Посол уставился на Повелителя остекленевшими глазами и, громко икнув, утвердительно кивнул. На большее он уже был не способен.
Посла унесли в отведённые ему покои. И через день он, всё ещё бледный от приступов кишечных колик и тошноты, стоял в Зале приёмов и выслушивал официальное согласие Палия, закреплённое в переданном Царю Магдару письме, подтверждённое личной подписью и печатью Повелителя.
Определив сроки приезда невесты и проведения торжественной брачной церемонии, Великий посол откланялся, предварительно попросив к его следующему приезду подготовить портрет Леи. В дар Царю Магдару.
Палий, пару недель поразвлекавшись с чернокожей девицей, принялся с помощью разных лекарских штучек усиленно приводить себя в приличный вид, дабы не посрамить род Корстаков перед заморской невестой. И даже стал выпивать всего-то не больше литра вина в день.
Несчастья посыпались вдруг, одно за другим, как будто давно ждали подходящего момента. Сначала заболела младшая дочь Палия трёхлетняя Порсия, да так тяжело, что только вовремя подоспевший Лабус со своими трубками и настойками смог выцарапать её из объятий Вечной Тьмы.
Едва девчушка начала улыбаться и самостоятельно кушать, Главный смотритель Саркела доложил Главному сигурну, что узница Кронария была найдена утром мёртвой в своей камере. Лабус, отправившийся осмотреть покойницу, долго глядел на её посиневшее лицо, даже понюхал его зачем-то. Потом он побеседовал с охранявшими её стражниками, которые в один голос твердили, что заключённая последний месяц сильно кашляла, а этой ночью вдруг начала страшно хрипеть и задыхаться. Но исполняя решение Верховного суда, они не посмели пригласить к ней кого-то из лекарей – это было запрещено строго настрого.
Палий, услышав о кончине бывшей жены, напился как свинья, но на этом его траур и закончился. А несчастья – нет. На третий день после кончины Кронарии, Мара, кормилица несостоявшегося наследника, славно отметив с дежурным стражником воцарение её метущейся души в святилище Вечной Тьмы и выхлебав по этому поводу два кувшина крепкой браги, ночью придавила своей необъятной сиськой несчастного мальчонку.
Утром она, с раскалывающейся головой, едва продрала опухшие глаза и, увидав синее личико мёртвого ребёнка, чуть не сбежала из Саркела, но была вовремя остановлена Главным смотрителем, совершавшим ежедневный обход.
Кормилица рыдала и клялась всеми Богами, что это она не со зла, что она даже любила этого несчастного сиротку при живых-то родителях, и уж никак не решилась бы поднять руку на сына самого Повелителя. А помянуть помершую – дело благое, тем более, что госпожа Лея, раздавая нищим монеты, дала и ей на это денежку. Целый лит…
Палий, ошарашено выслушав весть о второй смерти за неполную неделю, страшно побледнел, как-то даже осунулся и, закрывшись в своей комнате, просидел до вечера, выгнав оттуда свою темнокожую подругу, зло сверкавшую на всех дикими чёрными глазами.
Четыре антубийских корабля с невестой, её приданым, её прислужниками, а так же гостями, должными принять участие от лица Царя Антубии Магдара Великого в предстоящей церемонии, прибыли почти вовремя, несмотря на шторм, неделю бушевавший над Красным морем.
Великий посол Мардих Эндиган, едва несколько потрёпанные корабли вошли в залив Двух Близнецов и причалили к пристани, на правах старого друга сразу же явился во дворец с визитом.
Кланяясь на каждом шагу и безостановочно восхваляя досточтимого Повелителя благословенной Нумерии, Мардих упал на колени перед троном Палия и, принеся ему тысячу глубочайших извинений, признался в том, что вместо обещанной красавицы и умницы Хантумы, не выдержавшей такого безумного счастья и скончавшейся от внезапно приключившейся у неё лихорадки, из Антубии прибыла ещё большая красавица и умница Гульмира, дочь второй жены Царя Магдара.
