Когда через два часа она появилась в большом зале, от ее неудержимой и не совсем приличной радости по случаю отъезда докучливого визитера не осталось и следа — только оживление в глазах и нетерпеливость в движениях. Д'Ориак же был сражен ее изумрудным бархатным платьем, горностаевой накидкой, длинной косой с вплетенными в нее жемчужинами, а излишнюю возбужденность Магдален он списал на посторонние причины, никак не связывая ее со своим отъездом.
Гай также ничем не выдал своих чувств. Он в это утро был в самом мрачном расположении духа, и единственной причиной этого мог назвать лишь то, что не выспался. Правда, в его жизни было много бессонных ночей, и они никак не отражались на его самочувствии. Он поглядывал на сияющую Магдален и вспоминал игры минувшей ночи. Вид у нее сейчас был донельзя довольный. Может быть, он зря проявляет излишнюю воздержанность, когда последовательно отказывается разделять с ней эти удовольствия?
— Доброе утро, милорд, — Магдален взглянула на Гая с потаенным блеском в глазах, давая понять, что тоже помнит о его ночном художественном эксперименте. Потом притворно вздохнула. — Нам сегодня приходится прощаться с нашими гостями.
Она повернулась к Шарлю д'Ориаку и его рыцарям.
— Желаю вам доброго пути, месье, и счастливо вам добраться до цели вашего путешествия.
— Благодарю, миледи, — кузен небрежно поклонился, сверкнув глазами. — Наше семейство будет ждать вашего визита, Магдален Ланкастерская, дочь Изабеллы де Боргар.
У Магдален холодок пробежал по спине. Что-то стояло за этими словами, хотя внешне они были безукоризненно вежливы — речь шла всего лишь о констатации родственных связей между прощавшимися. Наклонив голову, она холодно улыбнулась.
— Я уже давно Магдален де Бресс, сэр.
— Это всего лишь дипломатия и политика, кузина. По крови же вы представительница де Боргаров и Ланкастеров.
— Магдален, — тихо окликнул ее Гай. Она с явным облегчением обернулась и увидела, что он жестом показывает на стол, где рядом с большой двуручной чашей стоял серебряный, украшенный орнаментом кувшин.
Она вовсе не забыла об этом ритуале, но была благодарна Гаю, что он вызволил ее из этой тягостной ситуации. Подойдя к столу, она наполнила чашу вином из кувшина.
— Кубок дружбы, кузен! — произнесла она ровным голосом и, прикоснувшись губами к краю чаши, передала ее гостю.
Он взял кубок, отпил и пустил по кругу. Гай завершал эту церемонию, и теперь, когда отъезд кузена стал бесспорным фактом, беспокойство, одолевавшее Магдален, исчезло.
Они проводили гостей во внутренний двор. Через четверть часа те сели на лошадей и выехали за ворота. Магдален в порыве восторга, подобрав юбки, взбежала по каменным ступенькам на крепостную стену, подгоняемая желанием убедиться, что Шарль д'Ориак и в самом деле уехал из замка.
Герольды обменялись на прощание сигналами из рога, и отряд д'Ориака с развевающимися штандартами поскакал навстречу ветру. Магдален заплясала прямо на стене, затем сбежала во двор, где в раздумье стоял Гай.
— Пойдем в сад, слышишь, пойдем в сад! — потребовала она. — Я хочу во весь голос прокричать всему свету, как я рада! Но здесь это неприлично делать.
С притворным осуждением покачав головой, он последовал за ней во фруктовый сад, достаточно уединенный, чтобы Магдален могла прыгать и плясать, дать выход своей радости. Что она и не преминула сделать.
— Он уехал! Он на самом деле уехал! О, я готова петь день и ночь напролет, — она развела руки, словно собралась обнять весь мир. — Мне никогда больше не надо будет видеться с ним! Я никогда больше не увижусь с ним! Какое облечение для души, милорд! Я чувствую себя так, словно держала на плечах всю тяжесть рода человеческого, а секунду назад сбросила ее.
Она засмеялась светлым, чистым смехом.
— Разве это не чудесно? Разве ты не испытываешь этого волшебного чувства освобождения?
Гай озабоченно потер виски.
— Если честно — нет. И уж если совсем честно — ты заставляешь меня чувствовать себя стариком. «И правда, — подумал он, — сейчас, когда она переполнена энергией и безотчетным счастьем, счастливая лишь от того, что избавилась от чего-то, что причиняло ей неудобства, она совсем как ребенок, невинный младенец, которому так мало нужно для счастья!»
Магдален прекратила свои прыжки и, нахмурившись, поглядела в его синие, как небо, глаза.
— Боже, как такое может быть? — она неожиданно рассмеялась, и проказливые искорки заплясали в ее глазах.
— О, конечно, все дело в этой мрачной шапке, которую ты надел на себя. Она и в самом деле для старика, а не для мужчины с таким мужественным и юным лицом.
Она подпрыгнула на мысочках и сорвала плоский бархатный берет с его головы.
— Ну вот, так-то лучше! — подбросив берет в воздух, она ловко поймала его, не переставая смеяться.
— Отдай, Магдален, — он протянул руку, чувствуя себя неспособным подыгрывать ее настроению.
— Нет, не отдам, — смеясь, она затанцевала вокруг него. — Если он вам нужен, милорд, попробуйте меня сперва поймать.
— Магдален, у меня нет ни времени, ни настроения… — сказал он уже раздраженно.
Но Магдален не заметила его раздражения. Она была объята бьющей через край энергией и выплясывала у яблони, дразня и помахивая в воздухе беретом, ухмыляясь и прячась за стволом дерева.
— Я совершенно не расположен играть в игры, — предостерег он, властно подняв палец. — Не будешь ли ты любезна вернуть мне мой берет?
— О, так ты требуешь, чтобы тебя считали старикашкой? — заявила она и, все еще пытаясь вовлечь его в игру, забросила берет на сук старой груши. — Ну, посмотрим, что ты мне теперь сделаешь, господин старикашка.
Что-то процедив сквозь зубы, Гай развернулся и широким шагом направился к калитке, оставив спрятавшуюся за деревом Магдален. Когда она поняла, что он ушел, смех ее оборвался, а губы задрожали.
Ей стало стыдно, она почувствовала себя ребенком, который нарушил какие-то неизвестные ему правила хорошего поведения и вызвал гнев уставшего, рассерженного воспитателя. «Я просто дурочка, — подумала она, грызя ноготь большого пальца и вспоминая, какой усталый вид был у Гая за столом. — Может быть, это сказалось на нем напряжение долгого визита Д'Ориака? Или он слишком взрослый, чтобы радоваться, сбросив с плеч обузу, а я всего лишь надоедливый детеныш, неспособный понять всю серьезность и последствия происходящего?» До Магдален так и не дошло, чем она провинилась; правда, испытывая подъем духа, радость и веселье, она едва ли была способна смотреть на окружающий мир трезво и непредвзято. Вот и сейчас, вместо того, чтобы еще раз задуматься, она впала в тоску, как обычно с ней бывало в таких случаях. Ее мысль меланхолически блуждала от предмета к предмету, но Магдален так и не пришла ни к какому выводу.