Доктор Макдональд еще сильнее прижала игрушку к груди:
— Пожалуйста, Эш?
— Ей богу, шеф, я ведь что говорю — никакой это не Мальчик…
— Пожалуйста?
Я лежал на кровати на спине, в темноте, в незнакомой комнате, и смотрел на полоску света, двигавшуюся по потолку, — свет фар проезжавшей мимо машины.
Столько времени ничего не было, и вдруг появился этот Стивен Уоллес. Пусть это будет он. Пусть этот ублюдок окажется им.
Я провел пальцами по поверхности маленькой бархатной коробочки, которую дал мне Крошка Майк. Шершавая в одну сторону, гладкая — в другую, и маленькая ложбинка в том месте, где крышка и корпус коробочки соединяются.
Пусть Стивен Уоллес будет той сволочью, которая убила Ребекку.
Четыре года поисков, вранья и ожиданий. Четыре года, когда все рухнуло. Четыре года молитв за возможность схватить ублюдка. Быть рядом, когда он сделает признание, и наблюдать за ним до самого конца его убогой жизни.
Стук в дверь.
— Эш?
Я сунул коробочку под подушку:
— Да?
Дверь открылась. Снаружи стояла доктор Макдональд во фланелевой пижаме, копна кудрей на голове.
— Я хотела… — Кашлянула. — Спасибо, что вы остались.
— Попытайтесь поспать, о’кей?
— Вы великолепный отец. — Закрыла дверь, снова оставив меня в темноте и в одиночестве.
Я схватил его за горло и сжал руки.
Суббота, 19 ноября
34
По дому плыл запах поджаривающегося бекона, я как раз вытаскивал носки из кучи моей одежды на полу. Понюхал их. Сойдет еще на один день. Хотя нужно будет зайти к Роне, забрать чистую одежду. Кожа, все еще влажная после душа, покрылась мурашками.
Надел один носок, и тут зазвонил мобильный телефон: «МИШЕЛЬ».
Закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Отличное начало дня. Но все равно ответил, постарался говорить дружелюбно:
— Она опять с тобой…
— Ты, мать твою, опять в какие-то игры играешь, а? Я одна воспитываю твою дочь, и это очень непросто, а ты мне каждые две минуты дерьмо подкладываешь!
Я плюхнулся на край кровати, взял второй носок:
— Доброе утро, как у тебя дела?
— Хватит меня подначивать, Эш Хендерсон, ты прекрасно знаешь, что Кети вышибли из школы. Скажи мне, как я могу заниматься воспитанием, когда ты таким дерьмом занимаешься?
Откуда-то снизу послышался голос доктора Макдональд:
— ЭШ? ЗАВТРАК ПОЧТИ ГОТОВ. ЧАЮ ХОТИТЕ?
— Я прекращаю разговор, Мишель. — Я натянул второй носок.
— И это что, твой ответ на все? Сбегаешь. Ты не можешь взять Кети и не сказать мне!
— Взять? Я никого не брал. Какого черта ты…
— Безответственный засранец. И почему я подумала, что ты изменился?
— Кети не с тобой? — Скрутило живот.
— Я вообще не понимаю, почему я должна беспокоиться, ведь ты…
— Мишель! Ты не могла бы заткнуться на пару секунд. Где Кети?
Пауза.
— Она у тебя дома.
— Нет, ее нет там.
— Она пишет в записке, что…
— У меня там все заколочено — затопило все, и меня там не было со вчерашнего утра. Как ты могла выпустить ее из ноля зрения?
— Эш? — На другом конце линии послышался глухой удар. — О господи, а что, если она убежала? Что, если она сбежала, как Ребекка? Что если мы больше никогда не увидим нашу девочку?
Нет. Только не это. Только не снова. Я сглотнул:
— Ты сказала, что она оставила записку.
— О господи, Эш, что, если она убежала?
— Записка, Мишель! Что она в ней написала?
— Я накричала на нее, когда пришла домой. А что мне было делать, когда ее из школы выгнали!
— Она, наверное, дуется на нас, наказывает за то, что мы не встали на ее сторону в этом деле со школой. Кети, скорее всего, дома у кого-нибудь из ее друзей. — Пожалуйста, пожалуйста, пусть она будет у друзей! — Прочти мне эту чертову записку!
— Я накричала на нее…
— Мишель, успокойся, пожалуйста, и…
Стук. Дверь распахнулась.
В холле стоит доктор Макдональд, в синем передничке поверх ее обычных полосатой блузки и джинсов. Держит в руках чашку чая.
— Подумала, что вы могли бы… — Ее щеки покрылись румянцем, а глаза полезли на лоб. Уставилась на меня.
