Представив культуру в виде иерархической многоуровневой структуры, можно предположить, что основные «поломки» в культурном механизме, обусловливающие кризис продолжительности жизни, наблюдаются:
• на «верхних» уровнях культуры, ответственных за формирование смысла жизни;
• на более «приземленных» уровнях – повседневной культуры и формируемых ею бытовых практик;
• в каналах прямой и обратной связи между названными уровнями.
Формирование смысла жизни является одной из главных функций культуры. По словам известного российского ученого и мыслителя В. В. Налимова, «психика человека неустойчива, легко уязвима. Она нуждается в постоянном терапевтическом воздействии, которое осуществляется путем привносимого культурой раскрытия новых аспектов реальности мира, порождающих новые смыслы, новые ценностные представления».[423] Формируя базовые смыслы жизни (то, ради чего стоит жить), культура тем самым придает осмысленность и нормам здравоохранительного поведения:[424] если есть ради чего жить, то есть ради чего беречь здоровье, а если уж жертвовать им, то во имя каких-то (также сформированных культурой) идеалов.
В то же время здравоохранительное поведение (или отсутствие такового) во многом определяется повседневной («бытовой») культурой, в рамках которой формируются практики, более или менее благоприятные для здоровья. Именно они оказывают непосредственное влияние на здравоохранительное поведение. Такие практики относительно независимы от верхних этажей культуры, но все же в известной степени «подчинены» им: если на верхних уровнях культуры человеческая жизнь считается высшей ценностью, то на нижних, «бытовых» этажах создается благоприятный фон для бережного отношения к своему и чужому здоровью. Если же смыслообразующие функции, за которые отвечают «верхние этажи» культуры, ослабевают, то на «нижних этажах», бытовом уровне, начинается буйный рост «сорняков», «цветов зла».
Исходя из сказанного, можно предположить, что свой вклад в кризис продолжительности жизни в России последовательно внесли сразу несколько факторов культурного характера:
• разрушение дореволюционных культур: традиционной «деревенской», интеллигентской, дворянской;
• разочарование значительной части населения в идеалах, предлагаемых (а часто навязываемых) официальной советской идеологией и культурой;
• разрастание в образовавшемся вакууме алкогольной, а в последние годы и наркотической субкультур.
С середины 1960-х гг.[425] наблюдается заметный рост смертности от так называемых алкогольно связанных внешних причин – отравлений, других несчастных случаев, убийств и самоубийств. У мужчин вероятность умереть от таких причин в 1980 г. была на 50 % выше, чем в 1965 г.[426] Между тем хорошо известно, что значительная часть смертности от внешних причин прямо или косвенно связана со злоупотреблением алкоголем.
Свой вклад в «жатву смерти», несомненно, вносит и еще один социально-культурный синдром – склонность к авантюрному поведению (уверенность в том, что шампанское пьет только тот, кто рискует) вкупе с непрофессионализмом. Исторические корни уважения к людям, способным рисковать жизнью, в стране, пережившей две мировые и ряд локальных войн, вполне очевидны. Однако мирная жизнь течет по своим, отличным от законов военного времени, законам. Кроме того, в любых – как мирных, так и военных – условиях риск, не подкрепленный профессионализмом, влечет за собой бессмысленные, неоправданные потери. Об их размере можно судить по числу погибших в результате дорожно-транспортных происшествий: 312,5 тыс. человек за последние десять лет.[427]
Немалый вклад в негативные тенденции в области продолжительности жизни внесли, как представляется, и поломки в механизме ценностно-нормативного регулирования жизни общества, нарушения баланса между аномией и солидарностью. В любом обществе существует система правовых норм, препятствующих поведению, которое создает неоправданные риски для жизни. Однако эффективность этой системы норм зависит от готовности граждан соблюдать ее на практике. Антиподом законопослушности выступает аномия («безнормие») – такое состояние общества, при котором заметная часть его членов, зная о существовании обязывающих их норм, относится к ним негативно или равнодушно.[428] Аномическое поведение было широко распространено и в советский период, однако его распространенность при переходе от одного социально-экономического строя к другому еще более увеличилась.
