Он говорил о вещах, которые я не просто понимала — я ощущала их НУТРОМ.
— У вас очень своеобразная манера успокаивать женщину…
— Ой ли? — усмехнулся Дов. — Вы не обычная женщина, Вэл. А я — не духовное лицо, к которому приходят за успокоением. Вы оказались в этой квартире не случайно, не потому, что заплутали в парижском метро. Вас привела сюда совершенно конкретная цель. Знаете, Вэл, в разведке всегда существовали серьезные проблемы с моралью. Может быть, именно поэтому искреннее уважение, которое вы вызываете, не дает мне морального права использовать вас вслепую. С другой стороны, мое личное представление о морали на этом и ограничивается…
— Неужели вы начнете сейчас хамить женщине? — осторожно спросила я.
— То, что я скажу, может быть воспринято и так… Вы сказали, Вэл, что вас совершенно не волнуют проблемы наших взаимоотношений с американцами. Что ж, позиция четкая и конкретная. Во всяком случае, мне она понята. Но в таком случае и вы, госпожа Спарк, не должны обижаться, если я скажу, что меня, а точнее, службу, которую я представляю, также не волнуют проблемы рядовой американской гражданки, которую вдруг, по какой-то непонятной причине, решили стереть с лица земли ее соотечественники по бывшей родине. В конце концов, в нашем ужасном мире насилия подобными проблемами занимается криминальная полиция. Тем более, в великой демократической стране, гражданкой которой вы являетесь…
— Похоже, вы не сможете стать моим папой, — пробормотала я.
— Что, простите? — волевое лицо Дова вдруг приняло совершенно не свойственное ему растерянное выражение.
— Мультики любите, Дов?
— Н-не знаю, Вэл… — Мужчина развел руками. — Давно уже не видел.
— Я в детстве очень любила один мультфильм. Маленький лягушонок ходит по всяким крупным зверям и просит их стать его папой…
— А-а… — седоголовый улыбнулся. — Теперь понятно.
— Так как насчет папы, Дов?
— А в этом мультике… Ну, эти ваши крупные звери… Они выслушивали лягушонка до конца или сразу же отказывались?
— Уже не помню…
— Жаль.
— Так что же мне делать, Дов?
— Все зависит от того, на что именно вы готовы?
— Господи, да на что угодно!.. — Уже произнеся эту фразу, я поняла, что говорю на повышенных тонах. — Я в другом не уверена…
— В чем же?
— Что в данный момент от меня хоть что-то зависит…
— Надо подумать… — Дов поскреб затылок. — Возможно, вы заблуждаетесь на свой счет.
— Значит, сделка, — пробормотала я.
— Скорее всего, — кивнул мужчина. — Интерес должен быть взаимным, Вэл. В противном случае, это уже чистой воды благотворительность. А такой графы расходов в моем ведомстве нет и, боюсь, никогда не было…
— Неужели шпионы никогда не занимаются благотворительностью?
— Естественно, нет.
— Почему же естественно?
— О, это долгая история!..
— Дов, вы и в самом деле не верите в идею бескорыстного добра?
— Не верю. Потому, что в основе любой благотворительности обязательно лежит чья-та корысть… — Дов говорил серьезно, характерная для него ироничная манера разговаривать с собеседником куда-то исчезла. — Деньги, пожертвованные верующими на строительство костела или синагоги, вполне позволяют получателям купить на них современный истребитель. Или тактическую ракету…
— Допустим. А люди, пожертвовавшие эти деньги? Они-то поступают бескорыстно, ведь так?
— Конечно, — кивнул Дов. — В тот момент, когда опускают свой доллар в церковную кружку. Однако мало кому известно, что через час этот же человек, пользующийся репутацией богобоязненного гражданина, берет банковскую ссуду и вкладывает полученные деньги в подпольную торговлю наркотиками. Материалисты называют этот процесс круговоротом в природе, Вэл…
Я вдруг ощутила страшную усталость.
— В чем будет заключаться наша сделка, Дов?
