Он невольно улыбнулся. С Энни ему было легко и интересно, совсем не так, как с Рут.
— А насчет шаров для боулинга вы пошутили?
— Нет. — Энни опять рассмеялась. — Разве они не похожи на яйца динозавров?
Девушка засмеялась так непринужденно и заразительно, что Корбан проникся ее веселостью.
— Надо же! Если я увижу такие шары на распродаже, то куплю для вас. Хорошо?
— Вы бываете на распродажах?
— Не часто.
С некоторым сомнением она посмотрела на него, как бы приглашая не бояться сказать правду. Вот так же и ее бабушка с легкостью раскрывала его маленькие уловки.
— Ну, ладно, бывал один или два раза. Ничего интересного. Но теперь буду заходить чаще. Я просто не думал, что люди выставляют на продажу столь ценные веши, как шары для боулинга. А какие еще будут пожелания? Старые теннисные ракетки, может быть? Или клюшки для гольфа?
Энни была довольна.
— Подождите, надо подумать. — Она села по-турецки на другой конец дивана. — И ракетки, и биты пригодятся. У меня есть кое-какие идеи. Но интереснее всего были бы старые ведра, канистры из-под воды, скворечники, разные фигурки животных из керамики, горшочки, большие камни… Что-то в этом роде. Для начала хватит?
— Вы думаете, я Рокфеллер?
— Все продается по сниженным ценам. Не бойтесь, я верну вам деньги. Но только не покупайте все подряд.
— Энни, я пошутил насчет денег. Это для меня не проблема.
Она как-то странно, исподлобья посмотрела на него:
— По-моему, это гораздо более важная проблема, чем вы себе представляете.
Под ее испытующим взглядом он снова смутился и перевернул альбомную страницу.
— Вот этот набросок мне нравится.
Он стал внимательно рассматривать нарисованные Энни руки Лиоты: под тонкой кожей паутинка вен, надетое кольцо как будто вросло в палец и стало с ним одним целым, ногти коротко подстрижены. Это были далеко не изящные руки труженицы.
— Извините, может, не мне судить об этом. — С глубоким вздохом он поднял глаза на Энни. — Наличие денег может создавать не меньше помех.
Сказав это, он снова подумал о Рут. Ему очень хотелось понять, в какой момент разладились их отношения. Он не мог припомнить, была ли она такой обидчивой и эгоистичной, пока не переехала к нему. Неужели это произошло после того, как они стали близки? Он не знал истинной причины разлада между ними и только чувствовал, как надвигается что-то тяжелое, разрушающее их отношения. Отношения, на которые он возлагал столько светлых надежд.
Чем дольше он всматривался в набросок, тем больше восхищался как удивительно точно подмечены детали. Энни наклонилась к нему. Ей было любопытно, какой рисунок вызвал у него интерес.
— В таких руках я всегда видела особую красоту. Как вам кажется? Ведь у большинства женщин руки нежные, ухоженные, с длинными наманикюренными ногтями. А руки моей бабушки исключительные.
Корбан подумал, что Энни абсолютно права, и еще раз вспомнил о Рут, у которой много времени уходило на то, чтобы ухаживать за своими волосами, следить за телом, особенно за руками и ногами, в которые она втирала дорогостоящие лосьоны. Все в ее жизни было подчинено одной цели — созданию безупречной внешности.
Он вспомнил, с каким усердием она, включив видеозапись… известного тренера, выполняла физические упражнения. Он улыбнулся пришедшей ему в голову мысли.
— Чему вы улыбаетесь? — взглянув ему в лицо, спросила Энни.
— Я попытался представить себе вашу бабушку, делающую зарядку перед телевизором.
Энни расхохоталась. О, какой приятный у нее смех, какое красивое лицо! Kaк хочется смеяться вместе с ней и не думать о том, что своим безудержным смехом и радостью он может кого-то обидеть.
В дверях появилась Лиота с полотенцем на плече:
— Над чем это вы так дружно смеетесь?
— Бабуля, ты же сказала, что не будешь вытирать посуду. Ты прото хотела избавиться от нас.
— Как говорится, есть еще порох в пороховницах, — пошутила Лиота и сама обрадовалась своей шутке.
— Вы еще что-нибудь придумали, Лиота? — радуясь такому единодушному веселью, спросил Корбан.
— Уж не о штангах ли вы? — Она бросила на него хитрый взгляд. — Пока нет.
Энни звонко рассмеялась:
— Корбан, впишите штанги в свой перечень покупок. Только не слишком ли велики они будут для нашего сада, бабушка? Одной штангой мы сможем подпереть забор, чтобы молодые побеги розового винограда могли за нее цепляться. А то люди обычно купят спортивный снаряд и поставят его пылиться в угол.
