взаперти пятнадцать суток. Сказали, что я ничего не говорил, только кричал. Я сошел с ума, понимаете ли вы это? Утратил связь с реальностью.
Когда он наконец поднял голову, они увидели уже совсем другой взгляд. Эйре вспомнилась предательски ненадежная почва в Мальмберге, трещины в асфальте, угроза провалиться в бездну.
Голос мужчины утратил свою уверенность.
– Простите меня, – пробормотал он. – Простите за мое нежелание терять семью после случившегося.
Да, в этом деле была замешана женщина.
Казалось, признание принесло ему облегчение. Наконец-то появилась возможность рассказать все. Ингмарссон даже заметно расслабился.
Он повел себя глупо, он заслужил свое наказание, но он выжил.
Таким было его мнение, когда он пришел в сознание и сумел придумать что-то более-менее связное.
Как будто заданный на дом урок.
– Ведь в тот момент речь шла только обо мне, и, конечно же, о моей жене. О нашем браке. Кто бы от этого выиграл, если бы я рассказал правду? Зачем нарушать спокойную жизнь детей, выбивать у них почву из-под ног, тем более теперь, когда у них снова все хорошо и папа дома? Они спали со мной в одной постели, когда я вернулся из больницы, оберегали меня таким образом. Понимаете, уже не я оберегал их, а они меня!
И поэтому он придумал историю о том, что кто-то якобы напал на него сзади.
С каждым днем выдыхая все легче, понемногу начиная верить, что жизнь налаживается. Что он в безопасности, которую не заслужил.
Каким же жалким существом он был, немногим лучшим зверя.
Нечеловек, вот кем он стал, когда оказался лишен всего.
– Я получил то, что заслужил, и не думал, что здесь найдется работа для полиции. Я лишь хотел, чтобы они успокоились и перестали приходить ко мне, смирились с тем, что это дело останется нераскрытым.
Он попытался стать прежним. Вернулся к своим рабочим обязанностям, пинал мяч, обманывал своих детей, когда говорил им, что все как всегда. Бегал, преодолевая милю за милей, выжимая из своего тела максимум, глотал таблетки, чтобы беспробудно спать по ночам пустым сном без сновидений.
Пока год спустя в его доме не появился новый полицейский и не завел разговор о другой жертве. Эйра увидела стыд в глазах мужчины, когда он попробовал было поймать ее взгляд, а потом снова уставился вниз, на свои руки.
– Я ушам своим не поверил, когда вы пришли и заговорили об этом. Что я должен был сказать? Что я чертов лжец? Ведь я ни на секунду не допускал мысли, что тот человек поступит так снова. С кем-то еще. Но теперь я понимаю, что если бы рассказал вам все как есть с самого начала, то этого бы не случилось. Верно?
– Как ее зовут? – спросила Силье.
Он содрал кожицу возле ногтя. Одна его нога нервно постукивала по полу.
– Санна.
– Фамилия?
Время замерло. И все звуки, какие там были, тоже замерли. Текстовый редактор автоматически исправил «Санну» на «Самсунг». Эйре пришлось стереть имя и набрать его заново. Затем она нажала на кнопку и отправила сообщение прокурору.
Санна Мелин.
Нам нужен ее адрес и прочее. Необходимо задержать ее.
– Это ее настоящее имя? – спросила Силье.
– Да… Думаю, что настоящее.
Он действительно познакомился с ней в «Штадте» в Хэрнёсанде.
– Мы не договаривались о свидании на «Тиндере», ничего такого. Она просто сидела в баре, мы разговорились. Она была по-своему красива и выглядела вполне безобидно. Все было просто, без претензий.
– Она живет в Хэрнёсанде?
– Да, но тогда я об этом не думал. У нее был снят номер в отеле. Туда-то мы и направились в ту первую ночь.
Он перевел взгляд с одной полицейской на другую.
– Обычно я так не поступаю. В смысле, не цепляю женщин в барах, пока нахожусь в командировках. Само собой, подобное случалось, но это происходило спонтанно, непреднамеренно…
– Мы здесь не для того, чтобы читать вам мораль, – заметила Силье.
Эйра сделала над собой усилие, чтобы промолчать, и продолжила записывать дальше, хотя больше всего в данный момент ей хотелось хорошенько шарахнуть его обо что-нибудь головой.
Ведь речь шла только обо мне…
Если бы Микаэль Ингмарссон не был так зациклен на самом себе. Если бы он рассказал все раньше. Если бы она, Эйра, сразу раскусила его, была бы с ним жестче.
Как будто подобные мысли что-то изменят.
– У вас есть ее фотография?
Фотографии у него не было. Женатый человек не фотографирует своих любовниц и не сохраняет их на телефоне, только идиоты так поступают или те, кто хотят быть разоблаченными.
Санна дала ему свой номер телефона, и когда он в следующий раз оказался в Хэрнёсанде, то позвонил ей. Со временем он даже начал планировать свои ночевки в этом городе. Гордиться здесь было нечем. Она была фантазией, чем-то запретным, чего ему не хватало в обычной жизни.
Возможность применить грубую силу, когда ему хотелось этого.
– А она, – медленно проговорила Силье, – ей тоже этого хотелось?
– На что это вы, черт возьми, намекаете? Ясное дело, хотелось, это же она проявила инициативу в этом направлении, чтобы быть жестче друг с другом, хотя иногда бывало и наоборот, очень нежно, иногда даже чересчур. В смысле, когда нет настоящих чувств, подобные проявления нежности только мешают. Это был просто секс, и больше ничего. Я не скрывал, что я женат. Я ничего ей не обещал.
За три недели до того злосчастного вечера в Гэлливаре он встретился с ней в последний раз. Во всяком случае, он так думал. Их отношения зашли слишком далеко, он сам не мог толком объяснить, как это получилось. Просто ощущение, что она прилипла к нему намертво. Принялась слать ему сообщения, даже когда он был дома, говорить о том, что она могла бы сопровождать его в поездках.
Тут Эйра его притормозила.
– Но ведь полиция просматривала списки ваших звонков и сообщения?
– Только на моем обычном, рабочем телефоне, который сейчас при мне. Этот же другой, личный. Я в то время пользовался моим старым предоплаченным телефоном, но он пропал. Я бы не смог предъявить его полиции, даже если бы захотел.
– Когда он пропал? – спросила Силье.
Микаэль Ингмарссон перевел взгляд с нее на Эйру и обратно, словно ему только сейчас пришла в голову эта мысль.
– В Гэлливаре он был при мне, – ответил он.
У него не хватило духу отказать Санне, когда та захотела встретиться с ним, хотя на самом деле ему уже все надоело.
Она появилась в отеле после ужина.
– Она сама захотела поехать