Распространение аномического поведения характерно для революционных эпох, когда старые нормы, равно как и институты, контролирующие их соблюдение, оказываются полностью дискредитированными или серьезно ослабленными. Нарастанию аномии, безусловно, способствовал распад господствовавших в советский период артефактов массового сознания – воображаемых картин мира, создаваемых художественными произведениями и идеологией и представляющих собой необходимый компонент морального регулирования в любом обществе. Кроме того, в сознании многих людей, не искушенных в хитросплетениях политических наук, критика тоталитарного государства и его правоохранительных структур воспринималась как моральная санкция на нарушение любых законов, установленных любым (неважно, «хорошим» или «плохим») государством. Внезапное ослабление государственного контроля над повседневным поведением было воспринято значительной частью населения как индульгенция на прожигание жизни, свобода «от», а не «для». В том же направлении воздействовал на ситуацию и «конфликт поколений»: раз старшие жили «неправильно», то и нормы, которых они придерживались, также устарели.
Будучи закономерной реакцией общества на архаичные или излишне жесткие методы социального контроля, социальная аномия, как и любой «праздник непослушания», быстро обнаруживает свои отрицательные стороны. Нарастание аномии, в сущности, означает ситуацию, при которой ни на кого нельзя положиться, ибо любые нормы легко нарушаются. В современной России подобная ситуация не только препятствует налаживанию цивилизованных рыночных отношений, но и приводит к прямым человеческим потерям. Беспрецедентно высока смертность от несчастных случаев, поскольку правила техники безопасности нарушают все – от рядового водителя до руководителя предприятия. Выросло число убийств: моральные запреты, равно как и институты, позволяющие находить правовые способы разрешения конфликтов и карающие за убийство, резко ослаблены. Умирают хронически больные, жизнь которых всегда напрямую зависит от уровня социальной и семейной солидарности.
Таким образом, значительную роль в развитии негативных тенденций продолжительности жизни в России сыграл специфический социально-культурный синдром. Одна из его составляющих состояла в ослаблении функций культуры и идеологии, связанных с формированием смысла здоровой, конструктивной жизни, в заполнении образовавшегося вакуума алкогольной, а в последнее время и наркотической субкультурами. Другой его составляющей стало ослабление государственного контроля за многими сферами социальной жизни, не компенсированное ни соответствующим усилением социально ответственного поведения на индивидуальном уровне (по принципу «совесть – лучший контролер»), ни контролем со стороны институтов гражданского общества.
9.1.2. Культура жизни и ее антипод
Спектр действий, которые необходимо предпринять для повышения продолжительности жизни в современной России, очень широк. К их числу, несомненно, относятся и улучшение состояния окружающей среды, и повышение эффективности здравоохранения и охраны правопорядка. Однако каждая из этих «отраслевых» тем требует отдельного большого разговора. В рамках же данной работы, напротив, хотелось бы остановиться на «межотраслевых», прежде всего культурных и социально-стратификационных, аспектах преодоления кризиса продолжительности жизни. Оба названных аспекта, отметим, взаимосвязаны, ибо положение индивида в социальной структуре, его принадлежность к той или иной страте (слою) во многом определяется принятой личностью системой ценностей, норм, моделей повседневного поведения.
В социальном пространстве современной России противостоят друг другу культура жизни и ее контркультурный антипод. Первая порождает жизнеутверждающие смыслы и ценности, формирует конструктивные жизненные стратегии, привычку к здоровому образу жизни. Второй культивирует пренебрежение к человеческой жизни, романтизирует насилие, алкоголизм, наркоманию, бессмысленный риск («тормоза придумали трусы»). Результаты борьбы за повышение продолжительности жизни будут в значительной степени определяться тем, насколько культуре жизни и ее защитникам удастся потеснить своего извечного противника.
Рассматривая структуру российского социального пространства с данных позиций, можно выделить в нем области безраздельного господства культуры жизни, зоны доминирования ее контркультурного антипода и, наконец, промежуточные области, за которые идет борьба. В зонах, где господствует контркультурный комплекс, человеческая жизнь легко отбирается и бессмысленно отдается. Во владениях культуры жизни тоже умирают, но в среднем значительно позднее и, как правило, не по причине передозировки наркотиков или острых отравлений суррогатами алкогольных напитков. Задача общества состоит в том, чтобы максимально расширить ту социальную область, в которой господствует культура жизни.
