Почему ты все испортил, Илья? И как убедить себя дать нам шанс, который ты так отчаянно просишь, хоть и не проронил ни одного слова?
Она же не совсем двинулась? Он же не просто так коршуном кружит над ней?
А этот вечер? Ей показалось, это совершенно не типичный поступок для парня. Да, бесспорно, он все сделал в своей излюбленной эгоистичной манере, но всё равно не тронул её ни разу, и даже вызвался помочь дойти до уборной.
Но, а во всем остальном? Он никогда на длительное время не уезжал из больницы. Он таким образом показывает своё раскаяние? Хочет искупить?
От нахлынувших чувств внутри всё переворачивалось. Все это неправильно, дико, неразумно. Но кто сказал, что у любви есть чёткие границы, которым нужно следовать? Любовь как раз находится за этими границами. Это что-то безрассудное, то, что живёт инстинктами. Любовь сплетается со страстью, а страсть - верная подружка ревности. Самого жестоко чувства в мире. Ревность сносит крышу. Уничтожает. А если ревность подпитать алкоголем, случится неизбежное. Как и в их случае. Нет возможности загладить вину… но, кажется, он не собирается отступать.
- Милана? - дверь открывается и палате появляется мама.
Девушка вздрагивает прячет кулон в разрез ночнушки, чувствуя, как холодный металл непривычно жжёт кожу.
- Мам? - приподнимается на локтях.
На этом слове и Илья вскидывает голову. Быстро убирает руку с ноги Миланы и проводит ею по лицу, пытаясь понять, что происходит?
Обводит мутным взглядом женщину, по инерции поднимается. Выходя из палаты, на ходу бросая дежурное «доброе утро», сразу же в коридоре сталкиваясь, нос к носу с отцом.
- Ты что здесь делаешь? - удивлено смотрит на закрывающуюся дверь, из которой только что вскользнул сын. - В такую рань?
- Какая разница? - достаёт телефон из кармана и растирает затёкшую шею. Сейчас бы в душ и кофе.
- Я тебя в последний раз предупреждаю, - Павел делает шаг вперёд, оказываясь впритык к парню. Приглушенно рычит: - Ещё раз увижу тебя здесь: приму меры!
- Какие? Ментам сдашь? - брызжет злостью. Провоцировать очередной конфликт не хотелось. Но отец не упускает ни одной возможности, чтобы перекрыть ему кислород.
Он не собирается ничего делать. Он контролирует себя, разве этого не видно?
- Хватит мучить бедную девочку! - хватает его за локоть и разворачивает к себе. - Мало поиздевался над ней? Ещё раз увижу Илья, пеняй на себя! Ещё раз… я предупредил!
…
Мышцы болели и ныли. Каждое движение приносило дискомфорт. Голова гудела.
Скинул с себя тяжёлые ботинки, и, раздеваясь на ходу, Илья направился в ванную. Бросил на пол куртку и кепку. Сдирал с себя тряпки, словно кожу. Хотелось бы. Родиться заново. Или вообще не рождаться. Тогда бы его мать была жива. Все были бы счастливы. И отец, и родня мамы. И Мили.
Разделся догола и шагнул в душевую кабину. Ледяная вода привела в чувство. Медленно пробираясь под шкуру крупными мурашками. Парень тяжело задышал, упираясь ладонями в холодный кафель. Опустил голову, позволяя каплям бить по затылку. Теплее… каждую минуту добавляя горячую воду. Расслабляясь, наконец. Ещё… до тех пор, пока прохлада не сменилась горячим паром. Почти кипятком, вспарывающим кожу. Больно. Сильнее обычного.
Сам не заметил, как плечи мелко затряслись. Дрожь спускалась к лопаткам, а в грудной клетке всё сжалась до такой степени, что ему показалось, будто ломаются его собственные рёбра.
Челюсть непослушно задрожала, тихо отбивая чечетку. Парень провёл ладонью по лицу и почувствовал соль на губах. Вот так. Видишь, чего ты добился? Хавай теперь. Что ты будешь делать? Что ты будешь делать, если она не простит тебя?
...
- Ты зашился здесь что ли? - Демьян недовольно хмурится и пожимает руку друга. Замечает нездоровый вид брюнета, – выглядишь паршиво.
- Чувствую себя так же.
Медленно выдыхает, проводя рукой по волосам, и скрывается в гостиной. Уходит на балкон, настежь распахивая окно. Взглянул на тлеющую в пепельнице сигарету.
