В романе Быкова «В тумане» мы находим те же самые черты у советских белорусских партизан, у которых за плечами сотни лет рабства, включая, конечно, и советское, несмотря на то что оно по сроку было значительно короче других. В этом отношении советское крепостничество, пожалуй, только усугубило нравственное невежество значительной доли крестьянства. Изображенные в романе белорусские крестьяне, парализованные обстоятельствами, в большей своей части нравственно пассивны. Исключение составляет только Сущеня с семьей.
Быков был первым писателем, который заявил о чертах глубокого сходства в поведении полиции и партизан и о нравственной убогости как одних, так и других: ведь результат их действий часто был одинаковым для населения. А суть этого сходства автор находил в поведении порабощенной толпы крестьян, жестокости фашистов, стихийности безумия и партизан, и полицейских. Нравственные претензии Быков в этом произведении предъявил каждой группе персонажей: фашистам-оккупантам (хозяйничающим на чужой земле), полицейским (искореняющим собственный род) и партизанам (безжалостно угнетающим население).
Как и многие другие произведения писателя, «В тумане» можно рассматривать как нечто среднее между романом и повестью. Состав персонажей с названными собственными именами в произведении невелик, их всего шесть. Это Сущеня, его жена Анеля и их пятилетний сын Рыгор; два партизана — Буров и Войтек и офицер-эсэсовец — доктор Гроссмайер. Имеются, однако, два обширных противоборствующих лагеря, каждый со своим безымянным множеством персонажей: полицейские, набранные эсэсовцами, и партизаны, руководимые Москвой. Обе силы имеют общий крестьянский корень, и несмотря на то что они находятся по разную сторону баррикад, как мы уже отметили по подсказке писателя, стиль их поведения однороден. Бесконечная цепь эпизодов практически всех партизанских произведений Быкова говорит о том, что не только мирное население, но и партизаны, и полицейские — все загнаны в западню: одни своими московскими, другие берлинскими хозяевами. Для писателя, несмотря на всю его экзистенциальность, это очень больной вопрос. Всей душой признавая правое дело партизан в миссии освобождения родной земли от оккупантов, автор не может не осудить мародерства, бездушия, болезненной подозрительности и вытекающего из всего этого безразличия к жизни соседа, друга, а порой и близкого родственника, которыми часто отличались партизаны. Ведь с каждым километром продвижения советских войск усиливались карательные акции не только со стороны оккупантов, но и со стороны партизан.
Безусловно, Сущеня, члены его семьи и оба партизана, Буров и Войтек, по-человечески ближе читателю, чем, скажем, по-европейски образованный офицер-эсэсовец доктор Гроссмайер. Войтек, бывший мельчайшим винтиком советской бюрократической машины перед войной, — распространенный тип карьериста, какие встречаются всегда и повсюду. Он высокомерен с теми, кого считает ниже себя, и умело угодничает перед теми, кто повыше его на служебной лестнице. Бурову, выросшему при той же советской системе, напротив, удалось сохранить природное чувство справедливости. В отличие от своего собрата по оружию, он в состоянии мыслить самостоятельно и готов рискнуть собой, чтобы выручить Сущеню. По ходу сюжета Буров убеждается в полной невиновности Сущени и, умирая, просит Войтека не убивать их несчастного, незаслуженно попавшего в беду и несправедливо приговоренного к смерти товарища.
Сущеня, будучи таким же типичным белорусским крестьянином, как и его несостоявшиеся палачи, разительно отличается от обоих. Это проявляется не только в его личном мужестве — ведь и Буров тоже человек, как говорится, не из робкого десятка. Сущеню отличает от остальных персонажей романа дар подлинной любви. Он любит жену и сына больше себя самого, больше самой жизни, и его дар, собственно, определяет его экзистенциальную трагедию.
Пусть простят его люди, жена Анеля, сынок. Он всегда старался быть хорошим мужем и отцом, но война или несчастная судьба оказались сильнее его. Один Бог знает, как он их любит и сколько натерпелся ради них! Возможно, все было бы по-другому, если бы не эта его любовь, которой воспользовались с расчетом другие, которые загнали его в эту западню, сделав их заложниками. Немец Гроссмайер перекрутил его судьбу, но он не победит его волю. Его свободная воля — быть может, единственное, что осталось не подчиненным никому. Все-таки он умрет по своему выбору… Пусть хоть это утешит его в горькой его доле. Иного себе утешения он уже не находил…[254]
Во имя своей любви и в надежде на то, что его смерть поможет выжить его семье, Сущеня совершает самоубийство. Его поступок — акт свободной воли порядочного человека, у которого нет другого пути для того, чтобы дать дорогу в будущее его любимому сыну. Так же как и в следующей, заключительной работе пятого тома, «Облаве», где самоубийство героя неминуемо — как единственное средство с достоинством выйти из жизненного тупика, в который он оказался загнан жестокими обстоятельствами и родным сыном, представителем нового поколения.
