Я совершенно сбита с толку. Четырехлетняя девочка владеет долей Ледлера в «Пэнтер корпорейшн»? Черт побери!
— Значит, она получит все? — осторожно интересуюсь я.
— Нет, далеко не все. Но много. Семья Пита была более чем щедра. Именно поэтому Мария растит дочь вдалеке от людских глаз. Понимаю, это не может продолжаться вечно. Рано или поздно правда выплывет на поверхность. Но тогда пресса взбесится. Элис взлетит на самую вершину списка богатых невест… теперешние друзья начнут ее сторониться, и ей придется туго. Некоторые на ее месте справились бы. Но Элис… не такая, как другие. У нее астма. Бедняжка очень больна.
Я сразу вспоминаю, что творилось, когда Ледлер погиб. Его фотографии появились на первых страницах всех газет.
— Боюсь, я чересчур опекаю малышку, — виновато улыбается Джек. — Даже Мария так считает. Но эта девочка… она дорога мне. Это все, что осталось после Пита.
У меня сжимается сердце. Господи, до чего трогательно.
— Так вот почему тебе звонили? — нерешительно спрашиваю я. — И поэтому тебе пришлось срочно уехать.
Джек вздыхает:
— Несколько дней назад Мария и Элис попали в аварию. Ничего серьезного. Но мне хотелось убедиться, что за ними ухаживают как полагается.
— Ясно, — киваю я, сгорая от стыда. — Мне все понятно.
Некоторое время мы молчим. Я изо всех сил стараюсь сложить воедино кусочки головоломки, создать цельную картину.
— Но в таком случае почему ты просил меня никому не говорить, что был в Шотландии? Наверняка ни один человек ничего не подозревал.
Джек комически разводит руками:
— Во всем виноват мой собственный идиотизм. Я сказал кое-кому, что лечу в Париж. Перестраховался. Посчитал, что так будет лучше. А на следующий день захожу в офис… и там — ты!
— И у тебя душа ушла в пятки.
— Не совсем.
Наши глаза встречаются.
— Но я немного растерялся.
Я краснею и неловко откашливаюсь.
— Значит… — бормочу я, — именно поэтому…
— Я боялся одного: чтобы ты не выпалила: «Эй, ребята, он был вовсе не в Париже, а в Шотландии!» Представляешь, какой бы поднялся шум? — Джек качает головой. — Ты не поверишь, что за невероятные сплетни распускают люди, которым нечего делать! Чего только я не наслушался! Что собираюсь продать компанию… что я гей… едва ли не глава мафиозного клана…
— Неужели? — шепчу я, нервно приглаживаю волосы. — Боже! Как глупы люди!
Мимо проходят две девушки, и мы замолкаем.
— Эмма, прости, что не сказал тебе этого раньше, — тихо просит Джек. — Я знаю, что причинил тебе боль. Все это выглядело так, словно я тебе не доверяю. Но… пойми, это не моя тайна. И поделиться ею можно далеко не с каждым.
— Верно, — киваю я. — Ты прав. Я вела себя глупо.
Неловко вожу мыском туфли по гравию, не зная, что сказать. Мне и вправду стыдно. Следовало сразу понять, насколько это важно дня Джека. Он не стал бы лгать. И если говорил, что дело деликатное и запутанное, не нужно было допытываться.
— Об этом знают очень немногие. Только те, кому я доверяю.
Он в упор смотрит на меня, и у меня перехватывает горло. Кровь снова бросается в лицо.
— Не опоздаете? — весело кричит кто-то.
Мы одновременно вздрагиваем. К нам приближается женщина в черных джинсах.
— Спектакль начинается! — объявляет она с сияющим видом.
Меня словно грубо вырвали из сна, надавав пощечин.
— Я… мне нужно идти. Посмотреть, как танцует Лиззи, — шепчу я.
— Да. Конечно. Что ж, тогда я тоже пойду. Собственно, это все, что я хотел сказать. — Джек медленно поднимается, делает несколько шагов, но тут же возвращается. — И еще одно, — добавляет он, помолчав. — Эмма, я понимаю, последние дни тебе пришлось нелегко. Но все это время ты была образцом сдержанности, тогда как я… тебя подвел. Поэтому хотел еще раз извиниться.
— Ничего. Все в порядке, — киваю я.
Джек снова поворачивается, и я, изнывая от тоски, смотрю, как он не торопясь идет по двору.
Он решился приехать в эту дыру, чтобы посвятить меня в свою тайну. Большую, важную тайну.
Хотя вовсе не был обязан делать это.
О Боже. О Боже.
— Подожди! — вдруг слышу я свой голос, и Джек сразу останавливается. — Ты… не хочешь пойти со мной?
И с облегчением вздыхаю, когда его губы растягиваются в улыбке.
Пока мы шагаем-к дверям, я набираюсь храбрости заговорить:
— Джек, мне тоже нужно кое в чем признаться. Это связано с тем, что ты только сейчас сказал. Вчера я кричала, что ты разрушил мою жизнь.
— Помню, — сухо роняет Джек.
— Ну так вот: возможно, я была не права. Вернее… — Я осекаюсь. — Вернее, совсем не права. Ты не разрушил мою жизнь.
— Нет? — уточняет Джек. — Попробовать еще раз?
Я невольно хихикаю:
— Нет!
— Нет? Это твое последнее слово?
Он вопросительно смотрит на меня, и я разрываюсь между надеждой и дурными предчувствиями. Мы оба молчим. Я чересчур тяжело дышу.
Джек с неожиданным интересом смотрит на мою руку.
— «Я покончила с Джеком», — читает он вслух.
Господи, какой позор!
В жизни больше не буду писать на руке. Никогда!
— Это просто… глупость… и ничего не значит… не обращай… — лепечу я.
К счастью, в сумочке раздается громкая трель мобильника. Слава Богу! Кто бы там ни оказался, я его люблю!
Поспешно вытаскиваю трубку и нажимаю зеленую кнопку.
— Эмма, ты всю жизнь будешь мне благодарна! — доносится пронзительный голос Джемаймы.
— Ты о чем?
— Я все уладила! — торжествующе заявляет она. — Всегда знала, что я настоящая звезда! Что бы ты делала без меня…
— Джемайма, как… — Что-то мне не по себе. В голове словно раздается предостерегающий вой сирены. — О чем ты?
— Плачу́ Джеку Харперу той же монетой, глупышка! Стараюсь вместо тебя! И пока ты сидела сложа руки, пока вела себя как тряпка, я все взяла на себя.
Я холодею.
— Э… Джек, извини, — стараясь изобразить радость, улыбаюсь я. — Мне необходимо… поговорить.
Спотыкаясь, спешу в дальний угол, подальше от любопытных ушей.
— Джемайма, ты же дала слово, что не будешь ничего делать! Клялась своей лучшей сумочкой от «Миу-Миу»!
— У меня никогда не было сумочки от «Миу-Миу»! — вопит Джемайма.
Она спятила. Окончательно спятила.
— Джемайма, что ты наделала? — хриплю я. — Объясни, что ты натворила?
У меня голова идет кругом. Сейчас она скажет, что поцарапала его машину. Только не это! Только не это!
— Око за око, Эмма! Этот человек бессовестно предал тебя, и мы еще покажем ему! Так вот, я сейчас сижу с очень симпатичным парнем по имени Мик. Он журналист, пишет для «Дейли уорлд»…
У меня кровь застывает в жилах.
— Бульварный писака?! — выдавливаю я наконец. — Джемайма, ты рехнулась!
— Не будь узколобой провинциалкой! — огрызается Джемайма. — Бульварные писаки наши друзья! Они как частные детективы, только бесплатные! Мик переделал для мамочки кучу работы! У него нюх как у гончей! И ему не терпится раскрыть маленький секрет Джека Харпера. Я рассказала ему все, что мы знаем, но он хочет перемолвиться с тобой словечком.
Да я сейчас сознание потеряю! Этого просто не может быть.
— Джемайма, послушай, — говорю я тихо, размеренно, словно пытаюсь убедить психа отойти от края крыши. — Я не желаю раскрывать секреты Джека. Ясно? Я пытаюсь обо всем забыть. Немедленно останови этого.
— Ни за что! — упрямится она, как капризный ребенок. — Эмма, не будь жалкой дурой! Нельзя позволять мужчине вытирать об тебя ноги и молча все сносить! Ты должна показать ему. Мамочка всегда говорит…
Из телефона несется визг автомобильных шин.
— Ой! Небольшая авария! Перезвоню позже!
И все смолкает.
Я цепенею от ужаса. Немного опомнившись, лихорадочно тыкаю пальцем кнопки, набирая номер Джемаймы, мне отвечает автоответчик.
— Джемайма, — начинаю я, как только слышу гудок, — Джемайма, немедленно остановись. Ты должна…
Заметив рядом улыбающегося Джека, я поспешно прикусываю язык.
— Сейчас начнется. — сообщает он и, очевидно, что-то сообразив, спрашивает: — Все в порядке?
— Лучше некуда, — отвечаю я сдавленно и убираю телефон. — Лучше… некуда.
25
Я, пошатываясь, вхожу в зал, почти обезумев от паники.
Что я натворила? Что натворила?
Выдала самый главный секрет Джека беспринципной, мстительной, безмозглой фанатке Прады!
О'кей. «Только успокойся», — повторяю я себе в миллионный раз. Она фактически ничего не знает. И этот ее журналист скорее всего ни до чего не докопается. Ну какие у него, в сущности, есть факты?
Ну а если докопается? Если каким-то образом разнюхает правду? А потом Джек поймет, что это я указала, в каком направлении искать?
При одной мысли об этом становится дурно. В животе настоящая буря. Ну зачем я упомянула о Шотландии при Джемайме? Зачем?
