Занавес
Конец третьего действия
Действие четвертое
Слева сцена — такая же, как в I действии. Справа вместо салона — сад. Цветущие кусты окружают площадку, посыпанную красным песком. Левый конец стены, зигзагообразно обрушенный, увит цветущими глициниями. Над кустами — сосны и лиственные деревья в осенних красках. Слева сцену заливает утреннее солнце. Поют птицы, где-то вдали мычат коровы. Из-за стены выходит Э л ь з а, оборванная, как в I действии, гасит электрическую лампу, горевшую на ночном столике, и залезает под одеяло. В центре сцены два кресла (рококо) из I действия.
Э л ь з а. Наконец-то гроза отгремела, и я могу с чистой совестью вернуться к своей нищете, не думая о королевской представительности.
Из кустов выходит М а г и с т р в полном рыцарском облачении, забрало поднято. За ним Ф и з д е й к о — с усами, в костюме фантастического лесничего: шляпка с перышком, зеленые отвороты, золотые знаки различия. На плече карабин «винчестер».
Ф и з д е й к о. Итак, договорились. Я теперь — лесничий у Магистра. Ты только подумай, Эльза: мы будем жить в маленьком домике — вокруг мальвы, настурции, герань. Свежие булки, мед прямо из лесу и полная беззаботность. Порой по случаю праздника подстрелю какого-нибудь зайчишку или косулю — для нас это будет величайшая роскошь. А — молоко, много козьего молока, прямиком от козы, а читать мы будем только календарь.
М а г и с т р. Как же я вам завидую!
Э л ь з а. А Янулька?
Ф и з д е й к о. Не знаю, что с ней будет. Она сама решит свою судьбу. Магистр ее не желает ни за какие сокровища мира, да и она его тоже. Они с герцогиней пошли в лес по грибы. Под карликовыми соснами на Вилькакальнисе уродились нынче дивные рыжики. Ко второму завтраку будет добрая закусь под водку.
Садится в кресло.
Э л ь з а. Иди ты со своим рыжиками. (Магистру.) Да уж, эта башка не для ваших нервов, господин граф. Ей нужен кто-нибудь по-настоящему злобный.
М а г и с т р. Вы меня обижаете. Зло затаилось во мне очень глубоко. Не всякий заметит. Тут проблема совсем в другом.
Ф и з д е й к о. Практически это одно и то же. Ты, Готфрид, не умеешь обратить свое зло себе на пользу. Но, но — ну что ты с собой поделаешь?
М а г и с т р. Я в крайнем сомнении. Надо раз и навсегда сказать себе: эпоха наша не может создать правителей определенного типа. Мы хотели взять в ежовые рукавицы оскотиненные социализмом массы — мы, остаточные, недобитые людишки — хотели стать владыками начальной фазы истории — и все пошло прахом! Но одного мы все же добились: на дне чисто личных сомнений есть теперь вера в возможность циклического развития истории на очень больших отрезках. Необратимость общественных перемен почти преодолена.
Снимает шлем и доспехи, складывает на площадку. Остается в фиолетовой пижаме и фиолетовой шапочке с кисточкой.
Ф и з д е й к о. Но с нами — ты прощаешься навсегда.
М а г и с т р (садясь в другое кресло и закуривая сигарету). Да, Евгений. Может, именно в эту минуту в какой-нибудь лачуге оскотинившегося современного человека рождается эквивалент известного своей жестокостью князя Физды — твоего предка, жившего в XII веке? Может быть даже, это твой внебрачный сын, о котором ты так мечтал...
Э л ь з а. Fi donc[73], господин граф. Он никогда мне не изменял.
М а г и с т р. Прошу не перебивать — это крайне важные мысли. Так вот, если б он, этот твой сын, знал, что он — твой сын, он не мог бы основать новую династию. Он должен быть настоящим первопроходцем — только тогда все начнется сначала и заново.
Ф и з д е й к о. Однако разве не чудесно, что мы сможем это наблюдать. Давайте удовольствуемся созерцанием. Для скотоправителеи мы слишком сложно устроены.
М а г и с т р. Доказано только одно: даже имея железные дороги, телефоны, броненосцы, ватерклозеты и газеты, люди способны оставаться таким же быдлом, каким были подданные твоих предков в пущах XII века. В этом состоит убийственная правда — то есть: несмотря на необратимость культурных достижений, цикличность — закон абсолютный, пока полностью не вымрет данный вид.
Ф и з д е й к о. С этой истиной я могу умереть спокойно. Эксперимент был необходим, чтоб мы убедились: головой стену не прошибешь. Даже второй ярус личности, взращенный в абсолютном небытии, не может быть эквивалентом прежней власти.
