— С железными зубами.
— Это была шутка, Марат. Тогда было немного страшновато — молнии били непрерывно, все железо светилось и гудело от электричества, из палатки нос страшно было высунуть. Однако нашелся один человек, который вышел на этот жуткий ливень и под эти молнии, собрал все наше железо — кошки, крючья, ледорубы, завязал все железо на длинную веревку и спустил вниз, чтобы молнии, которые очень любят бить в железо, миновали нас.
— Это ты, Володя? — спросил Марат.
— Это Петр, — ответил Володя.
Ясным ветреным утром команда была уже на аэродроме — так громко называлось небольшое поле, где полоскалась под ветром полосатая «колбаса» на мачте и возле дощатого домика стоял одинокий вертолет. Отсюда, с плоскогорья, хорошо был виден город строителей — белый горох домов, спички подъемных кранов над серой ребристой ладонью плотины. Снаряжение было погружено, команда сидела на траве. Немного в стороне тоже возлежали на ветерке оба пилота. Единственный провожающий — Петр.
Наконец на дороге, поднимавшейся к аэродрому, показалась машина. Впереди сидела женщина, все узнали Юнну. Пока машина подъезжала, Лида быстро, не глядя на Володю, сказала:
— Одна просьба. Сейчас ты будешь прощаться со своей пассией — не убивай меня до конца.
И, не дождавшись ответа, отошла. В машине кроме Юнны оказались Воронков и Марат. Воронков вышел и уже издали заговорил:
— Ну что, Володя? Мы тут с товарищами обменялись — отдаю я его тебе. Но так договорились — никаких подъемов, пусть сидит внизу, занимается хозработами. И требовать с него построже! Тем более что я еще должен остаться здесь. А вообще… — Воронков сделал попытку погладить сына по голове, отчего Марат недовольно уклонился. — Верный мы взяли курс на трудовое воспитание. Есть сдвиги в положительную сторону! Ну, давайте прощаться? Как говорили в наше время — от винта!
Счастливый Марат побежал в самолет и кинул туда свой рюкзак.
— С отцом попрощайся! — сказал Володя.
— Пока! — сказал Марат отцу, но из вертолета не вылез.
— Пока, сынок! — сказал Воронков.
Все стали садиться. Володя подошел к Юнне.
— У меня есть один знакомый старик, — сказала Юнна, — который говорит: «Все кончается. Сахар кончается. Работа кончается. Только погода никогда не кончается».
— Дядя Митя, — сказал Володя.
— Да, Бочарников. Ты долго ждал меня вчера?
— Полтора часа.
— Я не могла.
— Я понял.
— Володя, — сказала Юнна, — я думаю, что я тебя люблю. Молчи, не перебивай. Я два с половиной года жила с человеком и никак не могла из себя выжать эти слова. А тебя я вижу всего в четвертый раз… и как-то легко это говорить. Я понятия не имею, что будет дальше. Лишь бы ты был жив. Лишь бы я любила тебя. Все остальное приложится.
— Я думаю о тебе день и ночь, — сказал Володя.
Они помолчали. Володя обернулся: вся команда была уже в вертолете и глядела на них через окна и дверь. Он подал Юнне руку. Возле них топтался Петр, ждавший очереди попрощаться. Володя неожиданно сграбастал Петра и крепко поцеловал. Медленно закрутились винты, из выхлопных труб вертолета, как из ноздрей, вышел синий дым. Сияющий Марат ликовал за окном, Лида сидела мрачнее тучи. Воронков махал рукой.
— Капитан, — сказал Петр, — ты там смотри, не суйся.
— Не бойся, — сказал Володя, — мы на мокрые дела не ходим.
…И открылся Ключ — вертикальная пирамида, врезанная в блеклое утреннее небо, остро заточенный карандаш, отвесные снега, исполосованные сабельными шрамами камнепадов, плоские скальные монолиты без единого пятнышка снега — не за что зацепиться даже снежинке. На крохотном зеленом пятачке, на гребне старой морены, которая некруто скатывалась к леднику, однако, виднелась белая палатка. Возле нее стояли и смотрели вслед уходившим Спартак и Марат. Уходили — Володя, Саша, Руслан, Лида. С тяжелыми рюкзаками они все более удалялись от палатки… стали почти неразличимы в серой неразберихе камней… потом вытянулись в маленькую колонну, хорошо видимую на снегу. Спартак смотрел на них в подзорную трубу, укрепленную на треноге, Марат — в бинокль. Над ними на двух мачтах тихо посвистывала на легком утреннем ветерке радиоантенна.
— Смотри, курсант, — сказал Спартак, не отрывая глаза от трубы, — эти люди должны сделать то, чего до них никто не сделал.
Неожиданно в палатке что-то зашипело, и раздался незнакомый голос:
«База-Ключ, я — База, как слышно, прием».
Спартак бросился в палатку, слышно было, как он защелкал тумблерами радиостанции и высоким голосом закричал в микрофон: «База, я База-Ключ, слышу вас хорошо, в шесть ноль-ноль группа вышла на восхождение!»
