- А говорил, что он на войне был, как и я...
Я понимаю теперь, откуда Ян-Ваныч все языки знает.
Мы говорим с женщиной в оранжевой жилетке - дабы машина проезжая не задела! - на противоположной стороне улицы.
- Так на войне-то на войне, но не с той стороны...
Она минуту молчит:
- А Лидейс в данном случае подходящая фамилия!
- А что это - Лидейс? - спрашиваю я.
- Да как вам перевести на русский? Ну, пресмыкающееся, ползучее что-то...
Голуби ходят у нас под ногами. Чайки перелетают с реки на море, а море сегодня бурлит. Значит, не ищут, где лучше. И бегают белочки по тротуарам и по мостовой, и даже машин не боятся. Одна с бурым хвостом, другая с пепельным, словно уже к зиме подготовилась.
Я не перехожу на ту сторону, где встречался с Яном-Ванычем, - там больше листьев. Мокрых, прилипших к асфальту и скользких.
СВЕТКА, АЛЕШКА И МАМА
Они всю жизнь спорят. Так уж повелось с детства, как Алешка себя помнит. Старшая сестра! Ну пусть старшая, но и она не все понимает. И вообще она задавака, хотя и замуж вышла!
И вот еще озимые, и снегопад этот?
Снегопад был страшный, поразительный. Такого никогда не было прежде.
Снег несло с моря огромными хлопьями, несло по горизонтали, а вовсе не по вертикали или под углом, как идет обычный снег, даже сильный. Ветер с моря нес его на сушу, и снег не успевал лечь на крыши домов, на сады, на рыболовецкие снасти...
А она говорит:
- Ну и что? Почему ты считаешь, что такого не было?
- А потому, - говорит Алешка, - что ты...
- Что я?
- Ну, как? В общем... Вот пойдем сейчас, и я тебе покажу, а ты мне потом скажешь. Пойдем, Свет!
Алешка становится почти ласковым. Тон его просительный. А это не часто бывает.
Светка не понимает, зачем ей надо куда-то идти по такой скверной погоде.
- А что ты мне покажешь? - спрашивает Светка.
- Озимые, - говорит Алешка.
- А, озимые? А что с ними?
- А про рыбу что ты знаешь?
Светка молчит.
Алешке хочется сказать, что такое озимые. Они - это хлеб, они не рыба, которая идет в сети или не идет...
- С ними-то ничего, а вот посмотри, пойдем...
Светка согласилась.
И Алешка был счастлив, что она пошла с ним по его просьбе, хотя и ничего она толком не понимает, а ему нужно, просто необходимо ей все объяснить.
В конце концов, не дурака он валяет, а на самом деле знает то, чего не знает она. И про рыбу, и про озимые, и про колхоз, и про скот. А то, что он - брат младший, не его вина...
- Вот ты говоришь, - сказал он, когда они вышли из колхозного поселка, в сторону от моря, к полям. - Посмотри, Свет! Ну, посмотри! Ты говоришь, что снег такой бывает. А туда посмотри! Всюду снег, правда?
- Ну и что? - сказала Светка.
- Как что! - возмутился Алешка. - Ты посмотри, почему там снег есть, а там, слева, его уже нет? А-а! Вот и не знаешь!
- Подумаешь! А что тут знать!
- Как что? А то, что там - озимые! Они сейчас живут, растут, а там бурьян, просто поле. Оно на зиму замерло. И никакого тепла в нем нет, если хочешь знать. Вот так! А ты говоришь!
- Ты просто хвастун, Алешка! Хвастун, и все!
Светка пытается что-то сказать Алешке еще, чтоб поразить его, быть на высоте, и вдруг вспоминает:
- А вот ты скажи мне, что такое трансплантация органов? Знаешь?
- Конечно, знаю! - Алешка даже удивлен. - Ты ж сама мне говорила! Это когда почку или там еще что-нибудь пересаживают с места на место. Перевозят! Транспорт - трансплантация! Что, не верно?
- И все равно, - говорит Светка. - Я, в конце концов, твоя старшая сестра!..
- И все равно, - перебивает ее Алешка, - ты оторвалась от жизни. В медицину пошла, а колхоз забыла. И про озимые ничего не знаешь, хотя в школе вас учили. И про рыбаков. А вот мама говорит... И вчера... приехала? Приехала! А когда сейнера из моря пришли, не пошла встречать. Устала? Да? А все ходили, как всегда. И мы с мамой ходили, пока ты спала...
Они спорят и спорят. И год назад спорили, и два года назад, и раньше, как Алешка помнит себя.
Где-то у Алешки есть воспоминание. Вот он только родился, и рядом с мамой, рядом с папой была уже сестра. Папа пришел с промысла. Мама встречала его. От них пахло морем и рыбой. Конечно, Светка тогда была чуть больше, чем он сейчас, но, в общем-то, не то что мама и папа.
Скорей, девчонка, кукла с пионерским галстуком, как у них потом в школе. И тогда, сразу, они начали спорить.
