она сказать вновь, желая, чтобы пульс замедлился. Ей было так страшно сказать эти слова, не зная, изменят ли они что-то –
боясь, что они ничего не изменят. Она не заслужила право на счастливый конец – чтобы Бэк заключил ее в объятия и все простил, как бы ее сердцу этого ни хотелось. Но затем Поппи поняла – дело не в том, чего ей хочется. Причины сказать эти слова (или же слишком бояться сказать их) не должны зависеть от того, сколько выгоды ей принесет результат. Она так долго боялась признаться Бэку, потому что эгоистично думала о том, как это повлияет на ее жизнь, и совсем забыла о том, что это будет значить для него самого. Любить кого-то – это не об эгоизме, поняла Поппи. Любить кого-то – значит иногда ставить кого-то выше себя, и Бэк доказывал ей это снова и снова.
– Я люблю тебя, – прошептала Поппи, смотря на Бэка и пытаясь сморгнуть слезы.
– Я знаю, – мягко ответил он, убрав волосы с ее лба. – Поспи немного, Поппи.
Он встал, выключил свет и закрыл за собой дверь, оставив ее отсыпаться от последствий выпитого алкоголя.
* * *
Когда Бэк спустился, Лена уже надевала пальто и обувь. Сын неодобрительно посмотрел на нее. Последнюю пару недель она практически поселилась в одной из гостевых комнат. Им двоим было так хорошо – когда Бэку требовалась эмоциональная поддержка, он мог ее получить, а Лена покинула дом, в котором жила с Генри и который пробуждал так много воспоминаний.
– Думаю, мне пора домой, – объяснила Лена.
– Тебе не обязательно, – возразил Бэк, смотря, как она заканчивает обувать практичные туфли-лодочки.
– Знаю, – Лена подошла к Бэку и сжала его руку. – Я в тридцати минутах. У нас по-прежнему продолжатся обеды по воскресеньям и терапия по средам.
Бэк кивнул:
– Конечно.
Он наклонился и поцеловал маму в щеку, а она похлопала его по спине.
– Я очень тобой горжусь, – сказала она ему, должно быть, уже в миллионный раз. Бэк никогда не уставал это слышать. – Удачи.
Он проводил маму на тротуар, где ее ждало такси, и открыл ей дверь.
– Я скоро позвоню, – пообещал Бэк и закрыл дверь, когда Лена разместилась на сиденье.
Единственной хорошей вещью во всей ситуации было то, что благодаря ей он стал ближе к матери, чем когда-либо оставалась. Он был ей так благодарен за то, что она была с ним эти несколько недель и отвела его на терапию.
Терапия была… Методом приспособления. Бэк не привык, что кто-то его слушает и оценивает его опыт. Дважды в неделю, один раз – на индивидуальном приеме, и в другой раз – на семейной сессии с мамой, Бэк садился в офисе (который вовсе не был таким стерильным и холодным, как он представлял) и изливал свою душу незнакомцу. Сначала это казалось странным.
Но сейчас Бэку было уже легче рассказывать доктору Холдо обо всем, что он чувствует. Даже если ему не было «лучше» – он вообще не знал, может ли это случиться, – он больше не чувствовал такого груза. Он стал сильнее. И он знал, что эта сила ему понадобится утром, когда придется поговорить с Поппи.
* * *
Благодаря запаху Рина это пробуждение было одним из самых приятных для Поппи за последнее время. Его было практически достаточно, чтобы заглушить боль в голове. Но затем воспоминания прошлого вечера вернулись, и Поппи ощутила болезненный укол, вспомнив, что Астрид ей рассказала. Когда острый шок от воспоминания развеялся, Поппи почувствовала облегчение, ведь она все-таки смогла сказать Бэку о своих чувствах.
Поппи понимала – сейчас они должны все обсудить, и была уверена, что это будет бесконечно больнее, чем все эмоции прошлой ночи. Даже если Бэк снова согласится быть с ней, разговор будет мучительным хотя бы только потому, что ей нужно извиниться за всю причиненную ему боль.
Но сначала нужно было выпить воды. В горле у Поппи никогда еще так не пересыхало. Когда она выползла из кровати, то открыла дверь и услышала голоса.
– Она здесь? – Поппи сразу узнала. Это Феликс.
– Она спит, – сказал Бэк. – И я не думаю, что она хочет с тобой говорить.
– Прошу, дай мне объясниться перед ней…
– Объясниться в чем? В том, что ты лгал ей о твоих отношениях с Джаспером? – спросил Бэк. Его тон был не враждебным, но немного свирепым.
Феликс понял, что лучше не спорить с Бэком, ну или почувствовал себя слишком виноватым, чтобы отрицать обвинения.
– Я могу хотя бы увидеть ее? Мы все о ней беспокоимся.
– Она в порядке. Я же сказал, она спит, – произнес Бэк, загородив дверь, чтобы Феликс не вошел.
Поппи сползла по ступеням, слушая разговор и стараясь остаться незамеченной. Она еще никогда не была так благодарна Бэку. Она не хотела прямо сейчас видеться с Феликсом.
– Ну, можешь ей хотя бы сказать, что я заходил?
– Я скажу, – согласился Бэк, вошел в дом, закрыл дверь и только затем завершил разговор.
– Беспокоился о ней? Ты не беспокоился, когда свел ее с этим козлом, – пробормотал он шепотом, а затем повернулся и застыл, увидев, что Поппи наблюдает за ним со ступенек.
– Доброе утро, – прохрипела Поппи и попыталась прочистить горло.
– Хочешь пить? – спросил Бэк и засунул руки в карманы, перед этим указав на лестницу, ведущую в кухню.
Поппи кивнула и пошла туда. Придя на нижний этаж, она взяла стакан, наполнила его водой из-под крана, выпила залпом и налила еще. Она повернулась к Бэку и указала на кухонный уголок:
– Мы можем поговорить?
* * *
Бэк кивнул, стараясь не замечать, как органично Поппи смотрелась на его кухне, будто бы она здесь хозяйка, одетая в его футболку в качестве ночной рубашки.
Поппи обошла кухонный островок и села за стол, постучав пальцами по стакану, будто собираясь с мыслями.
– Прости. Я знаю, что ты, скорее всего, не рад мне, – начала она с неловкостью.
Бэк покачал головой:
– Нет, думаю, этот разговор давно должен был случиться.
Бэк почти не спал в эту ночь, думая о Поппи и о том, что ей скажет.
Он посещал сеансы психотерапии всего несколько недель, но уже узнал довольно много о свойственных ему нездоровых моделях мышления и понимал, что у Поппи, скорее всего, те же проблемы. Он думал, что никто его не любит, из-за чего чувствовал себя недостойным любви, что привело к действиям, из-за которых другим было трудно любить его, – например, к краже автомобиля Генри или ухаживания за женщиной,
