Вдвойне сложной становится задача поиска выхода в лабиринте, когда за тобой по пятам несется табун разъяренных Диомедовых кобыл. На бегу Андрей припоминал все известные способы ориентировки в запутанных коридорах: метки копотью на стенах, правило левой руки, правило правой… Шаги стучали за спиной, а вот впереди, в колышущемся свете факелов, мелькнули еще фигуры, наверняка бросившиеся наперерез, коротким путем. Андрей подпрыгивал, упираясь ногами в уступ то на одной стене, то на противоположной, а затем спиной повалился на мягкую каменную осыпь, обзывая себя мысленно корявым Джеки Чаном и понимая, что второй раз этот номер не пройдет.
Внизу чертыхались девчонки, но их голоса слышались и на верхнем ярусе лабиринта. Они знали здесь все. Пару раз на бегу Андрею попадались мощные рычаги, вделанные в стены, по привычке он рванул пару из них, некоторые оторвал, другие ответили ему гулким обвалом где-то за стеной. Нет, правила компьютерных игр в этом мире не действовали.
Может, повернуться к ним лицом, улыбнуться пообаятельнее, сказать: «Чур, не трогать меня»? Те, которые тут лежат по частям, тоже, наверное, так пробовали сделать. При этой мысли Андрей с размаху налетел плечом на какие-то створки, которые, к его удивлению, открылись. Но это был не выход, а, скорее, вход в помещение, одновременно напоминающее купейный вагон и отделение банка с личными ячейками. Справа и слева красовались дверцы, небольшие, как заслонки в колумбарии. И, тем не менее, в каждой, очевидно, располагалось спальное место, потому что у каждой открытой дверцы покоилась смена постельного белья.
Андрей, решив, что открытые дверцы наверняка пересчитаны, рванул одну из запертых и ужом ввинтился в узкую и длинную, точно корабельная койка, нору. Устроившись на чем-то мягком и переведя дух, он сначала зачем-то вспомнил, что названное Феодором число сбежавших весталок странным образом превосходит количество занимавшихся в пещере почти вдвое, потом прикинул, что эти безумные девчонки вполне могли установить сменный режим сна, для чего и служит эта сотовая, как говорят в Японии, гостиница. И только тут понял, что в соте он не один.
— Щас закричу! — со злорадным удовольствием сообщила наполовину придавленная массой его тела весталка.
— Извините, — пробормотал Андрей со всей возможной в данной сложной ситуации галантностью. — Не надо кричать. Меня сейчас могут убить.
— Могут, — охотно согласилась она, — да не только могут, но и убьют. Щас закричу.
— Этого делать не надо! — грозным шепотом повторил лейтенант ФСБ, аккуратно ухватываясь за гриву спутанных на затылке волос девицы.
Она запрокинула голову, но тут же снова пообещала прежним шепотом:
— Щас…
Могучим подсознательным инстинктом Андрей вдруг отлично понял, чего она хочет. Можно было бы строить умозаключения: религиозный орден — длительное воздержание — арест — изнуряющие тренировки — женский коллектив, но ситуация казалась ясной и без того.
— Ладно, провокаторша дешевая! — прошипел Андрей, рукавом затыкая жертве рот, а свободной рукой распеленывая тогу. Особой нежности он обещать не мог, но в таких условиях, знаете, не до ласк.
В жизни он не занимался любовью в такой неловкой в прямом, физическом, смысле этого слова ситуации. Гробовидная подземная койка навевала мысли о клаустрофобии. Утешало лишь то, что драться в таком положении еще неудобнее.
* * *
Новые, а точнее сказать, старые, а еще корректнее выразиться, молодые, но древние амазонки шли по коридору, колошматя по дверцам рукоятками мечей.
— Что, уже? — слышались отовсюду заспанные девичьи голоса.
— Тревога первой степени! — отвечала ночная смена дневной. — Нарушение периметра. При обнаружении незнакомых в зоне видимости принять меры к уничтожению.
— Господи, опять учебка! — стонали невыспавшиеся весталки дневной смены и, перевернувшись на другой бок, натягивали на головы грубые солдатские одеяла. — Ради Эос лазурноперстой просим, дайте поспать!
Из одной спальной ячейки доносились прерывистое дыхание и сдавленные стоны. Тренерша осуждающе покачала головой и строго постучала.
— Идите, идите, — пробормотал из-за двери задыхающийся голос. — Все в порядке, я просто плачу, ностальгия по солнечному свету.
— У них у всех ностальгия по свету, — без ноты доверия в голосе хмыкнула тренерша. — На утреннем построении поговорим! Совсем стыд потеряли.
