— Илья, — делаю я шаг ему навстречу.
Рано или поздно это должно было случиться — кто-то обязательно бы нас застукал. Илья почти взрослый. Не мог же он думать, что все эти перемещения, изменения — просто хорошие дружеские отношения между соседями. Или мог?
— Зачем? — задаёт он очень сложный вопрос. Но ему не нужен ответ. — Я же предупреждал тебя! — сверкает он сумрачным тяжёлым взглядом. У меня — дрожь по телу. Как же мальчик сейчас похож на отца. — Почему вы такие глупые? Почему делаете ошибки и доверяетесь не тем?
Я нерешительно замираю. Какие странные слова для четырнадцатилетнего подростка. Но что я о них знаю? Я детей-то толком никогда не видела.
— Илья, — это уже Андрей. Его властный голос.
— Не связывайся с ним! — мальчик продолжает смотреть мне в глаза, игнорируя оклик Андрея. — От него одна боль и ложь! Он же врёт на каждом шагу! Ранит и убивает. А вы ведётесь, как дурочки. У него было две жены, ты знаешь? Одна из них — моя мать. Он бросил её, растоптал, унизил, угрозами меня забрал, вынудил отказаться от меня. А потом наплёл мне, что она умерла. Ты знаешь, как это: думать, что твоя мать мертва, когда на самом деле она жива?
Я как раз знала. По иронии судьбы.
— Имею представление, — отвечаю, но он меня не слушает. Ему сейчас важнее выплеснуться, высказать то, что копилось в его душе и именно сегодня прорвалось, решило выйти наружу.
— Ты хотела знать, что я делаю по ночам? Почему ходил сюда? Я как раз с ней общался. Здесь, где мог спокойно поговорить, не боясь, что он снова лишит меня этого. Застукает, подслушает и придумает что-нибудь или просто запретит. Он это умеет. Ему нравится приказами налево-направо махать. Нравится заставлять жить всех по его указке. А не слушаешь — расстрел.
— Илья, не говори того, о чём потом пожалеешь, — Андрей говорит спокойно, но, наверное, даже звук его голоса вызывает в мальчишке желание сопротивляться и бунтовать. Его сейчас не остановить. Да и не надо.
— Не пожалею! — сжимает мальчишка кулаки. — Он ведь и за тебя всё решил. Ему нужна была нянька — он её нашёл. Ворвался в твою жизнь, не особо заботясь, что будет дальше. Сделает тебе ещё одного ребёнка, а потом отнимет. Как меня. Как Катьку у Кристины. Она, может, потому и умерла. А Катька ему никто, слышишь? Даже не дочь!
— Замолчи! — Андрей сейчас страшен. Лицо белое. Он не Ворон в этот момент, а почти Демон. И то, что происходит, — ужасно.
— Она больна, ясно? Умирает, — почти кричит Илья Андрею в лицо.
Я чувствую, что ноги меня не держат. Сползаю по стене. Катя больна? Но Илья говорит не о том. Просто перескакивает с одного на другое.
— Она звонила тебе несколько раз, но так и не решилась поговорить, потому что боится тебя до ужаса. До сих пор боится. Спустя столько лет!
— Это она дышала в трубку, — Андрей говорит тихо. Брови у него сходятся в одну линию. Возле рта пролегает морщинка.
Я чувствую себя лишней. Ненужной. И сейчас, и вообще. Я бы встала и ушла, но не могу. Слабое тело подводит. Сердце частит. В горле ком. В голове всё плывёт. Я дышу часто и ртом. Так кислород заходит лучше в сдавленные лёгкие.
— Ненавижу! Ненавижу тебя! — выкрикивает Илья и бросается прочь.
Андрей кидается за ним, но там, в отдалении мальчишку ловит Идол. Прижимает к себе. Что он слышал? Как долго наблюдал за нами? Или пришёл на шум?..
— Тихо, тихо, — успокаивает он Илью. Пойдём. Тебе надо успокоиться.
Он что-то ещё говорит. Кажется, и Андрею тоже, но я не слышу слов, только «бу-бу-бу».
Андрей возвращается. Топчется нерешительно, а затем садится на пол рядом со мной. Молчит какое-то время. Ерошит волосы.
— Наверное, нужно было давно рассказать тебе, — говорит он тихо. Я любил её безумно, Лиду. Это было похоже на помешательство. Не мог надышаться ею. Боготворил. Заглядывал в рот. Не знаю, что ещё делал. Я думал, это навсегда.
Оказывается, это больно. Невыносимо больно слышать, как твой мужчина кого-то любил без памяти. Но я молчу. Даю Андрею возможность высказаться.