— Во всяком случае, если тебе попадется несколько штанг, приноси все сюда, мы «посадим» их в саду.
И с этими словами Лиота вернулась на кухню.
Листая альбом Энни, Корбан увидел рисунок с необычными узорами.
— Где вы нашли такие узоры? — По его представлению, такие замысловатые и причудливые завитки можно было отыскать только в мавританском дворце.
— А, это просто мазня, — ответила Энни и отправилась на кухню.
Просто мазня? Глядя вслед Энни, Корбан отметил красоту ее собранных высоко на затылке густых светлых волос, которые локонами спадали на оголенную шею, на изящные плечи. По сравнению с Pут она выглядела более худощавой, но ее гибкое тело от этого не теряло своей выразительности. Одежда была подобрана без претензии на оригинальность: укороченный розовый свитерок, слегка поношенные джинсы и старые спортивные тапочки. Рут тоже носила джинсы, но обычно с белой футболкой, черным кожаным ремнем и пиджаком, к лацкану которого она прикалывала золотую булавку. Уж на ее джинсах никогда не было грязных пятен или оторванного заднего кармана.
Корбан досмотрел альбом до конца, не переставая восхищаться набросками, и отложил его в сторону как раз в тот момент, когда хозяйка дома с внучкой вернулись в комнату. У Лиоты был усталый и задумчивый вид, она села в кресло-качалку, найдя такое положение, при котором отдыхали бы ее ноги. Она успела заметить, что молодой человек, возможно, настроен продолжить разговор, и поэтому закрыла глаза, чтобы набраться сил.
Энни взяла альбом для эскизов и положила его рядом с собой на диван. Корбан подумал, что ему удастся понаблюдать, как она будет рисовать, но она вдруг отложила альбом в сторону и обратилась к нему с вопросом:
— Вы давно работаете в благотворительной организации?
— Пару месяцев, — сказал он и тут же заметил, что Лиота приоткрыла один глаз. Она была начеку. — Хорошо, хорошо. Ваша бабушка — моя первая подопечная.
— Корбан, как настоящий альтруист, надеется изменить мир. Спроси у него.
Ему показалось, что Лиота смеется над ним, и он вспыхнул от обиды. Однако, посмотрев на Энни, решил признаться.
— Я пишу курсовую работу, в которую должен включить социологический портрет одного человека. Ваша бабушка идеально подходит для этого, при всем ее отвращении к подобным затеям.
Лиота радостно закивала:
— Да, да. Поначалу это было действительно так. Но теперь мне приятно ваше августейшее присутствие.
— Премного благодарен.
Она снова закрыла глаза.
— Совсем немного надо, чтобы вывести вас, молодой человек, из равновесия, правда?
— Вас тоже легко рассердить.
— Вот молодец. — Лиота положила руки на колени. — Не давайте мне и впредь побеждать в спорах.
— Я бы хотел побольше узнать о вашем муже. — Корбан решил перевести разговор на интересующую его тему, но тут заметил, как дрогнуло лицо Лиоты. А может, это была просто дрожь, свойственная старым людям. — Вы сказали, что, вернувшись домой после войны, он столкнулся с новыми проблемами. Что вы имели в виду? Затянувшаяся депрессия? Семья? Работа?
Лиота ничего не ответила, и это заставило Корбана пожалеть о своих словах и почувствовать, почему она сидит и молчит, словно каменная. Она собирается с силами, чтобы обрушить на него всю силу своего негодования. Чтобы выгнать его из дома и никогда более не пускать на порог. Но неожиданно она медленно открыла глаза и обратила свой взгляд на Энни.
— У Бернарда Готтлиба Рейнхардта была нежная душа. Другого такого человека я не встречала. Поэтому ему было слишком трудно жить. Он считал себя в ответе даже за то, что не имело к нему отношения.
Лиота снова закрыла глаза, и по выражению ее лица Корбан понял, что эти воспоминания причиняли ей душевное и физическое страдание.
Почему она с такой многозначительностью сказала о нежной душе своего супруга? Корбан увидел, что по щекам Энни потекли слезы, которых она не стеснялась. Наверное, ей был понятен скрытый смысл бабушкиных слов. Он опять посмотрел на Лиоту и почувствовал себя полным ничтожеством. Как ему только пришло в голову задавать этой женщине вопросы, ответы на которые он хотел использовать в своей курсовой работе.
Не успел он об этом подумать, как Лиота, выпрямившись в кресле, поставила ноги на пол, а руки положила на подлокотники. По этим приготовлениям Корбан понял, что им предстоит услышать долгий и правдивый рассказ.