Она уже собиралась сказать волшебное слово «чисто», которым завершаются и осмотры тумбочек, и зачистки деревень, и вообще все ключевые проверочные действия в военном лагере, но вдруг с сомнением поглядела на дверцу, за которой дышали.
Андрей прислушался. Всюду было тихо. Тоскующая по дневному свету весталка лежала рядом, оплетя его шею руками, и тихо-тихо гладила по затылку. Вот она перевела дыхание. Открыла глаза. Сейчас начнется самое тягостное, почувствовал Теменев: признания, упреки, просьбы не бросать и слезы, слезы в любом сочетании.
Весталка потерлась об него с некоторой иронией, набрала в грудь побольше воздуха и вдруг завопила как сирена, нет, не та, что чуть не погубила хитроумного Одиссея, а самая настоящая милицейская сирена или, скажем, тревожная сигнализация в сберкассе:
— Он здесь! Ко мне! На помощь, подруги, на защиту своей сестры от черного надругательства!!!
— Дура ушастая! — только и смог сказать Андрей, вышибая дверцу обеими ногами и выпрыгивая наружу, как ошпаренный.
Прямо напротив себя он увидел ту самую рыжую, топлесс, которая постигала в спортзале основы ненависти. Ее оставила здесь тренерша, кивнув на подозрительное спальное место «на всякий случай».
При виде рухнувшего сверху, аки Бэтмен-неудачник, Андрея девушка сначала открыла рот, потом стиснула зубы и добросовестно замычала. Меч свой она подняла по замысловатой траектории и держала на уровне чуть выше головы горизонтально нацеленным в лицо Андрею.
— Мычим? — приветливо осведомился сотрудник российских спецслужб, римских казино, а также антигладиатор. — Раскрепощаем движения? Расковываем речевой аппарат, освобождаясь от социальных клише и фрейдистских комплексов? А известно ли вам, девушка, что кто с мечом к нам придет, тот от меча… — Не договорив великую цитату, он ушел в длинный передний кувырок, осуществляя прием, применимый только против вооруженного противника. Поскольку тот перестает контролировать что-либо, кроме руки, сжимающей оружие. Перекатившись на спину, Теменев вытянул как мог ноги, дотянувшись левым сандалием до колена искренне старающейся возненавидеть его весталки, а потом, упершись ладонями в пол, сделал стойку на лопатках, принимая на обе ступни локоть руки с мечом, падавшей сверху. Прием верный, но главное в нем: уклониться от рушащегося вниз уже выбитого меча. Подхватив меч одной рукой, Андрей другой вцепился в волосы противницы, но взгляд глаз, почти скрывшихся под веками, так живо напомнил ему только что случившееся любовное приключение, что добивания кулаком в переносицу он производить не стал, за что на тренировке непременно схлопотал бы технический нокаут. Собственно, то же самое можно и словами.
— Non feminae, non pedist.[30] — проговорил он низким голосом совестливого киллера и побежал дальше.
Его настигли в том же самом спортзале, вбежав в который он остановился и привалился к стене. Нет ничего хуже, чем после часа беготни вернуться к старту. Будь проклят змей, кусающий свой хвост! Будьте прокляты круговорот воды в природе и еще не изобретенные карусели! Воздух, со свистом входящий в легкие, обдирал по дороге горло, оно саднило, как сбитые в детстве коленки. Весталки выходили из двери за спиной и из проема впереди и строились полукругом.
Вперед выступила тренерша и поглядела на прижавшегося спиной к известняку мужчину. Андрей похлопал себя по коленкам и подпрыгнул на левой ноге в слабой надежде, что учительница ненависти признает в нем своего.
— Так… — тихо и зловеще произнесла она, — издевается. Не признает систему тренировок. Так познай же ее на деле! — внезапно закончила дамочка, возвысив голос. И прежде чем эта фраза успела уложиться в голове Андрея, он уже увидел перед своим лицом короткие босые ноги, стремительно стригущие воздух, словно ножницы.
— Ни хрена себе! — пробормотал Теменев, пригибаясь, будто под автоматной очередью: складывалось впечатление, что тренерша пробежала по потолку.
Да, приходилось признать, что ноги эти стоили многих, которые и подлиннее, и постройнее. Наставница весталок оказалась отличным бойцом, поднаторевшим в руко— и ногопашном бою. Правда, справедливости ради следует заметить, что при этом она не мычала, не закрывала глаз и не принимала красивых поз, но дралась отменно. Андрей сначала отступал, отмахиваясь мечом, потом плюнул и стал пропускать удары мимо в призрачной надежде использовать против врага его же силу.
