532
чтобы не быть неблагодарными. Ваше предложение мне, конечно, крайне интересно. Мы таким образом могли бы просчитать трассу, протестировать отмель, попробовать проплыть контром, ну, в общем, немного подготовиться…
— Так, значит, вы согласны.
— … Да.
— В таком случае мы отчаливаем завтра на рассвете. Пусть желающие присутствовать при маневрах попросят их разбудить. Остальные могут отдыхать до полудня. Мы будем в Порт-Шуне к концу дня. Послезавтра вы сможете начать вашу ориентировку. Сколько времени вам, по-вашему, понадобится?
— Сколько времени вы можете нам выделить?
— Сколько вам будет необходимо. Легкая эскадра сделает все возможное, чтобы обеспечить вам все шансы на успех. Я никогда себе не прощу, если буду виноват в гибели Орды. И уж тем более вашей!
— Почему?
— Потому что я знаком с вашими родителями. Потому что вы на три года обогнали лучшую в истории Орду из ваших предшественников. Потому что я никогда не встречал человека, способного выстоять под тремя тяговыми винтами. Да даже под двумя! Потому что вы безумны, но сплочены, и если есть на свете Орда, которой под силу одолеть Норский перевал и дотронуться до конца этого мира, то я хочу быть среди тех, кто к этому причастен.
— Благодарю вас, контр-адмирал.
) ![]()
Глаза Голгота заблестели. Но, наверное, все-таки меньше моих. «Сплоченные». Мне всегда нравилось это слово, хотя я больше не был уверен, что мы его заслуживали. Когда мы поднимались на палубу, контр-адмирал Сигмар попросил Пьетро пройти с ним в каюту. Я думал
531
о том, где сейчас может быть Нушка и постучит ли она в мою дверь сегодня ночью. Я дико этого хотел.
— Я хотел переговорить с вами тет-а-тет, князь. Я крайне уважаю вашего Голгота, но должен поговорить с вами наедине. Как вам известно, я имел честь познакомиться с вашими родителями.
— Да.
— Они пытались пересечь болото.
~ ![]()
Ребятишки заметили, как мы с Аои гуляем по вельду, и стали дружно нас окликать, но когда поняли, что мы не подойдем, стайка малышей оторвалась от остальных и они со всех ног подлетели к нам, кто своим ходом, а кто вприпрыжку, уцепившись за наспех сооруженных воздушных змеев. Для шестилетнего возраста они поразительно ловко умели обращаться с этим зверем.
— Тетя Гница, тетя Гница, помогите нам!
— Огница! — ласково поправила Аои, но дети уже вовсю щебетали вокруг, так что ничего не было слышно, подпрыгивали и толкались от нетерпения…
— А в чем вам помочь?
— С заданием на завтра. Нам нужно сдать сочинение!
— О трех последних формах ветра. Найти те, которые мы еще не знаем.
— Даааааааа!
— Но это же, кажется, вы сами должны придумать, не так ли? Как думаете, что это может быть? Мы знаем горячий ветер, легкий, холодный, влажный, резкий…
— Ну мы не знаем, мы же на корабле живем!
— И мы тоже не знаем, — засмеялась Аои. — Никто на свете не знает. Нужно постараться придумать…
Но детишки такую удачу из рук выпускать не собирались. Им попалась «чаровница» и «та, что ест огонь», и дать им просто так сбежать никто не собирался.
530
— Это вы знаете. Вы все знаете! Вы всю землю пешком прошли!
— Вы видели такое, что никтошеньки не видел!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, хроны и всякое такое!
— А вы уже видели хроны, дети?
— Да, я видел сразу два вместе! Огромные, как наш корабль. Они были из камней, но двигались как вода. Птицы в них залетали, — и хлоп! — с другой стороны вылетали одни скелетики. Честное слово!
— Ой, было так страшно, у меня даже воздушный змей задрожал!
— Ну ладно, ладно, верю. Так что же вы думаете про формы ветра? У кого какие варианты?
— Может, это хроны?
— Возможно, допустим. Одна идея есть. Кто еще?
— А я думаю, что есть суперсильный ветер, который как из стали!
— А я думаю, из огня!
