Аликс следовало бы возмутиться, но она лишь рассмеялась.
— Нет.
— Не могу представить, чтобы Каролин позволила Генри выделять тебе достаточное содержание для покупки такой одежды.
— При совершеннолетии мне достались деньги от одной из дедушкиных сестер.
— А, очевидно, от Гертруды. Рискну предположить, она оставила после себя кругленькую сумму, поскольку всегда была скаредна. Психоаналитики приписывают это нищенскому воспитанию или тому, что ребенка шлепали — или мало шлепали — в детстве. Я не верю из всего этого ни единому слову: Гертруда родилась скупой. Тем не менее я рада, что она завещала тебе немного денег. У девушки должны быть деньги, никакая сумма не будет для нее слишком большой. А твои родители? Они ведь должны были оставить тебя обеспеченной барышней. Кстати, какая ужасная потеря для тебя: оба родителя и сестра! Невилл унаследовал немало от своего деда; не знаю, как твоя мать: она была американка.
— То, что они завещали нам, находится в трастовом фонде до тех пор, пока нам не исполнится по двадцать пять лет.
— Вам? Ах да, тебе и Эдвину — вы же близнецы. Этот срок вот-вот наступит. А тому рослому ребенку тоже придется ждать, пока ей не исполнится двадцать пять? Как ее зовут, кстати?
— Утрата. Она получит свою часть тетиного наследства в двадцать один год. И тоже обрадуется деньгам.
Брови Дафны поползли вверх.
— Что, Каролин в своем репертуаре? Держит девушку в строгости и без денег? С тобой, как вижу, это не сработало. Ты часто бываешь в «Уинкрэге»?
— Нет, я работаю в Лондоне.
— Работаешь? — В голосе Дафны зазвенело изумление, и Аликс вспыхнула.
— Да, в рекламном агентстве.
— Чего ради, коли у тебя полно денег?
— Мне нравится.
— Не понимаю вас, молодежь. Либо вы постоянно в дурмане от коктейлей и кокаина, либо вас вдруг несет в скучные конторы или ударяетесь в благотворительность. В чем тут удовольствие, объясни?
Аликс сочла благоразумным не отвечать.
— И реклама! Почему именно реклама?
— Я неплохо печатаю на машинке.
— Ты никогда не найдешь себе мужа, если будешь продолжать эти занятия. Сколько тебе сейчас?
— Двадцать четыре.
— Господи, самое время выходить замуж. Помолвлена?
Аликс покачала головой.
— Мой племянник Хэл тебе нравится?
— Хэл? А при чем здесь он?
— Да-да, Хэл. Интересный мужчина. Привлекательный.
— И что?
— Ты ему нравишься.
Аликс холодно посмотрела на Дафну, но та уже перескочила на следующую тему:
— Твоя сестра похожа на своего дядю, а ты вылитая Каролин.
— Не думаю. Во всяком случае, судя по ее портрету в «Уинкрэге», на котором она примерно моего возраста.
— Дело не в чертах лица, а в прямом взгляде, свойственном вам обеим. Я знала ее еще юной. По правде сказать, именно я познакомила ее с Генри. Самый никчемный поступок в моей жизни, хотя, полагаю, твой дед в определенном смысле был с ней счастлив. В те дни он являлся моим поклонником и пришел со мной на бал в Кембридже. Там он и встретился с Каролин — ну и вот результат.
— А вы возражали? — Она имела в виду, была ли Дафна влюблена в ее деда. Казалось нелепым, непривычным мыслить о том поколении в подобном ключе, представлять, что нынешними стариками владели те же страсти, что сейчас сверстниками Аликс.
— Была уязвлена моя гордость — только и всего. В ту неделю я встретила Вульфа, и после этого для меня уже не существовал никто. Господи, ну и буря поднялась! Отец с братом — это был отец Питера и Хэла — вбили себе в голову, что я должна выйти за Генри и жить в «Уинкрэге». Объединить две соседствующих семьи — превосходная партия. Вместо этого Генри привел в дом дочь кембриджского профессора — такой вот выбор из всех возможных вариантов! — а я вышла за еврея. Я-то знала, кто в выигрыше, но переполоху было много.
Аликс была заинтригована семейными перипетиями давних лет.
— А дедушкина родня? Им не понравилась Каролин?
— Они не доверяли ей — с ее атеизмом, почитанием науки и строгим моральным кодексом. Заметь, что она была очень красива и наделена очарованием.
— Кто бы сейчас подумал, — пробормотала Аликс.
— А что такое?
Да, со слухом у ее крестной все в порядке, хотя она того же возраста, что дед и бабка Аликс.
— Ничего особенного.
— Какая досада, что единственный из ее детей, кто унаследовал ее шарм, был Джек. Странная вещь — наследственность.
