Это был примерно ровесник Андрея, в небрежно накинутом на плечи песочном пиджаке, смуглый, с холодными глазами, красиво оттушеванными синевой. Сунув руку в карман, он подошел и заслонил девушку.
— Что вам надо? — громко произнес он, с любопытством разглядывая перепачканные кровью руки Андрея.
Объяснив в двух словах, что с ним случилось, Андрей спросил, как пройти на станцию.
Пока мужчина рассказывал, Андрей смотрел из-за его плеча на девушку.
Она, опустив голову, царапала каблуком пол.
Наступило молчание.
Андрей поблагодарил, тоскливо соображая, что так и не понял, куда ему надо сейчас свернуть.
— Что с вами случилось? — спросила девушка., Задетый ее рассеянным участием, он сказал, озлобляясь с каждым словом:
— Да вот вы тут навесили колючей проволоки… минных заграждений только не хватает.
— Вадим, у тебя бинт есть? — спросила она у мужчины. Андрей дернул плечом, взялся за дверь:
— Не надо.
— Подождите, — остановила она его, — мне тоже в город.
— Марина! — Вадим с силой взял ее за руку, отвел к накрытому для ужина столу, вполголоса начал уговаривать. Она попробовала высвободить руку, ей это не удалось.
Андрею стало не по себе.
— Послушайте, — сказал он. Марина обернулась.
— Вы идите, — сказала она, — я вас догоню. Оставь, — обратилась она к Вадиму. — Слышишь! — Она сказала это так хлестко презрительно и таким непреклонно спокойным тоном, что он отпустил ее.
«Ого! — одобрительно подумал Андрей. — Характер». Он осторожно спустился по ступенькам. Нога остро заныла. На минуту он прислонился к стене дома.
Останется или пойдет? Он не понимал, должен ли он помочь, хочет он идти с ней или лучше, чтобы она осталась. И сразу же почувствовал, что, если она останется, у него будет какое-то горькое ощущение обмана.
Марина вышла на крыльцо. На плече у нее висел плащ. Вадим шел за ней и с недоумением, почти угрожающе, говорил что-то.
— Ничего я не боюсь, ничего, — сказала она, отчаяние слышалось в ее голосе. — Оставь меня сейчас…
Она сбежала вниз и спросила в темноту:
— Где же вы?
Андрей с трудом оторвался от стены. Они выбрались на дорогу. Марина, не оглядываясь, пошла вперед. Влажный песок скрипел под ногами. Дорога, смутная и серая, изгибаясь, убегала в рощу. Было тихо, безлюдно.
— Подождите, пожалуйста, — хмуро попросил Андрей, — я не могу так быстро. — И тут же подумал, что, наверное, она нарочно держится на расстоянии от него, потому что боится. Как же велико было ее возмущение или разочарование, чтобы пуститься в путь с первым встречным, да еще похожим на бандита.
Марина замедлила шаг, спросила, как это его угораздило заблудиться.
Ее спокойно-рассеянный тон обрадовал Андрея. А может быть, она просто хорохорится, а у самой все дрожит внутри? Ему стало жаль ее: назвав себя, он с подробностями, шутливо поведал о своих злоключениях.
— Вы, вероятно, бог знает что подумали, — улыбнулся он.
— Надо ж! — невпопад, без всякого выражения, откликнулась она, и он понял, что его совсем не слушали. Его рассказ показался ему навязчивым и бестактным. Суется со своей царапиной, когда человеку вовсе не до него.
Неожиданно из-под ног ее выскочила лягушка. Марина, вздрогнув, крепко схватила его за руку и смущенно рассмеялась. У нее были сильные горячие пальцы. Он невольно пожал их, она сразу же отдернула руку. Ему стало неловко и стыдно, он грубовато спросил:
— Булавки не найдется у вас?
Они остановились, она вынула из волос заколку.
Андрей присел на придорожный пенек, попробовал закрепить вырванный лоскут. Некоторое время она смотрела на его старания, потом отобрала заколку, присела на корточки. Оказывается, от ходьбы у него начала сочиться кровь. Недолго думая, Марина сдернула с плеч косынку.
— Да ну, что вы! — замахал руками Андрей.
Не слушая, она умело перевязала ногу, подколола порванную штанину.
В роще на них дохнуло удивительным теплом. Ни одна ветка, ни один лист не шевелились на усыпанных лунным светом деревьях. Лес до самых крон, как теплой водой, был залит неподвижным воздухом, запахами смолы, лесных трав, сухой дорожной ныли. Размытые пятнистые тени деревьев зеленой рябью обегали грудь, лицо, шею Марины. Она остановилась, подняла вверх лицо. Андрей тоже остановился, слушая тишину. Завозилась, мягко всхлопывая крыльями, какая-то птица. Прошуршала в траве мышь. Эти мелкие звуки подчеркивали огромную сонную тишину леса.
