Все эти преступники были прощены царем почти сразу же после начала большой европейской войны, а 24 июля (6 августа) 1914 г. Народное собрание нового созыва проголосовало за прекращение процесса18. Гораздо хуже обстояло дело у тех, кто не был коррумпирован и позволял себе роскошь иметь собственную точку зрения. Иногда они использовались царем для прикрытия, причем в прямом смысле этого слова. Встречая возвращавшиеся с войны части гарнизона Софии, Фердинанд, которого с трудом удалось уговорить пойти на этот шаг, поставил по бокам от себя известных своими русофильскими взглядами генералов Р. Д. Радко-Дмитриева и Георгия Вазова. Та же история повторилась при встрече Македонского ополчения, только на этот раз царь, опасавшийся комитаджей, предупредил своих генералов: «Не забудьте, что в случае чего-нибудь я буду стрелять»19.
Фердинанд не любил честных людей и не прощал свидетелей своей слабости, тем более, если был обязан им поддержкой. Неудивительно, что после окончания Второй Балканской войны популярный в стране и армии и талантливый генерал Р. Д. Радко-Дмитриев, герой Адрианополя и Чаталджи, был отправлен посланником в Россию. Не последней причиной этого назначения было следующее качество генерала, отмеченное Г Н. Трубецким: «Это был столько же русский человек, как и болгарин»20. Другой не менее популярный в армии и в стране человек – генерал Никола Иванов, твердый русофил, бывший военный министр, командовавший 2-й армией в Первую и Южным фронтом (греческим) во Вторую Балканские войны, был отправлен в запас «по собственному желанию»21. Фердинанд предпочитал опираться на военных, воспитанных в его правление на идее личной преданности и благодарности царю.
Основная школа подготовки офицеров болгарской армии – Софийское Его Величества училище находилось под его личным контролем, как и создание офицерского корпуса вообще. В этом вопросе весьма экономный и расчетливый принц не жалел денег, вдохновляющим примером для его воспитательной деятельности были янычары22. Годовой оклад подпоручика болгарской армии равнялся 2400 франкам, что было весьма неплохо по сравнению с соседями и многими европейскими армиями. Этого нельзя сказать о генеральском окладе за год – 14 тыс. франков, но царь позволял лично преданным генералам удовлетворять свои потребности за счет казнокрадства и взяток. Кадровый офицерский корпус был относительно невелик, что облегчало контроль над ним: к 1909 г. в армии служили 21 генерал, 98 полковников, 153 подполковника, 283 майора, 924 капитана, 319 поручиков и 407 подпоручиков23.
Между тем из 20 человек, окончивших Николаевскую академию Генерального штаба до 1885 г., к 1912 г. в болгарской армии десять человек достигли звания генерал-майора, четверо – генерал-лейтенанта (один остался в России, трое умерли, информация по одному отсутствует). Всего же к октябрю 1912 г. через русскую академию прошли 123 болгарских офицера24. Накануне Балканских войн среди болгарских офицеров, причисленных к Генеральному штабу, еще превалировали выпускники русской Николаевской академии – их было 75 человек. «Итальянцы» или «туринцы» занимали второе место – 44 офицера, десять закончили французскую, четверо – бельгийскую и один – австро-венгерскую академии. Подобный состав военной элиты давал Фердинанду возможность маневрировать между различными группами; кроме того, в 1911 г. в Софии была основана и собственная военная академия с трехгодичным курсом обучения25.
Конечно, говорить о полном единстве «русских» выпускников не приходилось. Среди них были генералы Р. Д. Радко-Дмитриев, Р. Петров, Н. Иванов, М. Савов26. Иметь возможность натравливать одних офицеров на других и выявлять наиболее верных себе лично – именно в этом и заключалось основное искусство Фердинанда и политика в руководстве армии. Что касается младших офицеров, то особая изобретательность здесь не требовалась. Их методично приучали разделять «официальную» и «неофициальную» Россию и относиться к первой с большой требовательностью27. Так воспитывалась смена генералам, которых нужно еще было подкупать и с которыми приходилось еще считаться. Армия постоянно находилась в центре внимания принца, и истинный смысл его интриг, «сдержек и противовесов» был уже хорошо понятен современникам.
