Это же домашнее животное. Хотя понимал, смирялся: и мясо тоже нужно. Обычно убийство совершалось из ружья. А в этот год, о котором веду рассказ (почему-то он мне запомнился), пришел мужик и сказал, что ему не надо никакого ружья, у него другая убойная технология — в лоб топором и все. Ну дело-то хозяйское. За работу было обещано не то мясо, не то самогон. Деньгами рассчитываться за такую услугу у нас не принято. Но ничего не вышло у того мужика с его технологией. Скорее всего, топором ударил, ад неудачно, свинья сшибла его и рванула в лес — он же с деревней рядом. То есть от нас сбежало все наше мясное питание на зиму. Как беглянку возвращать? Искали два дня. Нету. Она же домашняя, может просто погибнуть, а кому она дохлая нужна. Вот и бегаем по лесу: две сестренки, и мама. Ночью перерыв. Наутро мама с соседями договорилась, и на следующий день они, как настоящие следопыты, обследовали обширную территорию. К вечеру нашли. За 7 километров от деревни, за малой речкой и хутором. Нашли-то нашли, но этого мало. Надо еще домой довести. Свинья не дается, поняла, что ей грозит. Вот мама и договаривается с другим мужиком, чтобы по старинке, вернее с помощью ружья, дело сделали. И он его сделал. Потом договорились, в колхозе взяли телегу, привезли свинью. Опалили. Зиму были с мясом.
Как Жучка ушла на охоту
В деревне не иметь собаку — плохой тон. Всегда у нас была собака. Не помню, чтобы не было. Но вот старая умерла, взяли щенка. Назвали Жучкой. Росла со мной. Когда была щенком, спали даже вместе. А подросла — определили в конуру. Домой ее не пускали, бегала по двору. Главное, чтобы в огород не забегала. Я не помню, чтобы в деревне у кого-то были злые собаки. Так, лают для порядка. Замков ни у кого тоже не имелось. Единственное — чтобы скотина не вошла в дом — дверь закрывали на палочку, которую вставляли в петлю. Я прибегал из школы, Жучка сразу кидалась ко мне, мы дурачились. У меня были две такие скотинки: Жучка и кот на пеке, с которым и прожил детство. (Детство закончилось, ни Жучек, ни кошек так больше и не было, не знаю почему).
Однажды прихожу из школы, сидит мама и рядом сосед-охотник. Промысел — его основная работа. Добычу такие охотники продавали райпотребсоюзу, ни что и жили. Таких было немало в деревне. У каждого свои угодья, охотничьи места. уходили далеко, надолго. И непременно с собаками. Это было целое хозяйство. добывали соболя, белку. Были случаи, и медведя валили. Мясо, шкуру привозили в деревню. И вот пришел такой к нам, и мама мне поясняет зачем: «Мишенька, сосед просит Жучку нашу». Оказывается, наша дворовая собака — это лайка. Очень хорошая собака, по словам соседа, и хочет ее взять, чтобы за сезон натаскать. За то обещал мяса привезти. Но как же я без Жучки? Я воспротивился. Сосед меня уговаривать: «Это же охотничья собака, она же должна охотиться, а у вас бестолково бегает по двору. Может, вам собака для охраны нужна? Так я найду». Но мне другая собака была не нужна. В это вечер спор ничем не кончился. Не соглашался я. А мама держала нейтралитет. Утром охотник поймал меня и снова уговаривает: «Миша, ты тоже ведь охотников будешь…». Я молчу. Прихожу из школы, охотник меня ждет, с мамой разговаривает: «Мне послезавтра в лес, давай все-таки решим. Не получится у меня с Жучкой, я привезу тебе ее назад. А пока дай хотя бы на этот сезон». Жалко мне было Жучку отдавать. Слезы на глаза наворачиваются. Но слова соседа засели в голове, что я тоже буду охотником. Значит, надо ладить с сословием будущих сотоварищей. Потому нельзя не согласиться. Да и Жучку приличному собачьему делу надо учить.
Но все же это был трагедия. Когда дрался, получал синяки и ссадины, не плакал. А тут, как обнял Жучку, разрыдался. Да и она как будто понимала. Прижалась ко мне, замерзла, слушая мои прощальные речи. Но — все! Отдал. Всю зиму охотника не было. Наконец вернулся, идет, жучка сзади. Я охотнику, отдай. Он — давай, мол, забирай. Я рад, зову Жучку. А она не идет. Все. Она уже другая — охотничья собака. И хозяину-охотнику, который не мне чета, останется верной. Вот так мы с ней расстались. Больше у меня собак не было.
Где Вовка? Нет Вовки…
Наш Илим — река коварная — с омутами и отмелями. Но имеет и достаточно глубокий для прохождения судов фарватер. У нашей деревни в том числе. Потому ее можно считать даже портовым поселением. Специальных причалов у нас не имелось, но некоторые катера и суда подходили к берегу, останавливались. А мы, мальцы-пацана и некоторые отчаянные девчонки, в жаркое лето из своей судоходной реки не вылезали. Купались помногу, подолгу, «до пупырышек», озноба. Сначала у берега, а как подросли, переплывали Илим.
(Чувство незабываемое, плывешь долго, над глубоким местом хочется скорее, а там течение, тебя относит, переворачиваешься на спину, отдыхаешь…)
Но взрослые ребята все то же делали, на наш взгляд, гораздо более изящно и красиво. Они брали лодку, уплывали на середину реки и там ныряли, резвились, плавали. На них смотрела вся деревня. Это был как бы водный театр. И нам хотелось так же. Договорились, взяли лодку и — на середину реки. Прыгаем, как взрослые. Нас шестеро. Выныриваем и смотрим: плывут к лодке почему-то пятеро. Где шестой? Нет Вовки, фамилия которого была, как у меня — Зарубин. Кричим, кричим. Нету. Запаниковали. Зовем взрослых. Те ныряют на глубину в районе нашей лодки, но никого не находят. Только ближе к вечеру обнаружили всплывшего Вовку, которого прибило к берегу под Красным Яром.
А потом те же взрослые нам объяснили, как и почему погиб Вова Зарубин. Нам захотелось устроить не хуже их свой водный праздник. И уверены были, что устроим. Чем мы хуже? И вроде бы все сделали, как они. Одно упустили: опытные постарше ребята прыгали с лодки навстречу течению, и когда выныривали, лодку уже относило от них на божеское расстояние. А мы прыгали с разных бортов кто по течению, а кто против без всякого разбора. И наш Володя, понятно, также, но ему не повезло больше всех: он оказался на поверхности как раз под дном лодки. Стукнулся головой, потерял сознание и захлебнулся. Первый
