— Что ж, Хлоя, я бы порасспросил вас о вашем необычном одеянии, но, полагаю, это тема не из приятных. К тому же затем я вынужден буду сообщить вам, почему еду в микроавтобусе, и изложить собственную ужасающую историю этого вечера.
— Я не сказала вам, почему еду в микроавтобусе, — говорю я.
— Подозреваю, потому, что вы одеты как бродяжка.
— Вы правы, — хихикаю я, пытаясь сесть так, чтобы не слишком оголиться. Все это действительно очень глупо. — Значит… вы на последнем курсе? — спрашиваю я, чтобы отвлечь внимание от себя.
— Да. Сравнительное литературоведение. Специализация — Латинская Америка. А вы? Мне кажется, я раз или два видел вас в «Джипси».
— Могли, — говорю я, балдея от его акцента. — Я на предпоследнем курсе английского отделения. А теперь расскажите, почему вы едете в этом автобусе.
— Что ж, Хлоя, у меня состоялось самое катастрофическое в моей жизни свидание. И тут, чтобы до конца все испортить, эвакуируют мою машину. Проклятые американцы со своими правилами парковки, — с ухмылкой говорит он. — Только не говорите, что вы американка, — прибавляет он.
— Жаль вас разочаровывать, но я американка… из Нью-Йорка, чтобы быть точной.
— Ну, ньюйоркцы — не американцы. Проблема решена.
— Так что с вашим свиданием?
— С чего же начать? У нее пушок на верхней губе. Она доктор экономики, и весь вечер тарахтела о фьючерсах. Это было ужасно, у нас не оказалось ничего общего. И, что хуже всего, она жевала, не закрывая рта.
— В свое время мне случилось сходить на пару неудачных свиданий, — вставляю я.
— В свое время? Вам не может быть больше двадцати двух, — дразнит он меня.
— А вам, — парирую я, — ни на день больше тридцати.
— «Столько пивнушек разбросано по всему миру, а она выбирает мою», — произносит он, изображая американский акцент, что, должна признаться, у него хорошо получается.
— «Касабланка», — говорю я, узнав цитату.
— Это было до вашего рождения, — лукаво замечает он.
— И до вашего.
— Что ж, и это нас тоже объединяет, — говорит он, поднимая бровь. — Помимо изучения литературы и поездки в этом автобусе.
— Счет «три-три».
— Стало быть, это зеленый свет. Могу я записать номер вашего телефона?
— Я не даю свой номер незнакомым людям, особенно незнакомым европейцам.
— Что ж, в таком случае у меня хорошая новость. Мы, британцы, не считаем себя европейцами. Мы, англичане… обитаем как раз посередине Атлантики.
— Но мы все равно не знакомы.
— Что ж, тогда каким образом может англичанин, боящийся, как и остальные его соплеменники, оказывать явные знаки внимания, но имеющий безупречный вкус в отношении скотча и галстуков, когда-либо установить с вами контакт?
Я молчу, размышляя. Я не могу решить, действительно ли Колин такой умный или просто красивый. Я решаю пока считать его умным, но вопрос переоценки оставляю открытым.
— Вам придется пройти тест, — заявляю я.
— У меня очень плохо с тестами. Я едва сдал средние.
— Средние?
— Британские тесты за среднюю школу. Они нужны для поступления в университет.
— Понятно. У меня другой тест. И если вы так сильно желаете установить со мной контакт, вам придется его пройти.
— Я пройду, но позвольте предупредить вас, Хлоя, что, если я провалюсь, я все равно буду стараться получить ваш номер телефона. — Он произносит мое имя «Хлоэ». Это восхитительно.
— Посмотрим.
— Тогда вперед, — говорит он, раскидывая руки. — Испытайте меня.
— Где лучше всего выпить пива? Или пинту, как у вас говорят.
— В «Глоубе», на углу Мэрилебон-роуд и Бейкер-стрит, Лондон.
— Никогда там не была.
— Это хорошо или плохо?
— Увидим, — игриво отвечаю я. Он поднимает брови:
— Я заинтригован.
— Какой футбол лучше — американский или европейский?
— Американский.
Я рада. Ненавижу европейский футбол.
— Любимый писатель?
— Джон Чивер. О! — и, разумеется, этот рехнувшийся американский Зюс, — поддевает он меня.
— Мне нравится Зюс, а вот Чивера я не читала.
— Очень мрачный гротеск. Надо немедленно это исправить.
— Вы вроде бы говорили о сравнительном литературоведении. Как насчет латиноамериканцев?
— Габриель Гарсия Маркес.
— «Хроника объявленной смерти» или «Сто лет одиночества»?
— «Хроника». Бесспорно.
— Согласна.
— Что ж, славно. Я хорошо справился?
— Вполне.
— Номер телефона?
— Адрес электронной почты.
— Давайте.
— Ладно.
Он кивает.
— Вы не запишете? — спрашиваю я в панике, начисто забыв о приличиях.
— У меня ястребиная память.
— А у них хорошая память?
— Я точно не уверен, но мне кажется, это звучит убедительно. Разве нет?
— Да, — улыбаюсь я, — звучит.
Я в первый раз с момента посадки в автобус смотрю в окно. Внезапно мы останавливаемся у «ТД».
— «Тимоти Дуайт», — скрипучим голосом объявляет водитель.
Я встаю.
— Да. Простите. Это мне.
Водитель открывает дверь, и я вдруг вспоминаю о своем платье из мусорного мешка и о безумном вечере, начисто забытых или хотя бы на время отодвинутых благодаря Колину.
— Было приятно с вами познакомиться, — бросаю я через плечо, торопливо пробираясь к выходу.
— Взаимно! — кричит он мне вслед. — Хло-э, — зовет он, когда я уже одной ногой стою на земле.
— Да? — отвечаю я, на секунду сунув голову в автобус. Водитель, наверное, жутко заинтригован всем происходящим.
— «Никогда не ешь яблок, груш и т. п., когда пьешь виски, за исключением французского ужина, который заканчивают фруктами. Другие продукты оказывают успокаивающее действие. Никогда не спи при лунном свете. Поскольку ученые доказали, что это вызывает безумие, то в ясную ночь, прежде чем ложиться, опусти жалюзи, если кровать стоит у окна. Никогда не держи сигару под прямым углом к пальцам. Это по-деревенски. Держи сигару под углом. Снимать полоску или нет — на твое усмотрение».
Я вопросительно смотрю на него.
— Джон Чивер, — с улыбкой отвечает он.
А мне нравится, что подбородок у него выдается вперед.
Водитель закрывает двери и уезжает, оставив принцессу мусорного мешка добираться до комнаты в темноте. В лунном свете, который иногда, в такую ночь, как сегодня, вызывает безумие.
На следующее утро я нахожу в своем электронном почтовом ящике два письма. Одно от Почтальона, другое от британца. В настоящий момент британец интересует меня гораздо больше.
ХЛОЯ!
После моего неудачного свидания я думал, что в будущем ничего хорошего меня уже не ждет, но ты доказала, что я ошибался, и восстановила мою пошатнувшуюся веру в человечество.