«Ага, ещё одна звезда из рода Аштаков… Ну, ну, посмотрим…» – Палий усмехнулся. – «И ещё одна смерть… Которая уже по счету…»
Брачная церемония была, как всегда, пышной и нудной. Ещё до рассвета жених в нарядном бархатном синем костюме, даже не пытавшемся придать его телу хоть какую-нибудь стройность, и невеста, с головы до ног закутанная в белый шёлк и с небольшой короной на скромно причёсанной голове, поднялись на Главную пирамиду, где Эстран, Великий салвин Нумерии, провёл обряд соединения двух разных частей в единое целое.
Первый луч солнца вырвался из-за горизонта и, преломившись в голубом кристалле, ярко вспыхнул в хрустальном шаре, скрепив союз двух сплетённых на нём рук – мужской и женской. Произнеся восхваление всем Богам, дружно подхваченное всеми присутствующими на церемонии гостями из ближайшего окружения, Эстран запел довольно приятным сильным голосом величальный гимн Богу Света, дарующему жизнь и процветание всему в этом мире.
Гимн тянулся и тянулся, каждая его строчка подхватывалась и многократно перепевалась выстроившимися по четырём стенам главного зала пирамиды салвинами из всех ланов Нумерии. Гимну вторили удары Главного гонга, с которым вокруг пирамиды ходила другая группа молящихся, окружённая пёстрой толпой любопытных жителей Остенвила.
Палий топтался, пыхтел и потел в своём костюме, тихонько проклиная в душе распевшегося салвина. Изредка он косился на свою новую жену – та неподвижно стояла по другую сторону от подставки с шаром. На её лице, почти скрытом под наброшенной на голову полупрозрачной накидкой из кружевной ткани, застыло приличествующее грандиозности события выражение.
Затем состоялось торжественное шествие вокруг пирамиды. Палий, цепко ухватив руку жены, заковылял по отмытым плитам центральной площади, мечтая об одном – затащить, наконец, свой зад в украшенную цветами открытую повозку.
Ещё часа два они в сопровождении свиты и сотни Золотых Мечей в парадном облачении объезжали все площади города, где толпы народа громко приветствовали своего Повелителя. Главы мастеровых союзов произносили поздравления молодожёнам и отправляли следом за ними повозку с подарками. Поэтому, когда уставшие молодые прибыли во дворец, за ними в широко открытые ворота ещё долго вкатывались нарядные телеги и повозки.
Праздничный стол ломился от яств – дворцовые повара постарались на славу. Огромные блюда с запечёнными поросятами, грудами жареной птицы и кусками телятины, копчёными окороками и сочными колбасами источали запах, от которого громко заурчали голодные животы гостей.
Громадные рыбины с открытыми зубастыми пастями вытянулись друг за другом правильным строем, величаво рассекая пространство столов. Между ними стояли хрустальные и серебряные миски с тушёными овощами, солёными и жареными в сметане грибами, мочёной брусникой и засахаренной клюквой.
Огромные открытые пироги со всевозможными начинками соседствовали с пирамидами маленьких пирожков и уложенными кругами тонкими пресными лепёшками. Сыры, белые и жёлтые, тонко нарезанные, украшенные зеленью и овощами, чередовались с глубокими тарелками с южными оливками и маслинами. Фрукты и овощи из всех ланов Нумерии соседствовали с привезёнными из Антубии, радуя голодный глаз всеми мыслимыми цветами.
Бочонки с красным и белым гахарским заняли свои почётные места у края каждого стола, и виночерпии приготовились по первому зову напоить всех страждущих божественным нектаром. Их помощники с небольшими кувшинами уже сбивались с ног, разливая крепкое вино по кубкам.
Палий с молодой женой уселись за стол на возвышении, богато украшенном цветами. По обе стороны от Повелителя сидели его братья с жёнами и Великий посол Мардих с прибывшим с ним Великим кормчим – исполнявшие роль родственников со стороны невесты.
Гости с жадностью набросились на еду, отдавая должное кулинарным способностям поваров и виноделов. К столу Повелителя один за другим подходили главы благородных семейств Нумерии и, поднося подарки, произносили хвалебные речи молодым.
В противоположном от молодых конце Зала был сооружен помост, где обосновались музыканты, своей игрой услаждавшие слух гостей и виновников торжества. Певцы сменяли танцоров, а шуты и карлики корчили гнусные рожи и приставали с непристойностями то к одному, то к другому гостю, отмечая свой путь по залу взрывами хохота.