- До тебя невозможно дозвониться. Ты как вообще? – блондин смотрит на ту же сигарету и протягивает к ней руку. Затягивается, вслушиваясь в тихий треск тлеющей папиросной бумаги. – Как Назарова?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Уже лучше, – язык словно прирос к нёбу. Ему тяжело говорить с кем-то о ней. Он так привык всё перемалывать в собственной голове. Самому вариться в этой каше.
- И сколько её там держать будут?
- Неделю… может, две.
- Илюх? – Демьян давит окурок в пепельнице и внимательно смотрит на Леднёва. – Ты мне скажи, всё реально так серьёзно?
Серьёзно на столько, что это тянет на статью.
Брюнет стискивает челюсти и отворачивается к окну. Пялится во двор, наблюдая за тем, как сильный ветер гнёт ветки деревьев. Так же, как и он гнул Милану. До хруста.
- Это что, блять? Совсем не решаемый вопрос? Я не хочу вдаваться в подробности о том, когда тебя так торкнуло по отношению к ней! Я просто не пойму, в чём проблема? Ты ведь, кажется, ей тоже нравишься? Или я ошибаюсь?
- Это в двух словах не объяснить, Дём. – злится, вспоминая, как размазывал сырость по роже полчаса назад.
- А я никуда не тороплюсь, – подпирает дверной косяк плечом и складывает на груди руки. – Бля, я знаю, что ты не любишь, когда копаются у тебя за пазухой. Но… - парень поджимает губы, подбирая слова, – просто… может, тебе стоит рассказать? Ты знаешь: я – могила.
- Я знаю, Дём…
- Дело в родителях? Вы им боитесь сказать что ли?
- Нет, – качает головой и тянется к пачке сигарет. Он скоро выплюнет лёгкие нахер. Но это действительно помогает. И, если не успокаивает, то немного расслабляет.
- Тогда я вообще ни хрена не отдупляю…
- Я накосячил, Дём. Так сильно накосячил, что это дерьмо теперь не отмывается, – говорить об этом вслух оказалось гораздо сложнее, чем хотелось бы. Каждое слово набатом стучало в башке, раскалывая её надвое.
- Накосячил? – не понимая, – ты всегда косячил, Илюх. Ни для кого не секрет, что ты ей продыху не давал в универе. Я думал, что это пройденный этап? Что ещё ты мог ей сделать? Ну, не избил же ты её, в конце концов?
Один взгляд. Заметное движение кадыка. Вслух произнести это не хватало смелости. Трус.
Махнул головой, будто это как-то поможет, провёл ладонью по лицу, стягивая кожу вниз. Слова потерялись в глотке. Просто глухая пустота.
- Я просто сделал то, чего не должен был.
Молчание в ответ лишь добавило напряжения в воздухе. Илья мельком взглянул на друга, замечая непонимание на его лице. Буквально слыша, как заработали шестерёнки в его голове.
- Я не хотел… - продолжил и тут же запнулся, – блять… нет. Я хотел, мать твою... но я не должен был, – ещё один взгляд. Вот оно. Понимание. Примерно такое же выражение лица было у отца, когда тот сам обо всём догадался.
- Ты… - Демьян подавился воздухом. Оттолкнулся от дверного косяка, – ты что, трахнул её без её согласия?
Ооо… как это тяжело: называть вещи своими именами.
Леднёв на секунду напрягся, ожидая, что друг ему сейчас размажет сигарету по морде.
- Изнасиловал. Да... – поправил, сглатывая ком в горле. Наконец-то он это сказал.
Демьян ничего не говорил. Переваривал, кусая нижнюю губу и раздувая ноздри. Опустил голову, рассматривая напольное покрытие под ногами. Дёрнул плечами. Это становилось похоже на пытку. Ещё одну.
- Ничего не скажешь? – брюнет стряхивает пепел в окно и медленно затягивается очередной порцией смолы. Замечает, как дрожат собственные руки. – скажи же, блять, что-нибудь, Демьян? – слишком спокойно. Я же сказал…
Глава 48
Одну неделю спустя
- Привет! - Илья вихрем залетает к Мили в палату и бегло осматривает помещение на предмет верхней одежды.
Девушка вздрагивает и принимает сидячее положение. Вчера утром ей сняли тугие повязки, и жизнь стала сразу легче.
- Что ты здесь делаешь?
- Пришёл предложить тебе прогуляться.
