щадит плоть, в которую втыкается; падая, дождь не летит к небу. Вы знаете, что я
не могу отказываться. Богиня Смерти не прощает… отказов.
– Тогда скажи нам – когда ты совершишь это.
– Когда вы смотрите на Луну, о чем вы думаете?
– Что ночь, которую она озаряет, светлее, чем день, который затмевает Солнце. Когда ты совершишь это?
– Не знаю. Впрочем, нет. Знаю. Завтра на рассвете я отправлюсь в Дарьян. Поговорю с ним.
– Ты сумасшедший. Тебя не впустят в Дарьян. Тебя узнают в воротах и схватят.
– Не думаю. Теперь известно, что мальчишка в моих руках. Пустите слух, что я сомневаюсь и иду увидеть его. Любой, кто знает Убийц, понимает, что после разговора я уйду, и лишь затем нападу, чтобы убить. Халиф Дарьяна умный человек. Он нанимал моих учеников. Он знает. Никто не остановит меня.
4
– О, нет! Вы пришли за ним! Он слишком мал, еще слишком мал! Уходите! Уходите! Прочь!
– Женщина. Твой крик невыносим. Убийцу нельзя разжалобить, глупая. И если меня видно, значит, я иду не убивать.
– Господин милостив! Вы пожалели бедного мальчика! Все знали это! Все говорили, что вы не станете убивать беззащитного! Господин милостив!
– Перестань хвататься за мои колени, руки у тебя липкие. Поди на кухню и принеси нам вина.
– Но… мальчику всего семь лет. Он не пьет вина!
– Сегодня выпьет. Избавь нас от своего присутствия, поскорее. И где он? Я не желаю бродить по всей усадьбе.
– Он… в комнате слева. Мы вымыли его сегодня, и переодели, он уже высох. Но вы… Вы пощадите его?..
– Когда ты смотришь на Луну, о чем ты думаешь? Отвечай!
– О том, что она отражает свет Солнца. Господииин!..
– Чего ты плачешь. Иди к подругам. С ним ничего не случится сегодня. Иди.
5
– Здравствуйте, Убийца.
– Привет, моя Смерть.
– Нет!
– Ты отшатнулся?.. Не хочешь быть смертью? Ведь ты рожден для справедливости и защиты. Для чести и света. Но очищение требует смерти. Тебе предстоит убить очень многих. Слишком многих для бледного мальчика, которого плохо кормят и который… мочится в постель.
– Я не хочу убивать.
– Не хочешь убивать невинных?
– Нет. Не хочу убивать.
– Никого? Даже меня – того, кто умертвит тебя, как выпивал время сотни несчастных, без всякой жалости и сострадания – мужчин, женщин, стариков и детей?..
– Не хочу. Не хочу. Не хочу.
– Наверное, тяжело быть ребенком, в которого все тычут пальцем и который вдруг узнает, что должен стать величайшим рыцарем Изгнателей со времен падения Ордена, величайшим воином Света за несколько сотен лет. И знать, что весь твой путь лежит на острие ножа того, кто может прийти в любой момент и воткнуть его тебе в спину. Знать, что если не ты его, то он тебя. Да… Для семилетнего мальчика это, должно быть, тяжело. Чего ты молчишь?
– Я не знаю, что сказать… господин Убийца.
– Подойди ко мне. Чего ты выпячиваешь грудь? Для удара? Я бью в спину, ты должен знать.
– О… Извините.
– Прекрати выгибаться. Стать горбуном тебе все равно не удастся.
– Почему вы улыбаетесь?
– Ты смешной.
– Так все говорят. Как я могу стать таким великим, если я такой смешной!
– Откуда я знаю. Как-нибудь сможешь. Должен стать. Ты знаешь, что все простые люди надеются на тебя? Чего ты опустил голову! Если твоя голова будет клониться от этого, что с ней станет от меча?..
– Простите.
– О, нет, это ты прости меня. Хотя вряд ли ты сможешь. Трудно простить того, кто несет тебе смерть.
– Давайте быстрее! Я устал!
– Молчи, лягушонок. Кто ты такой, чтобы подталкивать смерть.
– Я спаситель человечества.
– Лишь одной его половины.
– Добро спасает каждого, даже врагов!
– Что ты знаешь о добре…
– Узнаю все, что нужно, если зло меня не убьет!
– Научись терпеть. Иначе как же ты будешь мучаться, если я вздумаю убить тебя лет в пятнадцать?
– Вы ведь тоже будете мучаться. Все это время.
– Что с того. Я вообще живу недобрую, несладкую жизнь.
– Я мог бы… спасти вас.
– Спасти меня от кого? От моей совести? От моего Божества? От них обоих нет спасения. Но поверь мне, я знал, на что шел. И, поверь мне, есть вещи более важные, чем мое спасение. И я не зря отдал им жизнь.
– Значит, и я не зря отдам жизнь – моим более важным вещам.
– Никто не сомневается. Отдать жизнь важным вещам вообще проще простого, если идет речь о том, чтобы просто умереть. Другое дело – отдать жизнь всю, от начала до конца, целиком – сохранив ее.
– Я… не понимаю.
– Что поделать.
– Научите меня.
– Что?
– Они любят меня, обожают меня, боятся меня, кормят меня, моют меня, одевают меня, защищают меня, рассматривают меня, превозносят меня, надеются на меня… Никто не говорит со мной – как вы. Никто не учит меня.
– Ты даже не понимаешь, что сказал, лягушонок. Не понимаешь… Когда ты смотришь на Луну, что ты думаешь?
– Что я один, и что она одна. Что в мире нет другой такой Луны, и нет другого такого меня. И никогда не будет. И что если убить Луну, то умрет весь мир, который был до того. И если убить любого человека. Я не хочу убивать весь мир.
– Лягушонок...
– Что с вами? Вы… вы же не умеете.
– Я и не плачу. Я просто слишком часто убивал Луну. Давай так, лягушонок. Я не трону тебя. Я развернусь сейчас и уйду.
– Но почему?.. Почему вы так сделаете?
– Я объясню тебе, слушай.
– Я – слух.
– Когда–то, когда я был молод, но уже стал Посвященным, обычай Ордена потребовал от меня принести в жертву одного из соучеников. На мне лежала большая ответственность за всех непосвященных. Вся группа знала, что один из них должен стать жертвой. Все тряслись от страха, кроме тех, что были дружны со