«Облава», 1989
Мои родители, как, возможно, и другие крестьяне, считали 1920-е лучшими годами своей жизни, хотя этот «золотой век» был очень короток. Ребенком я очень хорошо запомнил, насколько отличалась еда в доме до коллективизации. Как вкусны были блины, которые мама пекла нам раньше! А сметана! Лучшая в мире! И бутерброды с салом! После коллективизации мне часто снилась эта еда; мы, дети, часто просыпались, плача от голода после этих снов. Голод преследовал нас практически круглый год, и люди вокруг нас, для которых производство пищи жило в генах поколение за поколением, находились в таких же жутких условиях.
Василь Быков
Подумать только! Несколько трудных лет после немыслимо долгих военных действий на территории Беларуси (1914–1922), предваренных более чем двумя столетиями угнетения крестьян помещиками, эти несколько лет до коллективизации казались крестьянам «золотым веком» только потому, что они могли относительно свободно пользоваться плодами своего тяжкого труда.
Быков был одним из первых белорусских писателей, кто правдиво, без прикрас и с глубоким горьким чувством показал панорамную картину коллективизации в стране. Эту картину он начал писать еще в своих ранних, военных произведениях, где в коротких вспышках памяти его героев открывалось одно из самых страшных злодеяний сталинского режима — коллективизация. Продолжилась эта тема в «Знаке беды» и всех без исключения работах на партизанскую тему.
«Облава» была написана на третьем году перестройки, когда для белорусских писателей, как для крестьян в «золотые» 20-е годы, наступила короткая передышка от давления государства. Основа сюжета новеллы — судьба обычной крестьянской семьи, на фоне которой показан всепожирающий огонь ада коллективизации. Главным персонажем является Федор Ровба, раскулаченный белорусский крестьянин. Впервые читатель встречает Ровбу одного и неподалеку от родных мест, где он очутился после побега с места ссылки в Восточной Сибири. В ссылке он провел пять долгих лет, потерял жену и восьмилетнюю дочь. Быков скупо, со сдержанным трагизмом передает историю пребывания семьи в ссылке: голод, холод, а главное — стыд Федора за невозможность выполнить свой долг перед Богом — прокормить семью. Как и для миллионов других кормильцев, для крестьянина этот стыд — самое непереносимое в его жизни. На всем свете остался у Ровбы только один сын, который отошел от семьи и примкнул к активистам нового режима. У Федора после скитаний сохранилось только два желания, связывающие его с жизнью, — поклониться родным местам, могилам родных и хоть однажды, пусть украдкой, взглянуть на родного сына.
Сразу после революции Федор Ровба был благодарен советской власти за то, что в начале 1920-х она дала ему, безземельному бедняку, небольшой участок земли, на котором он мог свободно трудиться. Трудолюбивый, умелый и разумный хозяин, Федор был в то же время прекрасным семьянином, который с достоинством нес ответственность за родителей, жену Ганульку, сына Николая и младшую дочку Олечку. Федор работал днем и ночью на своей земле, мало-помалу выкарабкиваясь из бедности, постепенно рационализируя свое небольшое хозяйство. Так, он начал с приобретения нового плуга в кредит, что значительно облегчило работу и постепенно помогло ему стать на ноги. Федор попался в лапы системы, когда по совету сына Николая, человека нового времени, он приобрел в кредит молотилку. Будучи хорошим соседом, Федор Ровба давал молотилку в бесплатное пользование всем нуждавшимся в этой машине. Однако в округе Ровба оказался единственным владельцем такой молотилки, и она явилась причиной несчастья его семьи. Когда в районе началось раскулачивание, местному начальству понадобилось выполнять план по высылке «богатеев-кулаков». Семья Федора Ровбы оказалась их естественной добычей в этой бесчеловечной охоте на лучших, самых трудолюбивых, умелых и предприимчивых крестьян. Николай, старший сын Федора, отмежевавшийся от семьи своей комсомольской деятельностью, на свое счастье, оказался в это время в армии и отличился там на политическом поприще. Каким-то образом система сработала в его пользу, и Николай Ровба не пострадал от родственной близости с раскулаченной семьей. Рано осознав выгоды новой системы, Николай быстро научился плавать в ее бюрократических водах. Он понял, что предательство — просто плата за успех его карьеры, и не только отрекся от своей семьи, но прямо и косвенно способствовал гибели собственной матери, малолетней Олечки и по-прежнему любящего его отца.
