вопрос об изменениях в управлении экономикой. Здесь он не был таким комплементарным. «Мы сталкиваемся с неприкрытыми попытками извратить суть реформы, наполнить новые управленческие формы старым содержанием. Слишком часто министерства и ведомства отступают от буквы и духа закона о предприятиях, в результате чего, как признают многие экономисты, он выполняется не в полной мере».
Посредством реализации Закона о государственных предприятиях, который вступил в силу в январе 1988 года, Горбачев и его советники надеялись создать финансовые стимулы для предприятий и побудить их проявлять больше инициативы и независимости в своей экономической деятельности. Основная идея закона заключалась в том, чтобы дать возможность каждому государственному предприятию, независимо от размера, самостоятельно распоряжаться своей долей бюджетных ассигнований, без каких-либо указаний из Москвы. Горбачев считал, что если бы заводы были свободны распоряжаться своим собственным бюджетом и устанавливать цены на производимую ими продукцию, то было бы больше стимулов для повышения общей производительности и прибыльности. Однако претворить теорию в жизнь оказалось непросто.
По словам Горбачева, планы предприятий на текущий год были не более чем переработанными вариантами деятельности предыдущего года, «при этом прежняя система обязательных производственных квот фактически поддерживалась под видом государственных заказов. «Это, — заметил Горбачев, — не что иное, как злоупотребление со стороны министерств в отсутствие необходимого контроля или в некоторых случаях результат попустительства со стороны Госплана и постоянных органов Совета министров СССР».
Горбачев осудил стремление руководителей предприятий достичь так называемых целевых показателей «валового выпуска» «с помощью государственных заказов на производство товаров, которые не пользуются спросом». Эта практика, заявил Горбачев, «полностью противоречит духу реформы, она сводится к сохранению методов управления, которые загнали нашу экономику в тупик».
Затем Горбачев обратил свой взор на внешнюю политику, которую, по его признанию, не обошли стороной старые командные модели управления. «Иногда случалось, — заявил Горбачев, — что даже жизненно важные решения принимались узким кругом людей без коллективного, всестороннего изучения или анализа, а иногда и без надлежащих консультаций с товарищами». То, что Горбачев сказал дальше, должно было заставить каждого члена Советской армии и военной промышленности сесть и слушать.
«В ответ на ядерный вызов нам и всему социалистическому миру необходимо было достичь стратегического паритета с Соединенными Штатами Америки, и он был достигнут. Но, концентрируя огромные средства и внимание на военном аспекте противодействия империализму, мы не всегда использовали политические возможности, открывшиеся в результате фундаментальных изменений в мире, в наших усилиях по обеспечению безопасности нашего государства, снижению напряженности и содействию, взаимопониманию между народами. В результате мы позволили втянуть себя в гонку вооружений, что не могло не сказаться на социально-экономическом развитии страны и ее международном положении.
По мере того, как гонка вооружений приближалась к критической точке, наша традиционная политическая и общественная деятельность в интересах мира и разоружения начала на этом фоне терять свою убедительность. Говоря еще более прямо, не нарушая логики этого курса, мы действительно могли бы оказаться на грани военной конфронтации».
«Что было необходимо, — заключил Горбачев, — так это не просто уточнение внешней политики, а ее решительная перестройка».
Что общего у всех этих трех тем, обсуждавшихся Горбачевым — снабжение продовольствием, управление экономикой и формулирование внешней политики, — так это то, что они были побочным продуктом распадающейся политической системы. Таким образом, радикальное реформирование этой системы стало приоритетом конференции. Участники конференции, заметил Горбачев, были вынуждены признать, что на определенном этапе политическая система, сложившаяся в результате Октябрьской революции, претерпела серьезные деформации. Это сделало возможным всемогущество Сталина и его окружения, а также волну репрессивных мер и беззакония. Командные методы управления, возникшие в те годы, оказали ужасное влияние на различные аспекты развития нашего общества. В этой системе коренятся многие трудности, с которыми мы сталкиваемся по сей день.
Этот комментарий был прямым ударом по попытке Егора Лигачева через статью, опубликованную в «Советской России» и приписываемую Нине Андреевой в марте 1988 года, вдохнуть жизнь обратно в культ Сталина. Горбачев был решительно настроен против.
Существующая политическая система оказалась неспособной защитить нас от роста явлений застоя в экономической и социальной жизни в последние десятилетия и обрекла реформы, предпринятые в то время, на провал. Пока функции экономического управления все больше концентрировались в руках партийно-политического руководства, роль исполнительного аппарата в то же время непропорционально возрастала.
Этот аппарат, заявил Горбачев, «начал практически диктовать свою волю как в экономической, так и в политической сфере. Именно эти управления и другие административные структуры занимались исполнением принятых решений и своими действиями или же бездействовали, определяли, что будет, а чего не будет… это стало универсальным правилом, согласно которому орган, принимающий решения, не несет экономической ответственности за последствия своих действий».
Результатом, отметил Горбачев, стала «чрезмерная правительственная централизация общественной жизни». Признавая, что функции государства были велики при социализме, Горбачев подчеркнул, что, «по замыслу основоположников марксизма-ленинизма, функции управления должны быть расширены не за счет усиления власти, основанной на своевольном управлении и принуждении, но, прежде всего, за счет повышения роли демократического фактора и вовлечения широких слоев населения из людей в администрации».
Для достижения этой цели Горбачев наметил семь конкретных задач, призванных выяснить, какие качества нынешней политической системы выдержали испытание временем, а какие нуждаются в замене.
Во-первых, необходимо сделать все, чтобы вовлечь миллионы и миллионы людей в управление страной на деле, а не на словах.
Во-вторых, необходимо придать максимальный размах процессам саморегулирования и самоуправления общества, а также создать условия для всестороннего развития инициативы граждан, представительных органов власти, партийных и общественных организаций, трудовых коллективов.
В-третьих, необходимо наладить механизм беспрепятственного формирования и выражения интересов, воли всех классов и социальных групп, их координации и реализации во внутренней и внешней политике Советского государства.
В-четвертых, должны быть созданы условия для дальнейшего свободного развития каждой нации и народности, для укрепления их дружбы и равноправного сотрудничества на принципах интернационализма.
В-пятых, социалистическая законность, правопорядок должны быть радикально усилены, чтобы исключить любую возможность узурпации власти или злоупотребления ею, чтобы эффективно противостоять бюрократии и формализму и надежно гарантировать защиту конституционных прав и свобод граждан, а также выполнение их обязанностей по отношению к обществу и государству.
В-шестых, должно быть проведено строгое разграничение функций партийных и государственных органов в соответствии с ленинской концепцией Коммунистической партии как политического авангарда общества и роли Советского государства как инструмента управления народом.
Наконец, в-седьмых, необходимо создать эффективный механизм для обеспечения своевременного самоомоложения политической системы с должным учетом меняющихся международных и внешних условий, системы, способной ко все более энергичному развитию и внедрению принципов социалистической демократии и самоуправления во все сферы жизни.
Это были нетривиальные задачи,
