Летом короткие ночи. Черные, глухие, но такие короткие!
Утром Вьямра покинет дом. Покинет не одна: при старой ведьме телохранитель, он спит сейчас на лестнице.
На первом этаже проживает семейство писца. Прешдаг еле дождался, пока детвора угомонится и уснет. На втором этаже живет портной, но сейчас он куда-то перебрался, предоставив свое жилище Вьямре.
Прокрасться к старой карге нельзя. Убить телохранителя? Ну да, а потом молить его хозяйку об отсрочке… очень умно!
Оставался один путь.
У Прешдага была веревка с «кошкой» на конце, но ему никак не удавалось забросить ее на карниз.
Проклятые руки — руки пьяницы!
Раньше для циркача было бы забавой вскарабкаться по веревке на второй этаж. А теперь веревка раз за разом падала вниз, лязгая по брусчатке зубьями «кошки». Каждый раз Прешдаг дергался всем телом: ему казалось, что на этот звук сбежится стража.
Горестно вздохнув, укротитель снова взялся за веревку.
«Безликие, окажите мне милость! Да, я никчемный пропойца, но я люблю своих мальчишек, свою Рейху, своего медведя, свой цирк, будь он неладен! Сжальтесь надо мной, дайте мне сохранить то, без чего я не выживу! Клянусь, я…»
Прешдаг оборвал молитву в тот миг, когда она могла перейти в фальшивую, неисполнимую клятву.
«Безымянные, вы видите людей насквозь. Да, я не сумею бросить пить. Но клянусь, что больше не поставлю свои фургоны у края пропасти!»
Циркач еще раз огляделся — нет ли стражи? — и, вновь раскачав «кошку», швырнул ее вверх.
Стальные зубы, лязгнув, вцепились в край карниза.
* * *
— И почему ты считаешь, что я должна дать тебе отсрочку? Только за то, что ты ворвался среди ночи в комнату и разбудил меня?
Вьямра — щуплая, седая, в длинной ночной рубашке и с наброшенным на плечи одеялом — восседала на скрипучем стуле, словно королева на троне. Без страха глядела жуткими желтыми глазами на лысого верзилу, стоящего перед нею на коленях.
Чего было бояться королеве скупщиков краденого? За дверью караулил телохранитель. Правда, он прозевал ночного гостя (и за это завтра ему достанется), но на шум он проснулся. Вьямра приказала ему пока не вмешиваться, но по первому ее вскрику он ворвется в комнату.
Но главное — под рукой у Вьямры, на столике, лежит вязание. Безобидная вещь, старушечья забава. Но никто не знает, что концы спиц смазаны сильным ядом. Хватит одной царапины… а куда деть труп — это уже забота телохранителя.
— Так почему ты думаешь, что я дам тебе отсрочку? Только постарайся обойтись без слез и сопливых просьб.
Именно просьбы бились у него в горле, рвались наружу — рыдающая мольба к Безликим, заклинание именем Вьямры, призыв к остаткам доброты, которые, может быть, уцелели в ее черной душе.
Но отчаяние придало пропойце-укротителю неожиданную прозорливость. И он сказал единственное, что могло поддержать в старухе интерес, не дать ей закончить разговор:
— Дай отработать! Прикажи, что в голову взбредет! Надо убить — убью… на кого только бровью поведешь…
Вьямра оценивающе взглянула на ночного гостя.
Силен, как бык. Доведен до последней черты. Решителен: не стал ждать до рассвета, среди ночи к ней вломился. Достаточно глуп: надеется у нее что-то выпросить.
Но, увы, невезучий: явился не вовремя. Сейчас он ей не нужен.
— А почему ты не попытался убить меня? — внезапно спросила Вьямра.
Лгать не стал. Бухнул напрямик:
— А вдруг у тебя есть наследники? Им моя расписка достанется!
Старуха всплеснула руками и расхохоталась так, что одеяло сползло с плеч. Она смеялась так искренне и громко, что не сразу расслышала стук в дверь.
А заслышав, разом оборвала смех, подобралась, крикнула телохранителю?
— Что там, Айбиш?
— К моей госпоже, — смущенно просипел охранник.
— Да что ж за ночь такая! — возмутилась Вьямра. — Может, еще похоронная процессия через спальню прошагает?
Но тут же она спохватилась: вряд ли еще кто-то, кроме этого лысого дурня, осмелился бы тревожить ее ночью по пустякам.
— И кого же там принесло?
— О ком госпожа предупреждала… юную барышню…
И тут Прешдаг, не сводивший с Вьямры взгляда, потрясенно увидел, как помертвело лицо старухи, как заострились ее черты. Едва не уронив одеяло, в которое она была завернута, королева скупщиков краденого метнулась к двери, на ходу бросив циркачу:
— Жди здесь.
Едва за старухой закрылась дверь — к счастью, неплотно, — Прешдаг по-змеиному, всем телом кинулся на пол, растянулся у входа, припав ухом к щели между дверью и порогом. Он должен был узнать, что так потрясло эту бессердечную ведьму. Любая мелочь могла спасти семью и цирк.
Сначала он слышал неразборчивые женские голоса. Они доносились снизу: видимо, старуха спустилась по лестнице навстречу гостье. Укротитель напряг слух — и тут в негромком журчании женских речей вдруг прорезалось гневное восклицание Вьямры:
— Что-о?! Да ты с ума сошла!
Голос девушки зазвучал еще тише.
— И зачем? — осведомилась старуха. — Искать эту вещь будут всем городом, а сосватаешь кому? Что ты за сорока жадная: сперва хватаешь, потом думаешь!
В ответ — виноватый, еле слышный шелест.
— А как поняла, что натворила, так бегом ко мне, да? Ты бы еще с главного храма ворота сняла — те, что с резьбой, — и ко мне бы притащила, чтоб я тебе помогла их сосватать! Думаешь, во всем городе на твой товар найдется покупатель?
Гостья ничего не ответила.
— Только не вздумай разреветься! — строго прикрикнула Вьямра. — Тебе повезло. Я знаю единственного человека в городе, который захочет купить твою добычу. Конечно, я в доле. Половина на половину.
Девушка изумленно вскрикнула.
— Не нравится? — хмыкнула старуха. — Это я любя… Кому другому я бы десятую часть оставила — и он бы в ноги мне за это поклонился!
Заскрипела лестница. Прешдаг метнулся прочь от двери и замер в коленопреклоненной позе, словно и не пошевелился с уходом старой карги.
Но, должно быть, лестница скрипнула оттого, что старуха уселась на ступеньку. Разговор внизу продолжался. Укротитель побоялся вернуться к подслушиванию и, стоя на коленях, гадал, может ли изменить его судьбу то, что он узнал.
Наконец вернулась Вьямра, придерживая на плечах одеяло. Взглянула на Прешдага так, словно впервые его увидела.
— А ты, циркач, оказывается, везучий. Есть работа, и спешная. Охранника своего отпускать не хочу, мало ли кто вздумает обидеть старую женщину. Больше никого под рукой нет. А ты вроде вызывался мне службу сослужить?
От волнения у Прешдага перехватило горло. Он бухнул себя в широкую грудь кулаком, преданно вытаращив глаза на Вьямру: мол, повелевай!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