— Ветер-пламя, значит? Длинное пламя, которое пронесется по всей земле?
— Ну да!
— А вот я думаю, что девятая форма — это ветер, который будет дуть наоборот!
— Как это наоборот? Который будет дуть с низовья к верховью?
— Ага!
— Оригинально, интересная мысль, мне нравится. Если бы ветер толкал нас в спину, было бы очень здорово.
— Да-да, вы бы тогда не тащились как черепахи, а шли быстро-быстро, как мы! И вам бы тогда было легче идти!
Аои все время улыбалась, она смотрела на этих невероятных ребятишек, с растрепанными на ветру волосами, фантастически толстощеких, они хватали нас за руки так
529
естественно, как будто мы были их сестрами, мамами… Мамами… Им было столько же, сколько моему сыну, когда Орда забрала его у меня. Мне было тридцать. С тех пор прошло уже семь лет. Я знаю, что он хорошо окончил класс земли, потом класс железа, был лучшим в классе раскаленного угля и снова лучшим в классе пламени. Последние «свежие» новости о нем были два с половиной года назад, от Глиссеров. Это были самые надежные и самые быстрые контровые корабли на сегодня. Вот так вот: им нужно два с половиной года, чтобы добраться до нас из Аберлааса. На лучшее пока надеяться не приходится. И дальше будет только дольше, а как иначе, раз мы все время удаляемся? Учеба Сорена заканчивается в этом году. Если он справился. Если не обгорел до третьей степени при управлении расплавленным потоком. Если выдержал этот абсурдный и бесчеловечный экзамен по лесному пожару, который сдается в конце класса огня. Сорен. Я думаю о нем каждый день, я стараюсь быть рядом с ним, подбадривать его каждый вечер перед сном… Иногда я рассказываю ему о себе, иногда даю советы, делюсь секретами, как сдать экзамен. Он меня целует, бросается ко мне в объятия…
Но жестокая правда заключается в том, что я начинаю забывать сына. В его лице все больше пустых мест. Его черты, должно быть, так изменились, повзрослели. Я даже не уверена, что узнала бы его, если б он вдруг пришел… Аои улыбается мне. Она знает, в какие мысли меня унесло. Смотрит на мальчишку лет пяти, тот замерз и кутается в мою юбку. Ее мальчики тоже далеко, один подмастерье на воздушных приисках, где-то посреди плато Бриффо, другой — в Ловодин. Они никогда не будут принадлежать Орде, она сделала этот выбор за них. Быть может, когда они подрастут и наберутся смелости, то сядут на скоростной контрас и проделают путь в два десятка тысяч
528
километров по линии Контра, чтобы увидеть маму. Скажут ей: «Привет». Поцелуют ее. «Привет, мама!». Своего я больше никогда не увижу. Если только он все не провалит. О боже, как бы мне хотелось, чтобы он все провалил. И, может быть, тогда он простит меня и скажет: «Мама сделала это за меня, она ждет меня там, наверху, я должен ее увидеть, чтобы сказать, что она молодец, чтобы шла дальше, давай, мама, я люблю тебя, иди до самого конца света со своей Ордой, я так тобой горжусь!».
< > ![]()
Каллироя вдруг резко отвернулась от детишек и подставила лицо ветру.
— Что с вами? Вы плачете?
— Ничего, все в порядке…
— Почему вы грустная?
Глаза Голгота заблестели. Но, наверное, все-таки меньше моих. «Сплоченные». Мне всегда нравилось это слово, хотя я больше не был уверен, что мы его заслуживали. Когда мы поднимались на палубу, контр-адмирал Сигмар попросил Пьетро пройти с ним в каюту. Я думал
Ребятишки заметили, как мы с Аои гуляем по вельду, и стали дружно нас окликать, но когда поняли, что мы не подойдем, стайка малышей оторвалась от остальных и они со всех ног подлетели к нам, кто своим ходом, а кто вприпрыжку, уцепившись за наспех сооруженных воздушных змеев. Для шестилетнего возраста они поразительно ловко умели обращаться с этим зверем.
Каллироя вдруг резко отвернулась от детишек и подставила лицо ветру.