М а г и с т р. Спокойней, спокойней. Спокойствие — высшая роскошь, которую могут себе позволить люди нашего масштаба. Говори, Йоэль, пусть не страшит тебя ненасытимость нашего владыки, Он — как сухая губка — жажда его беспредельна. Он заглатывает все, как свинья святого Антония.
К р а н ц (резко встает, пролив кофе; хасиды сидят все так же неподвижно). Господа, я не могу оставаться спокойным. Хотел взять себя в руки, да не могу. Я весь дрожу (дрожит) от дикой ярости. У меня нет времени. Жизнь коротка — ах, как она коротка! И я должен сделать все, для чего создан. Уже ведь есть основа и гениальные концепции, но кто сумеет их воплотить! Вы себе забавляетесь — я знаю, и забавляетесь недурственно — но я-то должен дело делать — у меня нет времени — я прошу вас: приказывайте!
Ф и з д е й к о. Перерезать всех поголовно. Не хочу никого — желаю остаться в абсолютном одиночестве.
М а г и с т р. Евгений, в таком случае не сиди на троне. Как властелину, тебе всегда придется быть в неподобающем окружении — разумеется, за вычетом нескольких ближайших лиц. Понятие власти имплицирует понятие массы. Извечная проблема Карла V. Но он ее разрешил — в монастыре, став часовых дел мастером.
Ф и з д е й к о. Хорошо — пусть масса, но только — настоящая. В конце концов, ты — как преемник — и Янулька можете остаться. Но кроме вас — никого: только масса! Желаю быть самодержцем.
К р а н ц. Мсье де ля Трефуй! Еще один кофе! Поладить с этим господином будет тяжелее. Его искусственная личность сорвалась с цепи, как бешеная собака. Вы заметьте, мсье Физдейко, серьёзно: я уж и так взял вес на пределе сил: просвещение, правосудие, коммерция...
Ф и з д е й к о. Знаю, знаю: промышленность, финансы и так далее, и тому подобное. Помираю от скуки при одной мысли об этом.
Де ля Трефуй подает Кранцу кофе, тот пьет стоя.
К р а н ц. В нашем новом государстве эти отрасли довольно примитивны, и все-таки для одного семита работы у меня навалом...
Ф и з д е й к о. Лучше скажите, отчего я постоянно чувствую потребность связать понятия самым что ни на есть естественным образом?
М а г и с т р. А вот отчего: ты еще недостаточно уединен в самом себе. Советую: сосредоточь до крайней степени свою способность искажать, стань карикатурой на собственную волю и предназначение. Я только освобождаю — не творю. Мое воздействие как престолонаследника может быть только и исключительно катализирующим.
Ф и з д е й к о. Катализируй себе вволю — но почему именно меня? Почему твой главный объект не Кранц, не Трефуй, не моя покойница жена? (Входит к н я г и н я Э л ь з а, одетая как в I действии, и медленно ложится у подножья трона.) О, в недобрый час я ее помянул. Упокой Господи, душу ее, меня это уже ничуть не касается. Только почему я? (Входит ф. П л а з е в и ц.) О — почему не он?
Указывает на ф. Плазевица.
М а г и с т р. Ты меня опередил своим вопросом. Я не говорю о себе, но почему не он? (Указывает на ф. Плазевица.) Почему? А потому что — не он, и все тут. П о т о м у. Это жуткое словечко — «почему?» — рождено непосредственным ощущением причинности. Его значение чисто негативно. Нечто именно потому и происходит, что н е п р о и с х о д и т ничего другого. Нет бесконечного ряда причин до самого пра-начала — есть только необходимые фрагменты. Ты ведь не хочешь опуститься до роли фрагмента, Евгений. Живая материя: кузнечик, корова, я сам, и даже ты, — абсолютно противоречим закону причинности. Освободись от предрассудков, иначе коронация не состоится.
Ф и з д е й к о. Тоже мне угроза! А впрочем, я готов понять и чистую случайность, но только вне меня. Тем не менее попробую взглянуть на себя совершенно со стороны, вполне объективно. (Изгибается на троне.) О, вот уже все кончено. Я вижу себя на троне, единственном троне этой земли.
М а г и с т р. Евгений, если б на тебя не влияла общая демократизация, ты бы вообще не спрашивал об этом. Принял бы предназначение таким, как есть. (Физдейко дико извивается.) Однако как-никак случилось чудо: через понятие абсолютной, причинной или функциональной, зависимости он пришел к понятию абсолютной свободы — в противоположность Морису Блонделю, который утверждал, что только благодаря свободе мы обретаем чувство детерминизма. Все это может показаться скучным, но несмотря ни на что это — первейшая основа Чистой Формы в общественной жизни... тьфу ты пропасть, что за гнусное слово!
