В июле 1915 г. штаб Черноморского флота получил указание Ставки – готовность десанта на Босфор относилась на весну 1916 г., не ранее мая7. Проблема заключалась прежде всего в общей технической неподготовленности к десанту. План сформирования транспортных сил был явно сорван. В конце июля 1915 г. в составе транспортной флотилии под командованием А. А. Хоменко находилось семь отрядов, распределенных между Севастополем, Одессой, Николаевом и Херсоном. В них числилось 82 транспорта (из них 18 грузовых) и два госпитальных судна8. Увеличить эти силы за счет строительства было невозможно, поскольку основные судостроительные мощности России были задействованы для производства военных кораблей; что касается фрахта судов, то он с трудом покрывал потери флотилии. С августа по ноябрь 1915 г. после длительных переговоров удалось зафрахтовать один румынский, два бельгийских и четыре итальянских парохода и купить в Румынии шесть буксиров. За то же время было потеряно два крупных транспорта. Кроме того, новые суда требовали и новых экипажей, а также вооружения, которые собирали для А. А. Хоменко из Гвардейского флотского экипажа, Сибирской флотилии и прочих9.
Даже в конце 1915 г. для перевозки трех корпусов – 2-го и 16-го армейских и 5-го Кавказского (всего 1600 офицеров, 42 тыс. солдат, 6500 лошадей и 2 тыс. повозок) требовалось неприемлемо долгое время. Отчет по Транспортной флотилии от 9 (22) декабря 1915 г. был точен: из 122 транспортов, шести ледоколов, трех катеров, 25 парусно-моторных шхун и 10 водоналивных ботов для перевозки могло быть выделено 52 транспорта. Перевозка этих корпусов на расстояние 300 миль при эскадренном ходе флотилии в шесть узлов заняла бы: девять рейсов – с лошадьми, семь рейсов – с повозками, четыре рейса – со всеми рядовыми и унтер-офицерами и три рейса – со всеми офицерами. Рейс в среднем занимал около 13 суток: сутки на посадку войск; сутки на выход флотилии за минное ограждение; двое суток на переход до места высадки; трое суток на организацию высадки; двое суток на обратный переход; сутки на переход через заграждение до Одессы; трое суток на восстановление запасов угля и воды. Итого – от 39 (три рейса) до 117 (девять рейсов) суток. Эта цифра к тому же могла увеличиться. Прием запаса угля и особенно воды (2,5 млн ведер) для 52 войсковых транспортов мог увеличить рейс еще на сутки10.
Летом 1915 г. центральные державы достигли значительного успеха в наступательных операциях на русском фронте. Последствия русского отступления в Галиции и Польше давали о себе знать далеко за пределами Балкан, например в Месопотамии, где с конца 1914 г. англичане контролировали устье Тигра и Евфрата. Весной 1915 г. здесь уже действовали две англо-индийские дивизии, которым противостояло несколько полков регулярной турецкой пехоты, поддержанной арабскими конными ополчениями, – от 10 до 12 тыс. человек11. В начале марта 1915 г. турки попытались перейти в контрнаступление, которое имело частичный успех. Они потеснили англичан на ряде участков, но этот успех был недолговечен. 14 апреля турецкая группа войск «Ирак» была разбита и отброшена назад12. К концу мая численность англо-индийских войск в Месопотамии достигла 14 тыс. человек. Британскими экспедиционными силами командовал генерал-майор Чарльз Таунсхенд, имевший солидный опыт действий в Африке и Азии и репутацию отличного штабного работника.
3 июня 1915 г. англичане при помощи речной флотилии вновь нанесли поражение туркам у Амары, в 87 милях выше Курны и почти в 200 милях от своей основной линии снабжения – моря. Были захвачены 17 орудий и 1800 пленных. 24 июля последовала еще одна победа – под Насрие, и турки, потеряв 1000 пленных и 17 орудий, на следующий день оставили город без сопротивления13. 10 августа Ч. Таунсхенд получил от своего главнокомандующего сэра Бошампа Даффа приказ двигаться на Кут-эль-Амару. Он должен был разбить турецкие войска под командованием Нурэддина-паши, но после этого не двигаться вперед «ни на дюйм». Помогать экспедиционному корпусу было нечем: положение на границе Британской Индии с Афганистаном и в Персии было тревожным. Б. Дафф писал: «Новости из Варшавы, политически говоря, наиболее неблагоприятны для нас в Индии. Весь Восток начинает думать, что немцы победят»14.