Марина вздохнула глубоко, прерывисто, как вздыхают дети после слез.
На станции было пусто. До поезда оставалось полчаса. Они шагали по гулкой высокой платформе. Далеко-далеко уходили стальные лезвия рельсов, рассекая лес надвое. Горели цветные огни семафоров.
— Вы сильно хромаете, — словно сейчас увидела Марина.
— Чепуха, — пробормотал он. — Пройдет.
— Пройдет. Все проходит, — повторила она так, как будто он был прохожий, чем-то нарушивший ее раздумье. — Сядьте. Садитесь, — приказала она.
Андрей сел на скамейку. Марина надела плащ. Литые складки плаща делали ее тоненькую фигурку твердой, напряженно вытянутой. Оставив Андрея, она пошла по платформе. Когда тьма скрыла ее и замерли шаги, Андрею показалось, что она не вернется… и, может, вообще се не было. Проходили минуты.
Потянуло холодом. Андрей поднялся; опираясь на палку, побрел в ту сторону, куда ушла Марина. Подходя к далекому темному концу платформы, он услышал сдавленный плач. На краю перрона, на ступеньке, спиной к Андрею, сидела Марина. Она плакала, торопливо вытираясь рукавом, кулаком и пальцами, крупно и часто вздрагивая. От этих слез, которых он не видел, у него самого что-то подступило к горлу. Андрей растерянно коснулся ее руки:
— Послушайте… может быть, вас проводить обратно?.. Она вскочила, как будто ее ударили.
— Какое вам дело! — крикнула она. — Я сама вернусь, если захочу.
Отстаньте от меня. Чего вам надо? Я вас привела, и езжайте…
Слезы мешали ей говорить, и это еще сильнее сердило ее.
Андрей попятился, что-то бормоча, отошел к фонарю, облокотился на перила. «Чепуха какая-то», — повторял он, негодуя на себя.
Где-то рядом в лесу протяжно и тоскливо покрикивала совка: «ку-у, ку-у».
Вдали, наверное еще на соседней станции, раздался гудок паровоза.
Послышался нарастающий шум поезда. Дверь вокзальчика отворилась. На платформу, позевывая, вышла женщина в красной фуражке.
Слепящий прожектор паровоза вырезал из темноты скорченную фигурку Марины на ступеньках платформы.
Андрей, громко стуча палкой, подошел к ней.
— Знаете что, я вас так не могу оставить, — решительно сказал он. — Или поедемте, или пошли назад. Вот!
Он нагнулся, взял ее за руку. Она послушно пошла за ним. Вагон, в который они сели, оказался пустым.
— Чего это я на вас напустилась? — сердито спросила Марина. Кончик носа у нее был красный, мокрые ресницы слиплись, вся она чем-то напоминала мокрого взъерошенного котенка.
Андрей улыбнулся:
— У нас какое-то одностороннее знакомство. Вас Мариной зовут?
Она встала у раскрытого окна, не желая, очевидно, чтобы он разглядывал ее.
— Марина… — она запнулась и добавила, не оборачиваясь: — Сергеевна.
Светлые прямоугольники окон мчались вниз, ломаясь на буграх и рытвинах, взбирались на кусты. Деревья у полотна то закрывали, то вновь распахивали звездное небо.
Андрей стоял позади и смотрел, как ветер шевелил волосы Марины. Сухая сосновая иголка запуталась в медных завитках. Андрей хотел вынуть ее, но не решался.
— Смотрите, — Марина показала в сторону желтого огонька, мигающего в черноте. — Что это, по-вашему?
Она обернулась. Лицо ее оказалось совсем близко, он почувствовал ее дыхание, увидел рядом ее глаза с дрожащими каплями света. Он взглянул туда, прямо в этот свет… Почувствовав какое-то непонятное волнение и стараясь преодолеть его, он отстранился и сказал:
— Ну, дом. Обыкновенный дом. Кто-то не спит.
— Очень интересно!
Наперекор ее смешку он добавил все с той же нарочитой грубостью:
— Какой-нибудь студент зубрит или девица читает «Королеву Марго».
— Может быть… А я подумала другое. Вам никогда не казалось — вдруг этот огонек и есть то, что ты ждешь?.. И надо выскочить на полустанке, остаться. А ты не поверил себе… Поезд тронулся, и вот огонька уже нет. И никогда не узнаешь, что там было.
Так говорить можно было лишь с человеком, которого больше не встретишь.
Затосковав, Андрей, сам не зная зачем, в упрямой запальчивости сказал:
— Это бывает только в скверных романах. Марина невесело рассмеялась:
— Вы, конечно, всегда выходите на той станции, куда взят билет.
— Неправда, — Андрей вдруг обрел уверенность. — Вы же сами… И правильно сделали, что не остались.
