времени. Только ему по-прежнему нельзя ходить и позволять крови бурно циркулировать, что значило: он должен оставаться в горизонтальном положении. Беда в том, что я смертельно скучал, а из доступных развлечений было лишь наблюдение за хозяевами, которые производили на меня весьма неприятное впечатление. Мне бы на охоту, но, увы, подобные забавы в здешних владениях под запретом — в угоду пресловутой мисс Хеде, таинственной юной особе, которую все ждали с нетерпением, а она все не появлялась. Кроме того, я боялся по пути столкнуться с басуто. Можно съездить в Пилгримс-Рест или Лиденбург и доложить о подлых делах этих дикарей, но дорога в лучшем случае займет дня два, а чиновники могут задержать и дольше — эти господа ценят только собственное время.
Выходит, придется оставить Энскома одного, а мне этого никак не хотелось. Поэтому я продолжал скучать, слонялся без дела и курил больше обычного во вред своему здоровью.
Постепенно Энском перебрался на веранду, где лежал, задрав ногу кверху, и тоже скучал. Особенно после того, как его попытка выведать у старика Марнхема правду о его службе в гвардии не увенчалась успехом. Однажды вечером, совсем повесив носы, мы решили поиграть в карты. Не то чтобы мы были заядлыми игроками. Лично я всегда питал к ним отвращение. Покерные фишки разного цвета, заменяющие деньги, которые никогда не выплачивались, в юности доставили мне немало душевных мук. Так досадно, когда выиграешь, тебе выдают стартовые зеленые фишки и сообщают, что в них заключены многие сотни и тысячи фунтов, или, наоборот, они ничего не стоят, если проиграешь. Мой дорогой отец всегда играл на огромные ставки. Я же никогда в жизни не терял голову. Энском тоже недолюбливал карты. Наверное, его предки играли фишками в тысячи и тысячи гиней где-нибудь в шоколадном клубе на Сент-Джеймс-стрит или других злачных местах прошлого века. А наутро фишки выкупались за наличные. Так его семейство и пришло к полному разорению.
— Могу себе представить, какого полета эти птицы, — сказал он, когда наши соперники ушли за подходящим столиком.
Ночь выдалась душная, и мы расположились на веранде, при свете керосиновой лампы и нескольких свечей. Я возразил, мол, не могу себе позволить расстаться с крупной суммой, тем более отдать ее людям, которые, возможно, метят карты.
— Понимаю, не беспокойтесь, старина. Предоставьте все мне. Ради такой потехи я не прочь и заплатить, а потеха будет, не сомневайтесь.
— Идет, в таком случае весь выигрыш ваш.
По мне, так скорее снег выпадет на экваторе, чем мы выиграем у этой парочки.
Вскоре они вернулись со столиком, покрытым зеленым сукном. Края его свисали почти до пола. Слуга принес поднос со спиртным. Судя по развязному виду старика Марнхема, уже получившего свое за обедом, он и по дороге успел угоститься. Наконец мы расселись по местам, мой партнер Энском восседал против меня на своей кушетке. Игра началась.
Не помню, какой был расклад, но ставки оказались высоки и продолжали расти. Хотя началось все с малого, и мы выиграли, так как нам, по-моему, поддались. Не прошло и получаса, как Марнхем поднялся и налил себе коньяка, разведенного чисто символически водой. Я хлебнул голландского джина, а Энском и Родд набили свои трубки табаком.
— Что-то скучновато, — обратился Родд к Энскому, — не повысить ли нам ставки?
— Сколько угодно, — ответил Энском с манерной медлительностью, а в глазах его замелькали озорные искорки, показывая, как он доволен. — Мы с Квотермейном прирожденные игроки. Не глядите так строго, Квотермейн, сами ведь знаете, какой вы. Только в случае нашего проигрыша, доктор, вам придется взять чек, у меня при себе крайне мало наличных.
— Что ж, извольте, — спокойно ответил доктор. — Однако вы еще не проиграли.
Ставки взлетели до небес, отчего у меня волосы на голове зашевелились. Игра тем временем набирала обороты. Гляньте-ка — свершилось чудо, мы выиграли! Не знаю, как так вышло, то ли старик Марнхем по ошибке пошел не той картой, то ли он не разобрал многочисленных сигналов напарника, не ускользнувших от моего опытного глаза. Так или иначе, мы выиграли! Более того, после нескольких неудач мы снова стали выигрывать со значительным отрывом, пока на нашем приходе не образовалась кругленькая сумма. При этом Марнхем на каждом круге все больше налегал на бренди, а доктор вскипал от ярости, стараясь держать себя в руках. Я не на шутку тревожился, так как Энском находился на грани безудержного веселья, а дотянуться и пнуть его под столом не представлялось возможным.
— Давайте прервемся, — предложил я, — моему напарнику пора в постель.
— Поддерживаю, — ответил Родд, наградив Марнхема суровым взглядом. Тот слизывал капли бренди со своей длинной бороды.
— Ч-черта с два я соглашусь! — воскликнул почтенный старик. — В дни моей молодости джентльмены всегда давали соперникам возможность отыграться.
— Что ж, — ответил Энском, метнув на него взгляд, — последуем примеру того джентльмена, с которым вы играли в молодости. Предлагаю удвоить ставки.
— Вот это дело! Вот это по-нашему! — одобрил старик.
Доктор привстал и снова сел. Наблюдая за ним, я решил, что он в сговоре со своим партнером, этим завзятым пропойцей, который вовсе не такой пьяный, каким хочет казаться, и явно припрятал козырь в рукаве, в прямом и в переносном смысле. В любом случае старик им, верно, не воспользовался, ведь мы снова выиграли, каким-то образом поймав удачу за хвост.
— Что-то я притомился, — протянул Энском. — Лимонад недостаточно бодрит. Может, хватит?
— О нет, ради всего святого!
Энском согласился сыграть последнюю партию.
— Будь по-вашему, — согласился Марнхем, — только ставим на кон все до последнего.
Он говорил спокойным и неожиданно трезвым голосом.
Похоже, Родд действительно верил в игру Марнхема и старик задумал какую-то хитрость. Как бы там ни было, возражать он не