— Самый счастливый человек — вот так я себя ощущал. И всё было хорошо. Илья родился. У меня дела пошли в гору. Всё получалось. А потом настали не очень хорошие времена. Я почти потерял бизнес. И тогда она ушла. Сказала, что не может и не хочет жить с неудачником. Не чувствует в себе силы тянуть из болота бегемота. Ей было куда и к кому уйти. Она подготовилась. Я лишь не был готов к такому повороту событий.
Он вздыхает судорожно и умолкает. Я сижу, прижимая руки к груди. К искалеченной огнём груди. Но что ожоги по сравнению с этой болью? С этим огнём, что сейчас пытает не только сердце, но и душу?
— Она и сына оставила, как ненужный хлам. Это неправда, что я забрал его. Позже, да, она опомнилась. Но да. Я не отдал ей Илью. Он не игрушка, которую можно туда-сюда-обратно. К тому времени она наигралась в любовь, сделала несколько абортов и больше не могла иметь детей. И тогда вспомнила о сыне. Естественно, я не отдал. Мы судились. Суд признал мои права. И да. Когда-то я так и сказал, что она умерла. Может, потому что не хотел разговоров о ней. Знаю, поступил ужасно. Думал, ни я, ни сын больше никогда не пересечёмся с Лидой.
А прошлое вернулось. Именно сейчас. Но кто я такая, чтобы сетовать на это?
— Я не знаю, откуда Илья узнал о Кате. С Кристиной всё было намного проще. Мы немного встречались. Секс без обязательств. Так думал я. Она думала иначе. Спланировала всё, чтобы подобраться к хорошей жизни за чужой счёт. Она заявила, что беременна. По срокам всё сходилось. А проверять, мой ли это ребёнок, пока малышка была в утробе матери, я не смог. Это… рискованно. Поэтому женился. А потом… это сложно объяснить. К тому времени я прекрасно знал, что собой представляет Кристина. У неё была тяжёлая беременность и сложные роды. Я держал Катюшку на руках через несколько минут после рождения. Это… непередаваемо. И позже, когда тест установил, что я не являюсь её биологическим отцом, я не смог от неё отказаться. Я был ей больше матерью, чем Кристина. И в том, что она погибла, моей вины нет. Она жила своей жизнью — весёлой и насыщенной. Её прикончил какой-то незадачливый ухажёр — убил одним ударом.
Андрей переводит дух и заканчивает:
— Я всегда считал, считаю и буду считать Катю своей дочерью. На остальное — плевать. Теперь я понимаю, почему Илья изменил к ней своё отношение. В детстве они дружили, насколько это возможно с разнополыми детьми с большой разницей в возрасте. Он никогда не отталкивал её. Я думал, это возрастное, пройдёт. Оказывается, ошибался. Он всё время сравнивал, измерял любовь к себе и к Кате. И никакие мои аргументы и доводы не действовали.
Я сжимаю Андрею ладонь, приободряя. Он не стал хуже после того, что рассказал. Наоборот. Я увидела его совсем с другой стороны. И не нашла в своём сердце ничего, что могло бы оттолкнуть. Разве что безумная любовь к первой жене вскрыла вены слишком глубоко. Затянутся ли они…
— Мне нужно уехать, Ива, — подносит он мои пальцы к губам. Это… невыносимо. Мне так больно, что я задыхаюсь, но не смею дышать глубже. Потерплю. — Я хочу её увидеть. Помочь, если смогу. Я детей заберу. Пусть и Илья с ней встретится. А Катюша побудет с бабушкой. Мама давно звонит и просит, чтобы я привёз внуков. Соскучилась.
Да. Так правильно. Я сама хотела, чтобы он забрал детей. Все желания материальны. Это единственный светлый момент, который я вижу в речи Андрея.
Он тянет мою ладонь к себе. Зарывается в неё лицом. Я чувствую его горячие губы на запястье. Невыносимо. Немыслимо. Безраздельно. Но, кажется, настал и мой черёд покаяться.
Я забираю руку и встаю. Вздыхаю судорожно. А затем веду его в свою комнату. Двери я сегодня не закрываю. У меня другая цель: просто спрятаться от всех. Потому что сейчас я сделаю то, что должна была сделать сразу.
— Однажды, в детстве, со мной случилось нечто ужасное. Мне было пять. Ты однажды спрашивал, почему я не училась нигде и не хотела ли я когда-нибудь получить настоящую профессию. Я не смогла тебе ответить точно. Правда в том, что я не могла. Бабушка берегла меня от всего. Как уж у неё получалось. Я не ходила в школу. Об институтах мне и не мечталось. Я сделала то, что смогла: выучилась индивидуально, много читала, научилась вязать и начала зарабатывать. Последние годы были подчинены одному: я зарабатывала и складывала деньги.
