Георг был в спортивном костюме, брюках гольф, Елизавета в длинном голубом платье со шлейфом и лентой через плечо — как рисуют царственных дам на лубочных картинках. Король обошел вдоль строя, каждого ему представили по заранее составленному списку, который держал в руках камергер. Не обошлось без конфуза: Ветошкин и Миллер стали не на свои места, и их перепутали. После этого Георг сказал несколько слов. Переводчик разъяснил, что «хиз маджестик» извиняется, ему надо ехать на охоту, с нами займется его царственная супруга. После этого он ушел, а мы подошли и приложились к руке Елизаветы. На этот раз Миллер и Ветошкин заняли свои правильные порядковые номера и их представили правильно.
После церемонии представления нас пригласили в соседний зал, где был накрыт большой Т-образный стол. Королева села во главе стола, по центру верхней черточки «Т», по правую руку посадили адмирала. Мне досталось место в углу буквы «Т», ближе всех от королевы, по другую сторону стола — сел визави адмирала. А Ветошкин, наш флагштурман, очутился в самом конце стола, в торце «Т» у основания литеры, лицом к королеве (я сидел левым плечом к ней). Посадили вперемешку — один наш, один или одна из придворных.
На столе в вазах и блюдах какое-то печенье, фрукты, пирожные, сыр, какие-то джемы, мармелады, молоко и т. д. У каждого за спиной вырос лакей. Не знаю, как у других, но от лакейской опеки аппетит, даже если он есть, пропадет. Не успеешь подумать, только посмотришь на вазочку с каким-нибудь чудом, как из-за спины протягивается рука в белой перчатке и тебе кладут на тарелочку! Как он угадывает направление твоего взгляда, стоя за спиной, — ума не приложу. Но угадывает, и безошибочно!
Королева о чем-то мило щебетала с адмиралом, Гущин делал вид, что все понимает и старался молчать, выражая весь внимание и почтение, иногда вставляя скороговоркой что-нибудь, вроде «Иесс» или «Майна брашпиль, вери гут сундук». Все шло по протоколу, было очень «весело» и мило. Подали чай — из-за спины поставилась чашка тончайшего фарфора — даже страшно, чтобы не раздавить в моряцких пальцах (хотя нам предварительно сделали всем маникюр), и заполнили их чаем с молоком по-английски — сначала наливается горячее, стопленное до коричневого цвета молоко, а потом доливается крепчайшим чаем, видимо, «Липтоном». Желающим, вместо молока, по особой просьбе наливали с лимоном. Адмирал и Ветошкин оказались в числе последних.
В общем, все по протоколу… И вдруг! Об этом предупредить забыли! Ветошкин, допив чай, залез, аккуратно, двумя пальцами в чашку, достал ломтик лимона, отгрыз сердцевинку, сжевал, а корочку положил, так же деликатно, в чашку!
Английские леди и джентльмены, их лордства, смотрю, надулись, покраснели, вот-вот лопнут от такого шокинга. Адмирал посуровел, сейчас сорвутся у него с языка не предусмотренные «протоколом» «мостиковые выражения». Королева тоже заметила лимонный трюк капитан-лейтенанта Ветошкина и наступившее замешательство, чуть заметно улыбнулась уголками губ, залезла в чашку, достала и сжевала лимон! Что тут было! Как будто шквалик пронесся по зеркальному морю! Все джентльмены и джентльменши, у которых был чай с лимоном, залезли в чашки и сжевали лимон, некоторые даже с коркой! Как бы соревнуясь между собой, кто скорее, и косясь — видит ли королева!
Говорят, что теперь в Букингемском дворце до сих пор пьют чай с лимоном «по-русски». Мне кажется, такой такт может проявить только королева…
И еще один случай. Был на «Рошале» у нас дневальный — Додик Мороз. Вспомнил о нем вот почему. Сценарий «Полосатого рейса», кажется, Ваш? Давно смотрел, точно не помню. Так вот. Ежегодно, по весне, в Ленинграде проводились международные зоологические аукционы. Проще — продают на экспорт зверье, кто больше даст. И вот в очередной рейс на Гамбург грузят нам на палубу клетки с разными хищниками: барсы, рыси, медведи и т. д. И одну клетку с уссурийским тигром. Ее поставили на первый трюм, чтобы с мостика видно было все время. Сопровождал зверье старик Гагенбек Карл. Он попросил выделить ему кого-нибудь из команды, двух человек, смотреть за зверями, кормить их. Вызвались Додик Мороз и Сергей Дубинин. Первому досталась носовая палуба, Сереже — кормовая. Все было хорошо, погода отличная. Уже проходили южную оконечность Готланда — вернее, уже прошли, на рассвете уже не было видно за кормой. На вахте был старпом Сыробоярский, Александр Михайлович, маленький такой, с усиками, за глаза звали его Чаплиным, он за границей и на берег ходил в котелке. Был такой случай: швартуемся в шлюзах, в Гольтенау. А навстречу в соседний шлюз — «Комсомол», был такой маленький пароход, на 1200 груза. Сыробоярский до «Рошаля» на нем плавал. Швартуется он на баке. С «Комсомола» кричат: «Сыробоярский, Сыробоярский!» Он довольный поворачивается: «Вот как меня там любят!» и машет рукой. Там увидели и кричат: «Сыробоярский — х… голландский!» Получился конфуз.
