У входа кто-то загородил солнце. Ларш обернулся. У дверей стояли Рейха, Мирвик и Финкуд.
Ларш с досадой подумал, что выглядит просто глупо: перевязь сбилась набок, завязки рубахи распустились, на руках лохматый скулящий пес…
Чтобы вернуть уважение в глазах циркачей, надо было сказать что-нибудь солидное, начальственное.
— Не больная? — сурово спросил он, кивнув на спящую циркачку. — Зараза по городу не разойдется?
— Этой заразы в городе и без нас хватает! — презрительно хмыкнул «человек-пес». — Пьяная она. Всю ночь где-то прогуляла, теперь отсыпается.
— Сестра моего муженька, — зло сплюнула Рейха. — Одна у них болезнь, траста гэрр! — выругалась женщина на родном языке.
— Ладно, — отмахнулся стражник от подробностей. — Пса я забираю и немедленно верну хозяйке.
Пьяная девица снова заворочалась и что-то неразборчиво забормотала. Ларш брезгливо поморщился и вышел из конюшни.
Мотылек забился Ларшу под куртку и тихо плакал. Запах и тепло человека немного успокоили бедняжку, но вид гигантского чудовища не мог так легко изгладиться из памяти мирного домашнего песика.
— А мои денежки, стало быть, ахнули и ухнули? — сердито уточнила Сариви из-за плеча Финкуда.
— А нечего покупать у всякой швали краденое, — поспешно вмешалась хозяйка, гася спор.
Ларш глянул на мрачную тощую Сариви. А ведь для нее и впрямь эта горстка медяков была солидной суммой, да и к Мотыльку она, наверное, успела привязаться.
Пальцы юноши скользнули к поясу, где была завязана серебряная монета. Последняя.
«А, ладно. Я сегодня обедаю у тетушки, заодно и деньжат перехвачу…»
Решительно дернув узел, Ларш извлек монету и протянул ее Сариви:
— Держи. За тявчика.
Девица убрала руки за спину и шагнула назад. Всем своим видом она показывала, что не попадется в непонятную ловушку, которую ей подстраивает «краб».
— Бери, не бойся. Я с Дочери Клана куда больше получу, раз так быстро нашел собачку.
Рейха, такая же бледная, как Сариви, приняла решение:
— Бери, дуреха, раз господин давать изволит.
Сариви с опаской взяла монету с ладони Ларша…
Когда Ларш и Мирвик уже шли прочь от Ракушечной площади, Спрут, поглаживая угревшегося у него за пазухой Мотылька, сказал:
— Запуганные они, эти циркачи. Даже не попытались спрятать собачонку.
— А то! — задумчиво откликнулся Мирвик. — В этих фургонах, на конюшне, на окрестных пустырях столько потайных местечек — хоть свору прячь! А они враз выдали нам тявчика. С чего бы это?
* * *
В кабаке «Плясунья-селедка» никто не радовался утру.
Кабатчик хмуро подсчитывал выручку, утомленно тер затылок и мечтал завалиться спать. Его жена, недавно проснувшаяся, столь же хмуро выметала за порог грязную солому, смешанную с мусором. За дверью на солому налетали тощие куры, сердито квохча, выбирали в куче крошки лепешек, рыбьи головы и прочие объедки.
Служанка за спиной хозяйки рассыпала по земляному полу свежую солому.
Обе женщины обошли по широкой дуге угол, где дремал могучий, лохматый Хрясь, известный громила и буян. Рядом маялся дружок Хряся — мелкий, щуплый, морщинистый, похожий на наррабанскую обезьяну. Его так и называли — Макака, но чаще за глаза, потому что этот несолидного вида человек был обидчив и споро пускал в ход нож.
Макака с трудом разлепил сухие губы:
— Хозяйка, водицы бы…
— Колодец во дворе, вода бесплатная, — сдержанно отвечала хозяйка.
Макака дернулся было встать, но тут же вскинул руки к вискам и страдальчески поморщился.
Переступив полосу света, золотившуюся на свежей соломе, вошел со двора рослый кареглазый парень. Он был без рубахи, капли воды светились на загорелой коже, с темных волос стекали струйки. Похоже, этот уже полечился у колодца.
Хозяин выдавил приветливую улыбку. Незнакомец ночь напролет угощал Хряся с дружком, сам пил мало — а к утру честно расплатился за всю компанию.
Отжимая ладонями длинные волосы, моряк подмигнул трактирщику:
— Ну-ка, хозяин, поднеси моим друзьям для поправки!
Трактирщик выразительно поднял бровь.
Моряк кивнул: мол, беру на себя…
Успокоенный трактирщик взял два небольших кубка, плеснул в них из глиняной бутыли, которую извлек из-под стойки:
— Для похмельных держу. Покойника с костра подымет.
Разговор разбудил Хряся. Тот приподнялся на локтях и тупо, но одобрительно следил покрасневшими глазами за приближающимся трактирщиком.
«Снадобье» и впрямь оказалось действенным. Макака перестал морщиться, а Хрясь, хоть и не без труда, поднялся на ноги и сипло потребовал воды.
Кареглазый моряк предложил почтенной компании перебраться к колодцу, чтоб не гонять прислугу за каждым ковшом.
— Угу, — одобрил идею Хрясь. — Я этот колодец враз выдую.
Колодец не колодец, а ведро Хрясь осилил почти наполовину, после чего недобро свел глаза на незнакомом моряке:
— Кто таков?
— Хрясь, ты чего? — вмешался Макака. — Это же наш друг Фарипар. Он же нас всю ночь угощал.
Судя по злобной роже, Хрясь собирался сорвать на незнакомце утреннее скверное настроение. Но слова приятеля изменили направление его мыслей:
— Еще погуляем?
Лицо матроса стало скорбным:
— Вот! Не осталось мужчин в Аршмире! Всё «погуляем» да «погуляем»… Нет чтобы сделать то, про что всю ночь орал… вражину своего измордовать… Нет, на это аршмирцев не хватит. Да у нас на Берниди этому гаду переломали бы все бимсы и шпангоуты…
— Какому гаду? — не понял Хрясь.
— Десятнику Аштверу, — уточнил Макака, у которого мозги работали лучше, чем у его дружка.
Новый знакомый, оказавшийся бернидийцем, напомнил:
— Ты ж сам рассказывал, как из-за «краба» работу на складе потерял.
Хрясь порылся в мутной трясине памяти.
— Угу… было… — И вдруг рявкнул: — Да чтоб свободному человеку не подраться малость!.. Сразу под замок сажать… как раба какого…
— Вот именно, — кивнул Фарипар, — и у меня к поганому Аштверу счет имеется. А вы оба, между прочим, всю ночь обещали ему кости поломать-покрошить, да так, чтоб его медузы за свою родню приняли.
— И поломаем! — хватил громила кулаком по колодезному срубу.
— Слова настоящего мужчины! — восхитился бернидиец. — Вот пойдем и поломаем! Прямо сейчас и пойдем!
— Может, поправимся сначала? — неуверенно спросил Макака.
— Поправились уже — и хватит! — отрезал бернидиец. — Вот как пустим Аштвера на стружку да опилки — будем гулять, да так, что на все побережье дым пойдет. А платить за всех буду я, для меня это честью будет — выпить с настоящими аршмирцами, а не с придонной тиной. Не со швалью, которая только и умеет, что бренчать…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
