с чихуахуа. Подровняв ему когти и убедившись, что его глаза чисты, я крепко обняла Макгаффина и долго слушала, как ровно бьется его большое сердце.
Конечно, я пропахла мокрой псиной. Но это была наименьшая из моих проблем.
– Ты очень хороший мальчик, Макгаффин, – прошептала я в его мокрую шерсть. – Лучший пес на свете. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, правда?
Мы стояли и обнимались, пока он не заскулил и не начал вырываться – видимо, его заинтересовали игрушки, которые я положила в его загон. Я отвела его внутрь и вновь увидела девицу, которая пыталась мной командовать тем вечером, когда мы нашли тело Эмбер Кайнд.
– Вид у него счастливый! – жизнерадостно заметила она, взглянув на Макгаффина. На этот раз ее наряд был более подходящим для приюта: потертые спортивные штаны и выцветшая футболка с Джонни Кэшем. Может, я слишком поспешно ее осудила. Специфика работы.
– Это точно, – согласилась я. Она протянула ему ладонь, которую он тут же обнюхал.
– Надеюсь, его скоро заберут. Помните пуделя, которого я пару дней назад показывала той женщине с детьми? Ну вот, его забрали.
Меня как будто кто-то ущипнул. Я точно видела Роден и ее детей в приюте.
– Та женщина, которая его смотрела? – как ни в чем не бывало спросила я. Вчера вечером у сенатора я не слышала собачьего лая.
– Нет. – Она улыбнулась, когда Макгаффин от души лизнул ее ладонь. – Другой парень. Но женщина тоже к нам приходила. Вы знали, что она сенатор штата?
Я надеялась, что мое лицо неподвижно, как камень.
– Я вот не знала, – продолжала девица. – Во всяком случае, когда она с детьми приходила смотреть на пуделя. Но сегодня она – кстати, ее зовут Мари Роден – пришла снова и взяла питбуля. Сказала, что ей нужна сторожевая собака. Это и логично. При такой работе нельзя не думать о безопасности.
– Может быть, – пробормотала я. Роден слышала, что вчера ночью кто-то был возле ее дома, и вызвала полицию. Мне повезло, что меня не арестовали.
– А вы кем работаете?
Внезапно я больше не могла оставаться там ни секунды. Я вручила ей поводок Макгаффина и вышла из приюта.
Глава 44
Ван
Кайл просунул голову в дверь:
– Отец Ру и Лили Ларсен вернулся в город.
Я постаралась как следует сосредоточиться, что было непросто, учитывая, что прошлой ночью я спала урывками. Минус состоял в том, что я не выспалась, но у меня не было другого способа не сорваться с крючка реальности, кроме как не позволять кошмарам меня поглотить.
– Где он? – спросила я.
Кайл, судя по его виду, тоже спал плохо. Как и остальные, он смотрел на меня как на бомбу, которая вот-вот взорвется. Я ощутила укол вины, но думать еще и об этом мне явно не стоило – если, конечно, я хотела удержать себя в руках.
– В мотеле «На обочине», недалеко от депо Сент-Пол. Он сам позвонил нам на горячую линию. Сказал, что видел новости и хотел поговорить.
Горячую линию я организовала вчера, после того, как покинула приют и мой восьмичасовой тайм-аут закончился. Раз уж Комсток подложил нам свинью, подумала я, так хоть сала поедим, хотя пользы от горячей линии обычно бывает ноль целых хрен десятых. За двенадцать часов нам поступило больше сотни звонков. Кто-то видел Эмбер и Лили в продуктовом магазине или местном детском саду, но настаивал, что они по-прежнему дети. Один мужчина сообщил, что воспитательница его дочери – Лили Ларсен, но, по крайней мере, взрослая. Несколько человек признались, что это они убили Эмбер. Почему-то люди хотели ассоциироваться с трагедией. Может быть, они таким образом хотели самореализоваться. Как бы то ни было, нам приходилось отвечать на все звонки. Так что мы привлекли несколько стажеров, и если они обнаруживали что-то стоящее, они сообщали Кайлу, а уже он, если сам считал это стоящим, передавал мне.
– Сегодня заеду к мистеру Ларсену, – сообщила я. – Кто еще в нашем списке?
Кайл организовал мне встречу с Дональдом Такером, осужденным педофилом, на данный момент проживавшим в доме престарелых. Полиция Лич-Лейка – или, по крайней мере, Бауман – была уверена, что именно он похитил девочек. Последнее, что я слышала, – что Кайл пытался отыскать Брюса Энтони, странного преподавателя музыки, которого в восьмидесятых с горем пополам допросили и отпустили. Он пытался связаться и с Джейкобом Питерсом, что мне казалось не вполне логичным – однокласснику Ру, который предположительно был в нее влюблен, на тот момент, как и ей, было восемь. И еще оставался курьер из Швана, который, насколько мы могли судить, не имел вообще никакого отношения к делу, кроме того, что оказался не в том месте и не в то время, выполняя свою работу.
– Брюс Энтони давно умер, лет десять назад, от сердечного приступа. Курьер из Швана, он же Билл Бристон, работает в «Уолмарте» на полпути к Лич-Лейку, он сказал, что ты можешь пообщаться с ним в любое время. – Кайл ухмыльнулся. – Мне кажется, он не вполне понимает, насколько все это серьезно – само по себе дело ведь довольно старое.
– Спасибо, – сказала я. – Выезжаю в десять. Хочешь мне что-нибудь сказать?
Напряжение между нами было ощутимым, но Кайл покачал головой:
– Я дам тебе знать, если что-нибудь появится.
Мое горло сжалось. Что я надеялась услышать – извинения? «Прости, что я все растрепал Стейнбеку»? Или, может быть, я отчаянно нуждалась в том, чтобы он рассказал мне, как исправить то, чего я исправить не могла?
Этого мне узнать было не суждено.
Едва он ушел, я поехала в мотель «На обочине».
* * *
Мотель оправдывал свое название, поскольку располагался рядом с железнодорожными путями в заброшенной части города. Это было полуразрушенное строение – длинный ряд номеров и кабинет. Пахло сигаретами и сухой кожей.
Рольф Ларсен, отец Ру и Лили и бывший муж Риты, открыл дверь с таким видом, будто его вытащили прямо с кастинга на роль золотоискателя Дикого Запада. Маленький и седой, как одуванчик, с распухшим от алкоголя носом, словно наспех приклеенным к его лицу, он нервно потирал руки, как если бы мыл их всухую.
Я показала ему бейджик.
– Агент Рид. Мистер Рольф Ларсен?
– Да, это я. Мы можем и в комнате поговорить, там описывать нечего.
Я обвела глазами номер – две кровати, одна незаправленная, другая – аккуратно застеленная, с изголовьями явно из того же картона, которым были оклеены стены. На неразобранной кровати лежала черная