М а г и с т р, Ты стар, Евгений. А вот мне, похоже, придется покончить с собой. Только что я получил известие, что моя мать умерла. Но это повод чисто негативный.
Ф и з д е й к о. Ох — как хочешь, Готфрид. И не подумаю отговаривать. Я тебя отлично понимаю. Учитывая интересы основателя новой династии, хорошо, что бояре все до единого перебиты.
М а г и с т р. Когда я застрелил последнего, мне и в голову не пришло, что я работаю на этого. Ну — однако время не терпит. (Справа, из кустов, выползают У р о д ы. На солнце набегает легкая тучка.) До свиданья — Княгиня, до свиданья — Евгений. (Обменивается с Физдейко рукопожатием; поворачивается к Уродам.) А, это вы? Где же Дер Ципфель?
I У р о д. Пьет свой утренний кофе. Сейчас придет.
М а г и с т р. Еще раз — до свиданья. А что касается Янульки, то больше всего я разочарован тем, что полюбил ее самой обыкновенной, так называемой Великой Любовью. Это уж было просто невыносимо. Вчера я на пробу изменил ей с герцогиней и с кем-то еще, но всё напрасно. Я вовсе не такой уж заурядный modern аристократ. Раньше мы подтягивались до своих фамилий, доставшихся нам от людей, по-настоящему великих. Сегодня большинство из нас прикрывает именами свое убожество, а часто — самое пошлое свинство. Нет — я не такой и таким не буду. Ну — в последний раз — до свиданья.
Идет и садится наземь между Уродами, после чего пускает себе пулю в лоб из браунинга и валится назад. Слышен шум мотора — это аэроплан.
Ф и з д е й к о. Чудесно, чудесно! Давненько я мечтал о таком безмятежном утре.
Э л ь з а. Чуть больше чем нужно наговорил перед смертью наш несостоявшийся зять. В сон клонит. Разбуди меня, если будет что интересное.
Засыпает. Шум мотора совсем близко. На деревья справа падает аэроплан, его крыло косо свешивается со стены. По стене с деревьев быстро спускаются: Й о э л ь К р а н ц, одетый пилотом, за ним двое хасидов в прежних нарядах, но в темных очках, ф. П л а з е в и ц и Г л и с с а н д е р в плащах и шлемах. Солнце опять засияло полным блеском.
К р а н ц (не видя ни трупа Магистра, ни Уродов). Ну — мы работаем, как буйволы. Строптивцев господин Плазевиц усмиряет депрессивными газами. Горячее выдалось утречко: с шести до пол-седьмого я создал правосудие, с пол-седьмого до семи запустил промышленность. Новые локомотивы просто великолепны. Пожалуйста, кофе. Через четверть часа едем дальше — пора заняться высшим образованием. А вы тут как, господин Физдейко? На охоту собрались — освежиться после богатой событиями ночи? Первая брачная ночь с королевской властью. Пока вы тут весело проводили время, как типичные правящие слои, мы за вас пахали, как одна гигантская динамо-машина. Я не в упрек — это совершенно обычное положение вещей.
Ф и з д е й к о. Нет — семиты совершенно нюх потеряли. Ты что, не видишь, господин Кранц, что мы не способны играть роль правителей? Мы — остаточные людишки, и этим все сказано.
К р а н ц. Ну, а как же искусственная конструкция личности? Или она больше не действует? Вчера все шло замечательно.
Ф и з д е й к о. Искусственная личность — не фикция, но ее невозможно приспособить к скотскому обществу, даже при образцовой системе просвещения: эта последняя производит только быдловатых специалистов; даже при телефонах и телеграфах — специализированные, механизированные скоты могут и впредь телефонировать, оставаясь скотами, но до нас, до наших искусственных «я» не дозвонится никто — и мы ни до кого. Мы отрезаны.
К р а н ц. Господин Физдейко, шутки в сторону. Вы король. Сир, вы утомлены. Отдохните, сир, поохотьтесь на уток, а потом и поговорим.
Ф и з д е й к о. Посмотрите-ка сюда. Магистр уже отдохнул — лучше некуда. Вечный покой даруй ему, Господи!
К р а н ц. O, mein Herr[74] Иегова!! Он убил себя! И вы плетете какую-то чушь, а о главном — ни слова. Ведь это катастрофа. Где мы найдем другого такого престолонаследника и мужа для Янульки?
Ф и з д е й к о. Ни к чему наследник, если нет короля. Я стал лесничим в угодьях Готфрида, которые он даже забыл мне перед смертью отписать. Я вконец разорен.
К р а н ц. Это безумие, господин Физдейко. Я увеличу вам оклад. Все бурлит и клокочет, как в котле, я в этом кипятке уже наполовину сварился, а вы — на попятный!