Он умылся над раковиной на кухне, в подвесном шкафу нашел бритвенные принадлежности, помазок и побрился.
– Иди есть, чай готов!
На столе в комнате стоял подкопченный с одной стороны чайник, железная эмалированная кружка, блюдце с кусковым сахаром и нарезанный ломтями черный хлеб. Небогатый завтрак, не купеческий. Стало быть, на больший он не заработал. Но есть хотелось, и Андрей уселся за стол.
Женщина – вероятно, жена – достала из шифоньера плечики с одеждой. И одежда форменная – гимнастерка, бриджи.
Андрей молча оделся. Как ни странно, одежда по размеру подошла – как и сапоги. Он поискал глазами ремень – к форме всегда ремень полагался.
– Под подушкой, ты его вчера туда сунул, – поняла женщина.
Он взял ремень, подпоясался. В малюсенькой прихожей снял с вешалки форменную фуражку, надел, ребром ладони проверил положение звездочки и вышел. Он что – военный?
Спустившись по лестнице, Андрей оглядел дом: тот был двухэтажным, двухподъездным, из красного кирпича – видел он такие раньше на окраине. Их уже сносить за старостью хотели и на их месте строить новые.
Андрей потоптался на месте. Кто он? Где служит и куда идти? Интуитивно пощупал нагрудный карман. В левом лежало что-то плотное. Он вытащил удостоверение, развернул. С фотографии на него смотрел он сам, а справа был текст: «Уралзолото, Исовское приисковое управление, военизированная охрана. Кочетов Алексей Иванович…» – только и успел прочитать он, потому что сзади раздались шаги, и чья-то тяжелая ладонь хлопнула его по плечу.
– Здорово, Леха!
– Привет.
Рядом стоял незнакомый мужчина в такой же, как и на Андрее, форме.
– Ну ты вчера со Степанычем всех перепил, – незнакомец дохнул на него перегаром.
– Ага! Башка трещит – сил нет. Утром не мог вспомнить, как жену зовут, – поддержал разговор Андрей.
– Знала бы Ольга! – захохотал незнакомец.
Ага, значит, его жену Ольгой зовут!
– Чего стоим? На службу опоздать хочешь? Кстати, чем пьянка закончилась? Я-то раньше всех ушел.
– Потому что умный. А я не помню, как до дома дошел, – продолжал сочинять на ходу Андрей.
Похоже, была коллективная пьянка сослуживцев, и теперь провалы в памяти можно валить на перепой.
Незнакомец пошел, и Андрей пристроился рядом – хоть узнает, где он, Андрей, работает.
Идти оказалось недалеко, метров триста – за дощатым забором с будкой контрольно-пропускного пункта оказался сам прииск.
На КПП незнакомец предъявил вохровцу удостоверение, Андрей последовал его примеру.
После КПП повернули влево – мужчины в форме собирались именно там, у одноэтажного здания, рабочие в цивильном шли прямо. Там в высоком одноэтажном здании что-то грохотало, наверное – работало оборудование.
Едва они подошли, раздалась команда:
– Строиться!
Построились в две шеренги – как в армии. Только там были погоны и петлицы, а у вохровцев погон нет, и на черных петлицах эмблема – две скрещенные винтовки.
Сначала была перекличка, потом каждого поименно распределили по постам. Кочетова и Самойлова – к хранилищу. Андрей понимал, что Кочетов – это теперь он.
Все с озабоченным видом потянулись к зданию.
– Чего еле ноги волочишь, напарник?
– После вчерашнего.
Андрей повернул голову. Наверное, этот молодой вохровец – его напарник по посту. Андрей приотстал на полшага – пусть Самойлов вперед идет. Он же не знает, как, где и что.
Они подошли к оружейной комнате. Первым получил «наган» в кобуре и патроны напарник, за ним назвал свою фамилию Андрей. Выдававший оружие вохровец буркнул:
– Думаешь, я твою фамилию забыл? Распишись.
Андрей получил револьвер, пачку патронов и кобуру. По примеру других зарядил семь патронов в барабан и уже хотел сунуть револьвер в кобуру, но мазнул взглядом по левой стороне оружия и замер: надпись «ТОЗ», 1934 год и номер. Он видел этот номер не раз – это был револьвер, взятый им на месте авиакатастрофы. Его облило холодным потом.
Напарник заметил, что Андрей стоит весь мокрый, понял это по-своему и посочувствовал:
– Тяжко?
– И не говори…
Андрей снял ремень, пропустил его через шлевки кобуры и снова затянул пряжку на поясе. А в голове бился номер «нагана».
– Идем, караул менять пора.
Самойлов двинулся вперед, Андрей – за ним.
Выйдя из здания, они свернули влево – там стоял небольшой бревенчатый дом.