Первым вылез на площадку Володя, за ним остальные. Площадка была довольно большая, покрытая глубоким снегом, широкая.
— Ну вот, здесь заночуем, — сказал он.
Все принялись снимать рюкзаки, сматывать веревки, доставать из рюкзаков все необходимое для ночевки. Очистили кусок площадки от снега. Стали ставить палатку. Погода держалась хорошая, солнце, склонившееся к заходу, резко освещало стену, чешуя скал была неестественно черная. Вскоре все было готово: стояла палатка, на примусе кипел чай. Володя посмотрел на часы.
— Вот что, моряки, — сказал он, — у нас еще есть полтора часа светлого времени. Давайте-ка пройдем еще метров сто — сто пятьдесят, обработаем, крючья побьем, веревки повесим.
Так и сделали. Володя, как всегда, шел в связке с Сашей, Лида — с Русланом. Это была обычная скальная работа — били крючья, навешивали веревки, организовывали страховку. Все лезли налегке, без рюкзаков, это было приятно. На поясе у Володи, как бахрома, висели скальные крючья разнообразной формы. Каждый раз Володя перебирал их, как четки, выбирал нужный и загонял его скальным молотком в трещину. В одном месте он увидел прямо перед собой забитый старый крюк.
— Саш! — крикнул Володя работавшему под ним Цыплакову. — Подойдешь сюда — посмотришь крюк красноярцев.
— Титан? — спросил снизу Саша.
— Титан, — ответил Володя.
Так они работали без всяких происшествий, а когда спустились к своей площадке, то замерли, так и не развязавшись: палатка была пробита камнем. Все разом посмотрели наверх, но ничего опасного не увидели.
— Это мы сбросили, — сказал Саша, — мы, когда стену обрабатывали.
Володя ничего не ответил, подошел к палатке. Через дырку в крыше достал камень. Камень был величиной со спичечный коробок, острый.
— Мешок пробил? — спросила Лида.
— Нет, — сказал Володя. — Порвал. Надо зашить. Прямо в мой мешок.
Он повертел камень в руке, не зная, как с ним поступить.
Уже замахнулся, чтобы выбросить, как Лида остановила его.
— Вов, — крикнула она, — не надо! Дай мне.
— Зачем?
— Дай, дай. У меня одна идея есть.
Она взяла камень и сунула его в карман штормовки.
Солнце уже блистало в далеких скальных воротах, как в замочной скважине, пора было устраиваться на ночь, но все стояли в какой-то нерешительности.
— Нехорошо, — сказал Руслан, — прокол на первом километре.
— Да, дурной знак, — согласился Саша.
— Ну не надо, не надо! — вскипел Володя. — Знак, признак, черная кошка, пустые ведра… Поставили палатку, не посмотрев. Вон там есть нависающий участок. Давайте переставим. Давайте, давайте, спать будем спокойно!
Лежа в палатке, Спартак держал микрофон. Горела свеча, Марат читал, оба были в мешках.
— База, я База-Ключ, — говорил в микрофон Спартак, — команда прошла семьсот метров. Все в порядке.
— Понял, — ответила База, — связь кончаю.
Спартак выключил станцию.
— Спартак, — сказал Марат, — а ружье дают альпинистам?
— Зачем?
— Мало ли… — сказал Марат. — Вдруг ночью кто придет?
— К нам могут прийти только двое: черный альпинист и снежный человек. Черный альпинист возьмет меня как альпиниста, а снежный человек — тебя.
— Почему это меня? — обиделся Марат.
— Ты помоложе. У тебя мясо нежное. Спи, курсант.
— Спартак, а тебе жалко Лиду?
— Слушай, мал ты еще в эти вопросы лезть! — сердито сказал Спартак.
— А мне жалко.
— Ты бы лучше своего отца пожалел. Стыдно. Даже у вертолета не попрощался!
— Молодой ты еще, Спартак, — сказал Марат. — Родителей воспитывать надо. В ежовых рукавицах держать. Они от этого только лучше становятся. А отец вообще исправляться стал.
— Большой ты педагог, — сказал Спартак, — однако завтра мы с тобой займемся вплотную английским языком. Понятно?
— Понятно, — сказал обиженно Марат. — Это для воспитания?
— Нет, — сказал Спартак, — просто для знания языка.
Володя лез первым. Его руки от двухдневной работы были уже во многих местах сбиты и заклеены пластырем. Володя лез быстро, и эта привычная работа явно доставляла ему удовольствие. Ниже его легко, как кошка, шел по скалам Саша Цыплаков, поднимавшийся вверх без всяких видимых усилий, демонстрируя свойство скалолазов высшего класса. Саша, как главный резерв командования, держался пока в запасе, чтобы выйти вперед со свежими силами на самом ответственном участке. На «желтом поясе» и «зеркале». Следом за Сашей во главе второй связки шла Лида, а замыкал команду Руслан, быстро и ловко выбивающий крючья, забитые Капитаном. Так они двигались вверх, иногда перебрасывались двумя-тремя словами, короткой шуткой, когда неожиданно услышали напряженную команду Володи:
