— Коннор! Что ты здесь делаешь?
— Лиззи послала мне приглашение, — объясняет он. — Я всегда хорошо относился к ней. Вот я и подумал, что стоит пойти. И я очень рад тебя видеть. Мне бы хотелось поговорить, если не возражаешь.
Он увлекает меня к двери, подальше от оживленной толпы, и я послушно иду, уже начиная нервничать. Мы с Коннором ни разу не потолковали по-настоящему после телевизионного интервью Джека. Вероятно, потому, что, увидев его, я сразу удирала в другую сторону.
— Ну что? — спрашиваю я, повернувшись к нему. — О чем ты хотел поговорить?
— Эмма! — восклицает Коннор, словно готовится произнести тронную речь. — У меня такое чувство, словно ты не всегда была… полностью откровенна со мной. Я имею в виду наши отношения.
Не всегда? Слабо сказано!
— Ты прав, — признаюсь я сконфуженно. — О Боже, Коннор, мне правда жаль, что все так вышло…
Он повелительно поднимает руку:
— Теперь это уже не важно. Слишком много воды утекло. Но я буду очень благодарен, если сейчас ты честно ответишь на все мои вопросы.
— Конечно, — киваю я. — Разумеется.
— Недавно я… у меня кое-кто появился, — начинает он, немного скованно.
— Вот это да! Здорово! Просто класс! — искренне радуюсь я. — Как ее зовут?
— Франческа.
— И где вы…
— Я хотел спросить насчет секса, — перебивает Коннор, стыдливо краснея.
— О чем? Ах да… — Я не знаю, куда деваться от смущения и поспешно подношу к губам бокал. — Так что насчет секса?
— Ты… не притворялась в… в этой области?
— Э… ты о чем? — Я пытаюсь выиграть время.
— Ты не притворялась со мной в постели? — Его физиономия уже приобрела угрожающе багровый оттенок. — Или изображала это самое?
О нет! Значит, он так думает?
— Коннор, если хочешь знать, с тобой я никогда не изображала оргазм, — сообщаю я, понижая голос. — Клянусь. Этого не было.
— Ну… что ж, тогда все в порядке. А что-нибудь другое не изображала? — вдруг спрашивает он в номом приступе подозрительности.
Я недоумевающе пожимаю плечами:
— Не совсем понимаю, о чем ты…
— Скажи, были какие-то… — он мнется, — какие-то определенные приемы, которые… словом, было такое, когда ты притворялась, что восхищаешься каким-то определенным приемом, а сама в это время…
О Боже! Прошу тебя, только не это!
— Знаешь… уже не помню! — выкручиваюсь я. — И вообще мне пора.
— Эмма, скажи мне! — пылко восклицает он. — Мои отношения с Франческой только начинаются. И будет только справедливо, если я попытаюсь учиться на прежних ошибках.
Я вижу его блестящий от пота лоб, и мне снова становится стыдно. Коннор прав. Нужно быть честной. Хотя бы сейчас. Он это заслужил.
— Ладно. — соглашаюсь я, подвигаясь ближе. — Помнишь ту штуку, которую ты проделывал языком? — Я еще больше понижаю голос. — Такую… скользящую. Ну вот, иногда меня почему-то так и подмывало засмеяться. В общем, на твоем месте я не пробовала бы этого с твоей новой подружкой…
У него делается такое лицо, что я осекаюсь.
Вот дерьмо! Он уже успел это опробовать!
— Франческа сказала, — сообщает Коннор каким-то деревянным голосом, — что это ее заводит!
— Уверена, так и есть, — поспешно сдаю позиции я. — Женщины все разные. И тела тоже разные, каждому правится свое.
Коннор, оцепенев, смотрит на меня. Потом говорит:
— И еще она сказала, что любит джаз!
— Ну что тут такого? Миллионы людей любят джаз.
— И еще она обожает, когда я начинаю цитировать Вуди Аллена. Как по-твоему, она лжет?
— Нет, я уверена, это не так… — беспомощно отрицаю я.
— Эмма! — вздыхает окончательно сбитый с толку бедняга. — Скажи, у всех женшин есть секреты?
Какой ужас! Неужели я навсегда разрушила веру Коннора в противоположный пол?
— Нет! Конечно, нет! Честно, Коннор, это одна я такая!
Я хочу сказать еще что-то, но слова замирают на губах при виде знакомой светлой шевелюры у входа в зал. У меня падает сердце.
Это не…
Только не…
— Коннор, мне нужно идти, — бросаю я наспех и бегу к дверям.
— Она сказала, у нее десятый размер! — отчаянно кричит он мне вслед. — Что это означает? И какой размер я должен просить в магазине?
— Двенадцатый, — сообщаю я не оборачиваясь.
Так и есть. Это Джемайма. Стоит в фойе. Что она здесь делает?
Дверь снова открывается, и я едва не падаю от изумления. С ней какой-то тип в джинсах, с короткой стрижкой и бегающими глазками. На плече висит камера, физиономия наглая и в то же время заискивающая. Тип с интересом оглядывает толпу.
Так она все-таки…
Она не посмеет!
— Эмма!
— Джек!
Он идет ко мне, улыбающийся, веселый, и глаза светятся нежностью!
— Ну, как ты? — спрашивает он.
— Прекрасно! — чуть громче, чем нужно, отвечаю я. — Просто прекрасно!
Как же отделаться от Джемаймы и ее репортера? Думай, Эмма, думай!
— Джек… ты не мог бы принести мне немного воды? Я подожду здесь. Что-то голова закружилась.
— Тебе нехорошо? Я так и думал: что-то случилось. Давай отвезу тебя домой. Сейчас вызову машину.
— Нет-нет… не стоит. Я хочу остаться. Только принеси мне воды. Пожалуйста.
Стоило ему уйти, как я, едва не падая, бросаюсь с фойе.
— Эмма! — радостно приветствует меня Джемайма. — Вот так удача! Я как раз собиралась тебя искать. Это Мик. Он хочет задать тебе пару вопросов. Пожалуй, нам вполне подойдет эта комнатка.
Она устремляется в маленький пустой кабинет, слева от фойе.
— Нет! — кричу я, хватая ее за руку. — Джемайма, тебе лучше уйти. Слышишь? Уходи!
— Никуда я не пойду! — Джемайма выдергивает руку и многозначительно смотрит на Мика, плотно прикрывающего дверь кабинета. — Говорила же я, что она начнет отнекиваться!
— Мик Коллинз, — представляется репортер, суя мне в руку визитную карточку. — Счастлив познакомиться. Послушайте, совершенно нет причин так волноваться.
Он изображает неотразимую, по его мнению, улыбку. Вероятно, привык иметь дело с истеричками. Судя по всему, его постоянно откуда-нибудь гонят. Вот он и старается.
— Давайте спокойненько посидим, поболтаем, все выясним, — продолжает он, энергично двигая челюстями. Похоже, жует жвачку. Меня начинает тошнить от острого запаха мяты!
— Послушайте, произошло недоразумение, — объясняю я, изо всех сил стараясь держаться вежливо. — Боюсь, ничем не смогу вам помочь.
— А вот об этом лучше судить мне, — уверяет Мик с дружелюбной ухмылкой. — Вы только изложите факты…
— Нет. Нет у меня никаких фактов. Джемайма, я ведь сказала тебе, что ничего не желаю предпринимать. Ты обещала…
— Эмма, какая же ты безвольная зануда! — раздраженно ворчит Джемайма. — Мик, теперь ты видишь, почему я была вынуждена действовать самостоятельно? Словом, ты уже слышал, что сделал с ней этот подонок Джек Харпер. Его давно следует проучить.
— Совершенно верно, — соглашается Мик и склоняет голову набок, словно оценивая мои достоинства.
— Очень привлекательная, — заявляет он Джемайме. — Знаешь, мы могли бы подумать о сопутствующем интервью. Что-то вроде «Мой роман с супербоссом». Эмма, вы могли бы зашибить неплохую деньгу.
— Нет!!! — ору я в ужасе.
— Эмма, перестань валять дурака! — рявкает Джемайма. — На самом деле тебе хочется выговориться. Представь, ты можешь начать совершенно новую карьеру!
— Не хочу никакой новой карьеры!
— А следовало бы! Да знаешь ли ты, сколько делает в год Моника Левински?
— Ты больна! — говорю я убежденно. — Спятившая, умственно неполноценная извра…
— Эмма, я тебе добра желаю!
— Какое там добро! И вообще мне пора идти. К Джеку.
Воцаряется молчание. Джемайма ошеломлена. Я смотрю на нее затаив дыхание. Но тут робот-киллер снова оживает, выпуская очередную порцию смертоносных лучей.
— Тем более необходимо что-то предпринять! Сразу поставишь его на место! Покажешь, кто здесь босс! Продолжай, Мик.
— Интервью с Эммой Корриган. Четверг, пятнадцатое июля, девять сорок вечера.
Я поднимаю глаза и зажмуриваюсь. Мик откуда-то достал маленький диктофон и теперь держит его передо мной.
— Впервые вы встретили Джека Харпера в самолете. Можете сообщить нам, куда он летел и откуда? — спрашивает он и тут же шепчет мне: — Только говорите естественным тоном, словно болтаете по телефону с подругой.
— Прекратите! — визжу я, не помня себя. — И проваливайте. Проваливайте оба!
— Эмма, ты уже не ребенок. Пора стать взрослой, — уговаривает Джемайма нетерпеливо. — Мик обязательно выяснит, в чем дело, независимо от того, поможешь ты ему или нет, так что вполне могла бы и… — Она вдруг замолкает, глядя на дверь. Ручка дергается, медленно поворачивается…
У меня перед глазами все плывет.