Ф. П л а з е в и ц. Такой подход мне нравится. Величайшее из удовольствий ничего не стоит, если не подвести под него надлежащую теорию. Приступим же к церемонии.
К р а н ц (поспешно). Так точно, приступим. Обыдливаться начинают целые социалистические республики по-соседству с нами, масса стран подлежит завоеванию. Только давайте сперва создадим армию. Надо как можно скорей подписать декреты.
Ф и з д е й к о. Но что меня удивляет, так это то, что ты, Йоэль, обычный, так себе еврейчик, пошел против всех евреев мира.
К р а н ц. Есть евреи и евреи. Для вас, ариев, мы все похожи друга на друга, как мертвые китайцы. Но есть евреи и — ЕВРЕИ, все пять букв заглавные. Последний народ на этой планете. Но это уже почти метафизика. Скорей, скорей — без меня вы самое большее могли бы податься в театр. Я набиваю новым фаршем ваши прежние оболочки. Но что такое даже лучший фарш без оболочки — и наоборот: форма без начинки — ничто. Мы должны действовать сообща, а главное — быстро, быстро, быстро!
М а г и с т р. Приступаем. Кранц, у тебя корона есть?
К р а н ц. Конечно — только без всяких церемоний. Можете не стесняться меня не смущаться, господа. (Вытаскивает из-под сюртука золотую корону и возлагает ее на голову Физдейко.) Итак, я, Йоэль Кранц, всевластный премьер-министр, короную тебя, Физдейко, в короли нововарварской Литвы и Белоруссии. И кончено — больше ни слова. Чтоб государство наше не осталось лишь премьерой! Подписывай-ка бумаги, сир, а я еду дальше. Нельзя терять ни минуты.
Подает Физдейко кипу бумаг и fountain-pen[71]. Физдейко лихорадочно подписывает.
М а г и с т р. С какой невероятной четкостью действует наша государственная машина. Не так ли, бояре?
Ропот среди Бояр, поклоны.
Ф и з д е й к о. Готово, ваше превосходительство, господин Кранц. Дарую тебе графский титул, дорогой Йоэль. Сколько сбывается мечтаний, сколько снов!
Хочет его обнять.
К р а н ц (отстраняясь). Нет времени. На мне всё государство, а это вам не титулярные безделицы.
Опрометью вылетает в дверь. За ним уносятся хасиды, которые резко вскочили из-за столика, невнятно бормоча.
М а г и с т р. Ну, наконец-то мы одни. Можем заняться фантастической стороной проблемы. Вот они уже где у меня сидят (проезжается пальцем по горлу) — все эти житейско-государственные дела.
Ф и з д е й к о. А стало быть — развлечемся. Всех бояр — моих вассалов и конкурентов — настоящим своим указом приговариваю к смерти. Подписывать уже ничего не буду — устал от канцелярщины. По росту стройсь!
Бояре строятся в шеренгу перед троном.
М а г и с т р. Это только вступление. (Боярам.) Напра-а-во!!
Бояре выполняют команду.
Ф и з д е й к о. А теперь каждый — руби секирой того, кто перед ним! (Первый Боярин бьет Второго по голове. Второй Боярин падает.) Ну — дальше!
I I Б о я р и н (умирая). Мне некого ударить. О Боже — что за мука! Княжна, за тебя смерть принимаем. Мы в тебя влюблены с давних пор — почти с пеленок.
Ф и з д е й к о. Ну — дальше, дальше: третий — четвертого, пятый — шестого, седьмой — восьмого и так далее.
I I I Б о я р и н. Ага — понятно. Будь ты проклята, Янулька.
Бьет Четвертого. Остальные действуют в том же духе.
Я н у л ь к а. Ах, теперь я понимаю все. Как я люблю вас обоих: и папулю, и тебя, Магистр!
М а г и с т р. Что?
Я н у л ь к а (торопливо). Нет-нет — я не люблю вас — это старая привычка: меня восхищает противоположность ваших натур, отраженных в кривом зеркале деформированного сердца, но тобою, Готфрид, я восторгаюсь иначе, чем папулей.
Остаются: Первый, Третий, Пятый, Седьмой, Девятый и Одиннадцатый Бояре. Трупы падают направо.
Ф и з д е й к о (громовым голосом). Плотнее! Сомкнуть строй! А, чудная забава!
Бояре смыкают строй.
М а г и с т р. Подобно старым германским императорам, ты борешься с вассалами, сир. Но насколько проще твоя задача! Это же бараны, а не люди, вдобавок — потомки удельных князей. Поехали дальше!
Ф и з д е й к о. Выполняй! То же, что в прошлый раз! Живее! Власть моя пухнет, как гигантский, налитый гноем нарыв. Он должен лопнуть!