Но я не об этом. Я в рубке, только сменился. Вдруг старпом вбегает в рубку и закрывает дверь на ключ! Поворачивается к нам, а глаза на лице не умещаются! «Там, там…» И через минуту видим через стекло, как по мостику, обмахиваясь хвостом, медленно шествует, именно не идет, а шествует тигр! Оказывается, Додик кормил и забыл закрыть на задвижку клетку. Полосатик и вышел погулять. Настроен он был мирно — сыт, но за штаны Сыробоярского не ручаюсь. В общем, сыграли тревогу, шлангами загнали гуляку в угол у полубака, замотали в брезент и втиснули в клетку. Дубинин настаивал всунуть туда и Додика, но предложение отвергли.
Я заболтался, надоел Вам изрядно. Да и писать — это длинно, вот если рассказать — недели бы на три хватило баек, и все быль!..
Ваш престарелый моряк Георгий Яффе
Герои, скитальцы морей альбатросы!
Застольные гости громовых пиров!
Матросы, матросы!
Виктор Викторович!
Еще раз с Новым годом! Большой, дальневосточный, моряцкий привет!
Страшно жалею, что не смог с Вами встретиться в октябре, когда Вы были во Владивостоке на «Северолесе». Мне об этом сообщили уже постфактум, когда вы уже улетели — вечером того дня я вернулся домой из санатория… В мое отсутствие состоялся так называемый «симпозиум по маринистике», и меня даже не предупредили и не пригласили, хотя формально я числюсь куратором сектора маринистики при Приморском отделении Союза писателей. Не пригласили, мне думается, по тем причинам, что, несмотря на все мои многолетние усилия, по существу, маринистики у нас во Владивостоке нет и никто не хочет писать на морские темы. Пишут о чем угодно — о колхозах, о шахтерах, партизанах и т. д., а моряков не замечают. Был Халилецкий, умер. Но он писал о военных моряках, а о торговых, после Гука и Кучерявенко, никто не пишет, а они уже много лет не берутся за перо, старенькие и больные. Начал писать Князев, но, по существу, морского у него только декорации, а действие может быть в любой декорации, ничего не изменится. Морского духа, аромата моря, морской души нет.
Об этом симпозиуме я узнал из газетного отчета и из него увидел, что морских произведений даже не обсуждали. Когда я спросил, почему меня не пригласили, Князев отвел глаза и сказал, что я бы непременно выступил, раскритиковал бы, так как маринистических произведений не было, и испортил бы всю обедню. Ну Бог с ними! Здесь ничего не поделаешь. Владивосток — портовый город, а психология у местного начальства сухопутная, у руководства местного моряки не в почете, не то что в Одессе. Даже площадок для строительства жилья морякам вблизи порта не выделяют, только на самых далеких окраинах города. У руководства полностью отсутствует морской образ мышления. А отсюда все и идет. Характерно, что в здешних мореходках местных парней почти нет, все учащиеся приезжие, а свои подаются куда угодно, только не в моряки. Местное издательство морской тематикой не интересуется, даже издание «Тихоокеанских Румбов» прекратили!
С огромным удовольствием прочитал «Вчерашние заботы»!.. Бесподобно! Хотя мне писали из Ленинграда, что там кое-кто книгу страшно ругает. Думаю, что ругают те, кто узнал себя, увидел в качестве прототипов главных персонажей. А мне понравилось. Необыкновенно правдоподобно, я узнал многих своих соплавателей и знакомых. Ушастик — вылитый стармех Котельников, с которым я плавал лет 25 назад. Все черты характера, поведения и даже внешность — все сходится, вплоть до «нюансов». Фомичев — тип более распространенный, это и Тимоша Кривошихин, и ушедший на пенсию Бабенко, и т. п. А Спиро — типичный Ханжонков, был у меня в шестидесятых годах такой старпом. Вот Рублевых не приходилось встречать, а тети Ани и Соньки Дедкины со мной плавали во множестве.
Большое спасибо за теплые страницы воспоминаний о покойном друге — Юрии Дмитриевиче Клименченко. Мы дружили с двадцатых годов, еще школьниками. Вместе подались в яхт-клубы. Он в речной — на «Революцию», а я в только организованный яхт-клуб «Водник» на Петровском острове. Там после подготовки мне доверили командовать швертботом «Кобчик» — на нем я перевернулся на Неве, выше Троицкого моста…