Сами немцы не были так уверены в своей победе. Весна и лето 1915 г. были периодом жесточайшего снарядного голода в турецких частях, оборонявших Дарданеллы. Не хватало не только снарядов, но и тяжелой артиллерии. 24 мая британская подводная лодка потопила в Мраморном море турецкий пароход «Нагара», с ним на дно ушло 150-мм орудие с «Гёбена» вместе с 250 снарядами к нему и 350 снарядами к 88-мм орудиям. 28 мая в Золотом Роге был торпедирован и потоплен турецкий пароход «Пандерма», с ним погибло около 7 тыс. снарядов. 7 августа британская подводная лодка потопила в Мраморном море эскадренный броненосец «Хайреддин Барбаросса» (бывший «Курфюрст Фридрих Вильгельм», один из пяти кораблей серии «Бранденбург», заложенных в 1892 г., проданный Турции в 1910 г.), перевозивший снаряды из последних запасов турецкой армии на Галлиполи. Кроме того, корабль должен был поддержать огнем оборонявшуюся турецкую пехоту. Положение сложилось столь критическое, что В. Сушон вынужден был послать броненосец в сопровождении всего лишь одного эсминца, чем незамедлительно воспользовались англичане. По свидетельству командира «Хайреддина Барбароссы» капитана 2 ранга Германа Лорея, его корабль затонул за какие-нибудь семь минут. Вместе с ним были потеряны снаряды и по шесть 11-дюймовых и 102-мм орудий корабля, весьма досаждавших англо-французским частям. С огромным трудом туркам удалось отразить их атаку под Анафатрой к 23 августа15.
Русская Ставка уже не собиралась штурмовать Проливы даже в отдаленных планах. Возможность проведения босфорской экспедиции стала еще более неопределенной. От нее все же не отказывались, считая данную операцию вполне решаемой в перспективе. Выступая 19 июля (1 августа) 1915 г. в Думе морской министр адмирал И. К. Григорович заявил: «Не понеся почти потерь, Черноморский флот постоянно увеличивает свою силу и ждет того момента, когда настанет время перейти к разрешению близкой русскому сердцу задачи, завещанной нам всем нашим историческим прошлым»16.
Это время определялось тем, удастся ли союзникам прорваться к турецкой столице, а турецко-германская оборона на Проливах напрямую зависела от транзита оружия на Балканах и от того, как поведут себя Румыния и Болгария. В этой ситуации совершенно исключительное по важности значение для обороны Проливов приобретала позиция Болгарии, и именно поэтому Берлин активно искал союза с Софией. Это было необходимо не только для того, чтобы не допустить обвала хрупкого баланса на Проливах. 6 августа 1915 г. М. Гофман отметил в своем дневнике: «Время давит: мы должны как-то справиться с Сербией, для того чтобы привести болгар к решению и таким образом контролировать Дарданеллы – величайшая проблема войны»17.
Балканы в 1914–1915 гг.: Болгария, Сербия, Румыния
Итак, огромное значение в судьбе войны в сложившейся ситуации приобретала позиция Болгарии. По свидетельству одного из ярых местных русофобов, приведенному в 1918 г., буквально за несколько месяцев до катастрофы и крушения болгарской армии и политики, приведших страну к катастрофе, «большая часть простолюдинов» с самого начала Первой
мировой войны фанатически верила в победу России. Было немало и тех, кто считал неизбежным триумф Антанты и призывал не становиться на сторону ее противников, так как Германия будет разбита, а Австро-Венгрия расчленена. Но «другие – и это наиизбраннейшая часть болгарской интеллигенции – были уверены, что победа на стороне центральных держав и что объединение Болгарии может быть достигнуто лишь сотрудничеством с ними»1.
Разумеется, что первым среди «наиизбраннейших» был Фердинанд Кобург – царь всех болгар, к этому времени признанный мастер политических манипуляций, привезенный когда-то в Болгарию С. Стамболовым. В конце своей жизни бывший диктатор признавался: «Болгарский народ простит мои грехи. Но никогда не простит мне, что я возвел Кобурга на болгарский престол»2. С. Стамболов имел основания для такой оценки своего бывшего протеже. Кобургский принц (сын которого Борис, кстати, в 1896 г. стал крестником русского императора – это было первым шагом к восстановлению русско-болгарских отношений)3 принадлежал к породе политиков, в основе действий которых находится интрига. В основе же его политики лежал принцип сохранения личной власти. Воспоминания о перевороте 1885 г., покончившем с властью его предшественника Александра Баттенбергского, развили природную подозрительность Фердинанд Кобурга и определили, на мой взгляд, некоторые особенности его образа действий во внутренней и внешней политике, имевшие большое значение в событиях 1914–1918 гг.4