— Не так быстро! — седой предостерегающе поднял руку. — Вам придется переждать какое-то время в этой квартире…
Видимо, гримаса ужаса на моем лице была настолько выразительной, что Дов немного повысил голос:
— Если у вас и был мизерный запас прочности, Вэл, то вы его полностью исчерпали. Даже учитывая ваши бесспорно незаурядные способности, не стоит более искушать судьбу. У вас, все-таки, двое малышей и тяжело раненный муж…
— Не надо выставлять меня этакой беспомощной клушей, Дов! — огрызнулась я. — А то я сейчас начну вспоминать имя благодетеля, который помог мне изменить внешность, выбраться из Штатов, оторваться от слежки и найти вас…
— Не обольщайтесь, Вэл! — Седой усмехнулся. — За вами все время присматривали люди из Лэнгли. Насчет Штатов говорить не стану, но здесь, в Париже, они присматривали за вами профессионально и очень плотно. В противном случае вас бы уже наверняка достали. Даже несмотря на грим… Здесь, в этой квартире, вы в полной безопасности. Хочу сразу же внести ясность: это не тюрьма, Вэл. И силой вас никто здесь удерживать не станет. Вы вправе в любой момент покинуть этот дом… Правда, если у вас присутствует такое желание, вы должны сказать об этом немедленно, сейчас. И я сам провожу вас к двери. Но знайте, мисс Спарк: даже на лестничной площадке этого дома я не дам и цента за вашу жизнь…
— Я останусь здесь.
— Это разумное решение.
— Как вы думаете, Дов, надолго?
— Не знаю… Нужно какое-то время, чтобы уточнить детали, встретиться с необходимыми людьми. Расслабьтесь, Вэл, от вас сейчас уже ничего не зависит…
— Я могу отсюда звонить?
— В этом доме вы можете делать все, что сочтете нужным. Человека, который встретил вас у входа, зовут Якоб. Он покажет вашу комнату, будет готовить для вас еду… В этом доме достаточно книг, так что, отдыхайте и ждите. Как только будет принято конкретное решение, я тут же сообщу вам.
Я вздохнула.
— Вы ведь не любите ждать? — Дов подпер подбородок ладонью и с откровенным сочувствием посмотрел на меня. — Верно?
— Верно, — кивнула я. — Но еще больше я ненавижу делать то, что ненавижу. Такое у меня счастье, Дов…
— Не расстраивайтесь так, Вэл… — Седой встал и вдруг неожиданно подмигнул мне. — Это наше с вами общее еврейское счастье…
14
Лэнгли (штата Вирджиния).
Штаб-квартира ЦРУ.
Январь 1986 года
— Знаешь, для пенсионерки ты выглядишь до неприличия свежо! — Уолш откровенно любовался Паулиной, в непринужденной позе сидевшей в кресле напротив, закинув ногу на ногу.
— Ты пригласил меня, чтобы оскорблять? — Паулина передернула плечами. — У существительного «пенсионерка» есть только один синоним — старая…
— Я всегда предупреждал: образованность тебя погубит, — улыбнулся Уолш. — Спасибо, что пришла…
— Спасибо, что пригласил, — в тон ответила Паулина и огляделась. — Признаюсь честно: я уже не рассчитывала встретить тебя в этом кабинете, Генри…
— Знаешь, я и сам этому удивляюсь, приходя сюда каждый день.
— Хотя с другой стороны, я благодарна Господу, что ты не ушел на пенсию, дорогой…
— Вот как? — хмыкнул Уолш. — Почему же?
— Ну, так у меня есть хотя бы теоретическая возможность тебя увидеть…
— Наверное, ты права, — кивнул Уолш. — Как дела, Паулина? Как ты живешь?
— Я живу прекрасно! — широко улыбнувшись, она обнажила великолепные зубы молодой женщины. — Общаюсь с интересными людьми, изредка обедаю со старыми приятельницами, посещаю концерты симфонической музыки, иногда езжу в Европу. Так, проветриться немного… Чего это вдруг тебя заинтересовала моя жизнь, Генри?
— А почему нет?
— Потому, что я третий год в отставке. А ты за все это время только дважды соизволил позвонить мне…
— Неужели? — Уолш озабочено наморщил лоб.
— Представь себе. И то, как мне кажется, только потому, что я вхожу в список людей, которых ты просто не можешь не поздравить с Рождеством и днем Благодарения…
— Не надо преувеличивать.
— Как, по-твоему, Генри, — продолжала Паулина, — если я назову шефа оперативного управления ЦРУ свиньей, это не будет воспринято, как угроза национальной безопасности США?
— Вряд ли, — улыбнулся Уолш. — В крайнем случае, как констатация очевидного факта.
— Все так же благороден, хотя и безнадежно стар, — пробормотала Паулина и смахнула ногтем указательного пальца невидимую пылинку с лацкана элегантного французского пиджачка. — Зачем ты меня вызвал в Лэнгли, дорогой? Дома или в ресторане мы встретиться не могли?
— В последние две недели я живу здесь… — Уолш обвел рукой служебный кабинет.
— Я не успела утром просмотреть газеты: мы что, на пороге войны с Россией?
— Боже упаси!
— Тогда почему ты живешь в казенном доме?
— Потому что я его люблю, — серьезным тоном ответил шеф оперативного управления.