23 августа (5 сентября) 1912 г. русский посланник А. В. Неклюдов дал весьма верную оценку и природе колебаний австрийского принца, и его будущей политике. Перед началом Балканской войны Фердинанд колебался, опасаясь неудачного исхода военных действий: «Но и для Фердинанда, и для нынешнего кабинета противиться войне значило бы, при известных условиях, отказаться от власти (выделено автором. – А. О.). Фердинанд боится пуще всего восстановить против себя болгарское офицерство, т. е. единственную силу, на которую он в сущности в течение 25 лет опирался. Поэтому, если только он усмотрит, что недовольство и брожение в армии действительно принимает серьезный оборот, то постарается, по всему вероятию, свалить всю вину, весь odium болгарского бездействия на угрозы России и на малодушие нынешнего «русофильского» кабинета. Разорвав с сим последним, он в таком случае призовет к власти «министерство подсудимых» (Геннадиев, генерал Петров, Радославов, Тончев) и потщится тешить народные ожидания политическими комбинациями и искать свободы действия соглашением с Австрией»28.
Для подобного политического курса, разумеется, была необходима широкая пропаганда особой требовательности по отношению к России. В политике это направление расцвело именно в начале Первой мировой войны. Борис Вазов назвал его носителей в сентябре 1914 г. «русоедами», опубликовав статью под тем же названием в газете «Мир». «Небольшая группа полукультурных людей, смелых до преступности, наглых до отвращения, появилась в Болгарии», – утверждал он. «Русоеды» были названы «носителями миазмов», заражающих общество и прививающих ему простую мысль: «Россия всегда должна нам помогать, независимо от того, с нею ли мы или являемся ее врагами»29. В результате создания целой генерации именно таких политиков, их действий и выращивания лично преданной военной молодежи к 1915 г. царь Фердинанд получил то, что хотел, – прослойку, на которую уже мог положиться. Особенно надежными были младшие и средние офицеры. Как правило, они были абсолютно преданы царю и заметно отличались в обществе своими германофильскими настроениями30.
Это были настроения, необходимые для карьерного роста. Фердинанд ненавидел Россию за то, что боялся русского влияния и вынужденно считался с ним, «но больше всего он, по-видимому, боялся партии македонцев и стоявших во главе ее честолюбивых вождей. Он знал, что они ни перед чем не остановятся, если сочтут это нужным для осуществления своих планов»31. В августе 1912 г., накануне Первой Балканской войны, когда праздновалось двадцатипятилетие правления Фердинанда, митрополит Тырновский вновь напомнил царю, и притом публично, о небезосновательности этих страхов: «Вы подняли Ваш собственный престиж, привлекли внимание держав, подняли Болгарию до ранга независимого государства, приобрели для себя титул короля, но Вы должны помнить, что за эти 25 лет Вы ни на один шаг не продвинулись к реальным целям Болгарии, тем, которые были закреплены Царем-Освободителем в Сан-Стефанском договоре!»32.
Россия, Царь-Освободитель, Сан-Стефано вообще очень часто упоминались в это время. Не обошлось без них и в манифесте Фердинанда об объявлении войны: «Слезы балканских рабов, стенания миллионов христиан не могли не потрясти их соплеменников и единоверцев, которые своей свободной и мирной жизнью обязаны Великой христианской Освободительнице. Болгарский народ помнит пророческие слова Царя-Освободителя о том, что святое дело должно быть доведено до конца… пусть вспомнит доблестный болгарский солдат о героических подвигах своих отцов и предков и о доблести своих учителей русских освободителей. И да будет путь его от победы к победе. Вперед, с нами Бог!»33. Победное движение закончилось катастрофическим поражением во Второй Балканской войне, развязанной Фердинандом. В июле 1913 г., когда румыны стояли в 15 км от Софии, а их патрули подходили к городу даже на 10 км, когда единственный в румынской армии самолет разбрасывал над объятой паникой болгарской столицей листовки, когда была взята Варна и болгарская эскадра укрылась в Севастополе, а продолжение военных действий, по мнению помощника главнокомандующего генерала Р. Д. Радко-Дмитриева, могло закончиться полным уничтожением болгарской армии, перед царским дворцом постоянно дежурили автомобили, готовые для бегства самого главкома – монарха и его семьи34.
Сразу же после подписания Бухарестского мира 1913 г. Фердинанд заявил: «Моя месть будет ужасной»35. Тогда настроение в стране достигло опаснейшей для режима точки кипения. Все искали виновников катастрофы, как справедливо отмечал один из современников, «все, кто мог, и кто не мог думать»36. Однако главной проблемой нового болгарского правительства была внутренняя стабилизация – политическая и финансовая. В ходе войны Болгария понесла значительные людские и финансовые потери. Были убиты 579 офицеров и 44 313 солдат, ранены – 1731 офицер и 102 853 солдата. Общие расходы на войну составили 1 312 645 448 франков, а долг Болгарии на 1 мая 1913 г. – 1 083 289 791 франк37. Для политической стабилизации необходимо было отвести ответственность за развязывание Второй Балканской войны от Фердинанда Кобурга, для финансовой – получить заем в размере не менее 500 млн левов38.