Алешке, конечно, трудно понять, почему Светка - старшая. И почему она всю жизнь, споря с ним, говорит, что она старшая. А то, что Светка больше на одиннадцать лет, - так это тоже смешно. Ну и что? Родились в разное время! Конечно, чуть завидно, что Светка родилась раньше. Тогда война была и все не так, как сейчас, когда просто школа и отметки. Тогда и папа был.
Папы нет вот уже год или... Нет, пожалуй, больше года. Да, больше.
Алешка давно уже сам выгоняет корову и коз в стадо, и Светка здесь ни при чем. Может, когда-то выгоняла. Но уехала в институт, в город, и давно уже только приезжает сюда, словно в гости. Но он рад ей. Сказать, что скучает, нельзя. Школа, и дома много забот. Но когда она приезжает, он радуется, как маленький, а потом они спорят, и ругаются друг с другом, и объясняются, долго объясняются...
И потом вот - ее Сережа. Ее муж! Хороший парень! С ним интересно...
Что у них так в семье получилось - одиннадцать лет разницы между Светкой и Алешкой, - в самом деле, никто не знает.
Мать, Вера Ивановна, никогда ничего не объясняла.
Алешка помнит только не раз повторенные ею слова:
- Война была, а потом - после войны...
Отец, конечно, мог бы что-то объяснить, но его нет, и Алешка помнит только его похороны.
И еще - слова матери:
- Поехал тушить, там все и случилось... На сейнере!
Светка говорила другими словами:
- Бывает, ну что говорить, беда!
- Ты мне говоришь-говоришь, а сама ничего не видела, - мрачно вещает Алешка. - Ты на похороны приехала... А раньше?
- А ты?
- Что я? Я видел все. Мама не пускала, а я все видел, и как обгорели они все, и как... Только папу я тогда не мог узнать.
Светка молчит.
Алешка тоже молчит. Ему очень хочется восстать против Светки и сказать ей даже какие-то грубые слова, и он думает: "Как - ты?.. Эх, ты! О папе говорим... А ты в медицинском и все знаешь? Операции, покойники, привыкла ты ко всему. А тогда не только папа погиб, а еще радист и моторист. Ты помнишь или нет? Их же вместе с папой хоронили, обгорелых. Гробы закрыты были, а потом их открыли. Мама не просила, а другие женщины потребовали. И открыли. И мы с мамой не могли понять, где папа. А тебя еще не было. Ты ведь только на кладбище успела, а там... Там как раз хорошо говорили о папе и обо всех. И о том, что они спасли сейнер. А вчера этот сейнер с другими вернулся. И весь колхоз встречал рыбаков. Сейнер этот особый, потому и встречали его особо. И жены, и дети тех - радиста и моториста, и мы с мамой встречали. Улов хороший. Рыбы много. И сейнер давно уже отремонтирован и покрашен - красивый сейнер. Как будто на нем ничего и не было".
Алешка молчит. Не знает почему, но молчит. Не хочется ему обижать Светку? Наверное, так.
- Ты понимаешь, - вдруг говорит Светка. - Я вчера... Конечно, вчера я должна была пойти, но я не думала, что там будет папин...
- А Сережа не приедет? - спрашивает Алешка.
- Сережа не может, никак сейчас не может, - оживляется Светка. - У него диплом, понимаешь? Нет, ты, конечно, не понимаешь. А летом он на целину ездил. Даже медаль получил...
- А что ж не показал? - спрашивает Алешка. - Сколько раз приезжал и ни разу не показал...
- Ну знаешь что, будешь взрослым - поймешь, - говорит Светка, переходя на обычный тон. - Скромность украшает человека! И я, например, сказала Сереже...
Алешке - четырнадцать.
А Светке? Выходит, Светке - двадцать шесть. Почти. В декабре, шестого числа, будет двадцать шесть.
"Математика! Скорей, арифметика, - думает Алешка. И еще, вспомнив об этом, он думает: - Точно! Шестого декабря - Светке двадцать шесть. Надо не забыть рисунок ей сделать. И чтоб там было что-то о ней и о Сереже. О ее Сереже обязательно. Муж как-никак! Хорошо, что Светка сейчас сказала про Сережину медаль. Эту медаль как-то надо тоже нарисовать. Но где найти ее? Светка должна быть на рисунке. Это ясно. Рисунок для Светки. Рядом Сережа. Пусть он и защищает что-то, но у него есть медаль, которую и Светка и Сережа скрыли..."
Вспомнив что-то, Алешка побежал к дяде Феде, шоферу, который каждый год ездит на целину. Он живет совсем один. Семьи у него почему-то нет.
- Дядь Федь! А какие медали вам дают за целину?
Дядя Федя - отличный человек. Мальчишкой, в Алешкином возрасте, в партизанах был, потом в армии, до Кенигсберга дошел. А когда тут, после войны, с "лесными братьями" боролся, был ранен. За это у него самый военный орден - Красной Звезды.
Иногда дядя Федя заходит к ним домой, когда не в рейсе. И Алешку он любит давно, о чем Алешка знает, и вообще: дядя Федя - это дядя Федя. Не так уж много таких, как он. К маме он очень хорошо относится. И тогда на кладбище, когда хоронили папу и всех, он был все время с мамой и не давал ей плакать.