А на мне не было ничего, кроме нары носок, и телефон к уху прижат.
— Ой! — Она резко развернулась. — Извините… Я… Завтрак на столе…
Натянул на себя брюки:
— Да отвечай же, черт возьми!
С другого конца линии гудки, гудки, потом:
— Олдкасл четыре девять шесть ноль три два семь? — Мужской прокуренный голос.
— Кети у вас? Кети Хендерсон?
В голосе появились неприятные нотки:
— Кто это?
— Ее отец. Мне нужно поговорить с ней, немедленно.
Кого она хочет надурить? Второй раз за неделю придуривается, как будто мы идиоты.
— Так вы ее отец, да? Великолепно. Можете гордиться своей работой. В прошлый раз, когда она у нас оставалась, она сперла пятьдесят фунтов у меня из бумажника, скажите спасибо, что я не позвонил в полицию!
Кажется, в среду я говорил с кем-то другим…
— А где отец Эшли?
— И еще кое-что. Если она не отстанет от моей дочери, я буду вынужден…
— Где он?
— Здесь. Я отец Эшли, и хочу вам сказать, что ее успеваемость в школе стала значительно лучше, после того как ваша чертова Кети перестала шляться за ней.
Я уставился на дисплей мобильника:
— Но… она была у вас в среду вечером.
— Ее рядом с нашей Эшли уже три месяца не было. Или пусть все так и остается, или я…
Бросил трубку.
Три месяца…
Натянул рубашку. Снова набрал номер мобильника Кети. Ну, давай же. Давай…
Голосовая почта. То же самое, что и три последних раза:
— Кети, это твой папа, куда ты подевалась, черт возьми? Твою мать уже тошнит от беспокойства!
Влез в ботинки, схватил куртку и побежал вниз по ступенькам.
Доктор Макдональд ждала внизу, на ней все еще был надет синий передник.
— Ну что, все в порядке, а я сделала вам омлет, вы не против, там ветчина, и грибы, и немного сыра, и еще есть бекон, апельсиновый сок и круассаны…
Я продолжал идти к двери, на ходу застегивая рубашку:
— Мне нужно идти.
— Вы не любите омлет, я так и знала, нужно было приготовить блинчики, я умею, всего одна минута? Эш?
На улице все еще было темно. Небо тяжелой, свинцово-синей, с проблесками грязно-оранжевого, крышкой висело над городом, уличные фонари мерцали, словно свечи, расставленные в беспорядке под проливным дождем.
Доктор Макдональд выбежала за мной под дождь и остановилась рядом с моим проржавевшим «рено». Я стал искать ключи. Она стояла, сцепив руки на груди.
— Что я сделала не так? — Доктор Макдональд пыталась заглянуть мне в глаза.
Я рывком открыл дверь машины:
— Кети пропала.
Она стояла, не шевелясь, и смотрела на меня. Дождь барабанил но каштановым кудрям.
— О господи, это ужасно… — Сорвала с себя фартук, бросила его себе на плечо и помчалась к дому. Хлопнула дверь.
Когда я справился с двигателем, доктор Макдональд уже сидела на пассажирском кресле.
— Ведите машину, а я буду звонить в полицию, — сказала она.
За окнами машины мелькал город — жилые дома Касл-хилл из грязного песчаника сменялись рядами бетонных коробок шестидесятых годов. Выглядывающее в расселину между холмами и серым небом рассветное солнце серебром и золотом отражалось в тонированных стеклах. Дождь барабанил по капоту, дворники работали на полную.
— …да… Нет, пожалуйста, говорите громче… Нет, я не… — Доктор Макдональд прижала трубку к груди. — Где мы находимся?
— Скажите этому бестолковому уроду, чтобы немедленно выслал туда патрульную машину!
Она снова приложила трубку к уху:
— Я не знаю, подъезжаем к мосту через реку… Да. Эш сказал… А, вы это услышали. Хорошо… И?
Я резко вывернул руль, поворачивая за угол на Ипсом-роуд — зад «рено» занесло, — и очутился прямо перед автобусом. Яростный скрип тормозов, гудок. Выехал на мост Колдервел.
Прямо перед нами из сумрака выступал Блэкволл-хилл.
— Он говорит, что посылает туда Браво Три, будут там минут через пять, вы хотите, чтобы они начали транслирование?
— Да, черт возьми, хочу. Пусть осмотрят все прилегающие улицы. Я хочу, чтобы он отправил на поиски все машины, которые у него есть.
Пауза.
— Угу… Угу… Он говорит, что они делают все, что в их силах.
Я крепче сжал в руках руль, обгоняя небольшой фургон с надписью «Пекарня Дреднот» на боку.