— Дядя Джек? Все называют его чудовищем, никто никогда не упоминал о шарме.
Дафна фыркнула.
— Чудовище? Да, но главное он был соблазнитель. В этом проявлялся его шарм, перед которым не могли устоять.
— Замужние женщины?
— Нет, Джек любил молоденьких, чем моложе, тем лучше. — Ее лицо приняло лисье выражение. — Спроси об этом свою тетю Джейн.
Вот и опять всплыло в связи с Джеком имя тети Джейн.
— У него была репутация человека, любящего насилие и жестокость. По отношению к женщинам. А учитывая, что эти женщины были очень молоды, неопытны и невинны… — Дафна бросила на Аликс острый взгляд. — Смею предположить, ты понимаешь, что я имею в виду по слухам, не из собственного опыта. Нет, не пытайся изображать, что шокирована: ни одна девушка двадцати четырех лет с такой внешностью и в таком платье не убедит меня, что она невинное дитя. Возьми сигарету.
Зачем крестная ей рассказала? Аликс растерянно уставилась на сигарету в своей руке. Пурпурная? Пурпурная сигарета?!
— Я специально заказываю их по своему вкусу, — пояснила Дафна, вставляя свою в длинный мундштук, украшенный аметистами. — Хорошо, что люди избавились от твоего дяди Джека, — продолжила она. — Гибель на войне — лучшее, что могло с ним случиться. Каролин, конечно, так не думает, но остальные вздохнули с облегчением. Включая его братьев и сестер. Так что не дай ввести себя в заблуждение никаким вздором о героическом дядюшке, пусть даже с военным крестом.
Но Аликс еще не хотела закрывать эту тему.
— Значит, тетя Джейн вышла за дядю Сола с горя, из-за несчастной любви?
Дафна презрительно усмехнулась:
— С горя! Можно и так сказать. Этот брак обстряпала твоя бабка. До чего же вездесущей и настырной она себя показала. Совершенно безжалостной в дирижировании человеческими судьбами — лишь бы они отвечали ее удобству и желаниям.
— Тете Джейн и дяде Солу нельзя иметь детей. Бабушка говорит, из-за того, что они двоюродные.
— А, боится, что близкородственная связь приведет к рождению неполноценных?
— Это имеет какое-то отношение к тому, что тетя Труди родилась с шестым пальцем. И еще в ее роду была когда-то глухонемота. Бабушка утверждает, что по законам генетики у кузенов гораздо большая вероятность произвести на свет детей с отклонениями.
— Да, я помню, лишний палец Труди. Но Джейн — кузина по отцовской линии.
На лице Аликс появилось озадаченное выражение.
— Если не можешь сообразить, так и ладно. Что, Каролин увлекается евгеникой? Это разновидность опасной чепухи, которая должна ей нравиться.
— Она как-то ее упоминала.
— Иногда мне кажется, что Каролин следовало бы запереть в сумасшедшем доме.
Уж не пьяна ли миссис Вульф? Аликс не понимала, почему та рассказывает ей все эти странные истории — ни в одной как будто не было никакого смысла. Конечно, время идет — вероятно, с годами Дафна немного тронулась.
Джейн танцевала с Фредди, наслаждаясь музыкой, обществом своего партнера и ощущением свободы, которое всегда давали ей танцы. Сол танцевал редко. «Дни, когда я увлекался танцами, остались далеко позади», — любил он повторять.
Джейн даже и помыслить не могла, чтобы распрощаться со своей любовью к танцам. Вот Дафна Вульф: никак не меньше семидесяти, а порхает легче, чем иные молодые женщины.
— Как вам это удается? — спросила ее Джейн за ужином.
— Жизнь за границей, моя дорогая. Ничто так не способствует поддержанию молодости и упругости, как тепло и солнечные ванны на открытом воздухе. Тепло и солнечный свет. Солнце — великое благословение юга, особенно для англичан, которые рождены и взращены среди вечной унылой пасмурности. Неудивительно, что наши кости делаются ломкими, а мышцы и сухожилия скукоживаются. Да, солнце — главное. Плюс молодые мужчины вокруг тебя, чтобы напомнить, для чего предназначена жизнь.
Джейн сидела прямая, с чопорным, напряженным видом. Миссис Вульф — нет. Она жестикулировала.
— Когда у тебя много денег, что является еще одним секретом вечной молодости, то обнаруживаешь, что молодые люди очень рады проводить время в твоем обществе.
Джейн решила, что не пристало так говорить вдове преклонных лет, как бы легко ни чувствовала она себя в бальном зале.
— Память о муже… — начала она.
— Я любила Вульфа всем сердцем, до самой его смерти, и скорбела о нем очень искренне. Но именно потому, что он был таким превосходным мужем, я пристрастилась к мужскому обществу и взяла за правило не лишать себя такового.