Они поднялись по крыльцу и вошли. Слева на двери была надпись «бухгалтерия», справа – «председатель». А прямо – еще одна дверь, и возле нее стояли двое вохровцев.
– Ну, наконец-то! Где вас носит?
– Мы вовремя, – отвел упреки Самойлов. Он тщательно осмотрел замок, печать на маленькой фанерке с веревочными хвостиками и кивнул:
– Все в порядке, идите.
Старая смена ушла. Нет, ВОХР – не армия – где разводящий?
Оба встали у дверей.
В бухгалтерию заходили и выходили люди.
Через час Андрей спросил:
– И долго нам так стоять?
Самойлов посмотрел на здоровенные часы на запястье:
– Еще одиннадцать часов.
Андрей мысленно чертыхнулся. Но делать нечего, надо стоять. После, дома, он попытается разобраться в ситуации.
За весь день он только дважды отлучился в туалет. К вечеру ноги устали. Уж лучше бы бегать, ходить – даже таскать что-нибудь.
Когда их сменили и они шли сдавать оружие, Андрей спросил:
– А чего мы охраняем-то?
– Ты что, совсем дурак? Три года служишь и не знаешь? Пить меньше надо! Золото с прииска мы охраняем! Весь поселок знает, а он – нет.
Домой Андрей пришел уже затемно. Жена вернулась с работы намного раньше и уже приготовила ужин.
– Ты слышал, по радио передали, что товарищ Сталин сказал о снижении цен на некоторые товары?
– На службе радио нет – где бы я слышал?
– А у нас на работе женщины весь день только об этом говорили. В поселке, в магазине ОРСа и товаров-то нет, все по карточкам.
– Придет время, и их отменят.
– В Молотов бы съездить.
– Куда? – О таком городе Андрей никогда прежде не слышал.
– Все-таки ты на фронте контужен был! Запамятовал, что Пермь в сороковом году в Молотов переименовали? В честь товарища Молотова.
– Привык уже к Перми.
Оказывается, он на фронте был. Наверное, надо географическую карту купить, посмотреть названия городов, чтобы больше впросак не попадать.
Они поели жареной картошки с селедкой, выпили жидкого чая. Андрей чувствовал себя попавшим в нереальность: другое время, чужая служба и чужая биография. Каждое слово, каждый шаг контролировать надо, как будто идешь по тонкому льду. Одно неверное движение – и ты в ледяной воде. Даже жена чужая, но ведет себя с Андреем, как с мужем.
Учитывая, что поселок режимный, все и вся под контролем НКВД, или МГБ. Андрей просто не помнил, когда ведомство Берии переименовали.
– Леш, ты чего сидишь? Я уже посуду вымыла и убрала. Спать пора.
– Задумался что-то.
Подумать и в самом деле было о чем. Второй раз в жизни судьба его круто менялась – вроде испытывал его кто-то. Только раньше никто ему не говорил, что с ним случалось подобное. Посоветоваться бы с кем-то! И опасался он. По крайней мере здесь, в режимном поселке, нельзя ни с кем разговаривать. Итог разговора – или психбольница, или застенки НКВД.
Голова от мыслей пухнет. Год он уже провел в Переяславле, жизнь наладил, женился – Андрей едва не застонал от воспоминаний. Как там Полина? Ведь она ребенка ждет, его ребенка! Сообщить о гибели команды и захвате судна некому – нет свидетелей. Так и будет она ждать его возвращения месяц за месяцем, пока не состарится в одиночестве. В церковь ходить будет, свечи ставить перед иконами, молиться за него.
– Оля, у нас где церковь?
– По-моему, ближайшая – в Горнозаводском. А зачем тебе? Товарищ Ленин говорил, что религия – опиум для народа.
– Так и есть, это я так, к слову спросил.
– Что-то я раньше не замечала, чтобы ты церковью интересовался. Ты ведь и сам когда-то говорил, что после фронта ни во что не веришь – ни в бога, ни в черта, а только в случай, в удачу.
– Спать давай.
– Вот так всегда.
Ольга разобрала постель и разделась сама. Андрей заметил, что у нее хорошая фигура. А вот голос подвел – низкий, с хрипотцой.
– Ты куришь? – спросил он.
– Раньше, в войну курила. Нас, женщин, в трудовую армию забирали. Мне еще повезло, я на торфоразработках была. А другие на лесоповалы попали. Знаешь, как там тяжело? Понадорвались все.
– Предполагаю.
Они улеглись в постель. Жена прижалась к Андрею, поласкала его, явно пытаясь соблазнить. Но Андрей устал после всех перипетий, чувствовал себя разбитым, глаза смыкались.
– Ну тебя, противный, жена хочет, а он – спать. – Ольга отвернулась, обиженная.
Никаких чувств Андрей к ней не испытывал, обиду ее хотя и понял, но отнесся к ней спокойно.
