему удару удобно... Засыпай порох! Клади поболе! Первое ядро изгоним, гляди, вон в то место; видишь? Где огня нет.
Андрейка поднес фитиль, запалил...
Взметнулось яркое пламя. Со свистом и воем тяжело полетело каменное ядро в город.
Андрейка согнулся, сложил ладонь трубочкой и стал присматриваться, куда упадет ядро. Вокруг пушки расплывались клубы дыма, пахло селитрой.
- Отчего у нас ядро свищет? Отвечай, - с хитрой улыбкой спросил Андрейка.
Мелентий не знал, что ответить.
- Оттого, братец мой, что сильный воздух и ветер. Ядерному бегу он противится; при многом стрелянии воздух разбалтывается, не таков густ будет... В те поры не станет ядра свищущего, но тихо оно полетит, и прилежнее на ядро смотреть. Ну, клади ядро огненно!.. Проворь!
Мелентий вложил огненное ядро.
Андрейка погладил пушку.
- Остыла. Дорогая моя! Послужи нам честью! Ну, Мелентий! Валяй, сыпь порох! Еще прибавь. Подтяни рыло у пушки на два пальца... Буде!
Опять выстрел. Теперь по рву близ замка.
- Повтори-ка вдугорядь сам, один, а я пальну из той сиротинушки... Пали каменным ядром, а я - огненным...
Вышел приказ о непрестанном стрелянии. Пушкари весело засуетились и на стенах и на буграх Иван-города. Наряд, растянувшийся цепью вдоль берега, поднял такую пальбу, что даже церковный благовест заглушил. Земля дрожала от грохота выстрелов; голосов расслышать было невозможно.
В день метали до трехсот медных, каменных и огненных ядер, иные весом в пятьдесят фунтов.
Обозники привезли из пушкарского сарая кадушку с конской мочой. Андрейка помочил прибитую к шесту тряпку в кадушке и смазал ею отдыхавшие орудия как в дуле, так и снаружи, чтобы охладить бронзу. Такое охлаждение, как объяснил Андрей зевавшим молодым ратникам, наилучшее, делающее пушку безопасной.
Перебравшиеся на ту сторону реки ратники дружно, плечом к плечу, навалились толпою на городские железные ворота и, продавив их, с гиканьем ринулись в город, сметая на бегу ощетинившихся копьями немцев.
Впереди всех бежал без шапки с обнаженным мечом Василий Грязной. Громким, боевым криком он подбадривал своих ратников. Сбитые с ног кнехты падали на землю, прося пощады; Грязной рубил врагов направо и налево. Рассвирепевшие воины разбили их наголову, а затем побежали дальше, туда, где еще не успел распространиться огонь. Герасим был недалеко от Грязного. Стрелы и пули свистели вокруг них.
