Она поглядела на него.
– Ты не такой.
– Именно такой.
В воздухе повисла странная тишина.
– Простите, леди, – сказал он наконец.
– За что?
– Я разочаровал вас. Только теперь я понимаю, как я вас разочаровал.
Она подошла к нему и взяла за руку.
– Я бы не смогла прожить без тебя эти месяцы. Ты мой самый лучший друг.
– Друг, – повторил он убитым голосом. – Никогда не хотел быть твоим другом.
Она почувствовала, как дрожит его рука, и вспомнила Лорд-стрит и его, потерянного в толпе. Тогда она разделила его видения, потом делила с ним постель, но никогда не видела, как ему больно. Ее слишком занимало спасение Фуги. Теперь она увидела это и испугалась.
– Я люблю тебя, – пробормотал он, с трудом выдавливая слова. Потом он выпустил ее руку и отступил. В комнате было темно, но она видела его страдающее лицо, его дрожащие руки.
– Не понимаю, – и она потянулась к его лицу.
Не в первый раз она подумала, что он не человек: его привязанность к рутине Королевства лишь подчеркивала этот факт. За ним стояла другая жизнь, другая история.
Он заметил ее взгляд, и его прежняя нерешительность исчезла. Он шагнул к ней и коснулся губами ее губ. Она ответила на поцелуй, крепче прижимая его к себе.
Их предыдущие занятия любовью были приятны, но ничем особым не выделялись. Теперь, словно признание в любви освободило его, он раздевал ее медленно, с какой-то ритуальной торжественностью, шепча в перерывах между поцелуями слова на незнакомом ей языке. Она понимала, что он говорит о любви.
Слово – его язык меж ее губ. Слово – его член, входящий в ее ждущее лоно. Дюжина слов – ее жадно раскрытое навстречу ему влагалище.
Она закрыла глаза и позволила ему делать с ней все, что он захочет, отвечая ему на свой манер, стонами и какими-то ничего не значащими словами. Когда ее глаза открылись вновь, ей показалось, что их слова – или их любовь, – осветили воздух вокруг них.
Комната словно наполнилась бумажными фонариками, бросающими колеблющийся свет на их нагие тела. Она видела каждую мельчайшую деталь: тихо колышущиеся от ветра занавески, стол с лежащим на нем плащом, туфли внизу, но прежде всего его. Его мускулистую грудь, прижатую к ее груди – черное на белом, – и его глаза, глядящие на нее с любовью и болью.
Весь мир тонул в темноте, но здесь, у них, было светло. Они любили друг друга, засыпали и опять любили, и слова парили вокруг них, освещая их мерцающим светом.
Утром, когда она пробудилась для очередного трудного дня, она вспомнила происшедшее ночью как пир чистого духа.
2
– Я начал забывать, – сказал он ей утром. – Ты помнила о том, что нам нужно сделать, а я едва не забыл. Королевство очень сильно действует на меня.
– Не забывай.
Он потрогал ее лицо, осторожно провел пальцами по мочке уха.
– Тебя – не забуду.
Позже он сказал:
– Пошли со мной к пророку.
– Нельзя.
– Да. Я понимаю.
– Я буду ждать тебя, Джерихо.
– Я постараюсь вернуться быстрее.
III
Харизма
Нимрод ждал его там же, где они встретились двумя днями ранее. Джерихо показалось, что за это время его фанатический пыл еще увеличился.
– Это будет самое большое собрание, – сказал он. – Нас становится все больше. День близок, говорю тебе, Джерихо. Мы готовы и ждем.
– Посмотрим.
* * *
Он увидел.
Когда стемнело, Нимрод отвел его к развалинам какого-то большого здания – похоже, литейного цеха. Теперь его заброшенные стены испытывали на себе другой жар.
Подойдя ближе, они увидели свет, горящий внутри, но гомона обещанной Нимродом толпы не было слышно. Среди куч мусора двигалось лишь несколько робких фигур.
Но у входа Джерихо испытал первый шок этой ужасной ночи: здание оказалось битком набито людьми. Здесь были члены всех Семейств, от детей на руках до дряхлых старцев. Некоторые, как он знал, ушли с ковра предыдущим летом, другие остались в Королевстве с самого начала: эти выглядели чужими среди своих сородичей. Одетые в джинсы, кожаные куртки и набивные платья, они держались в стороне. Они привыкли к жизни среди Кукушат и даже преуспели, но сейчас зов крови вывел их из их укрытий с молитвами на устах.
Джерихо тоже, несмотря на свой скепсис, не смог сдержаться и двинулся к этой молчавшей толпе.
– Я говорил тебе, – прошептал Нимрод ему в спину. – Скоро все начнется.
У дальней стены возвышалась трибуна, убранная цветами. Огоньки – чары Бабу, плавали в воздухе, заливая зал призрачным светом.
– Он скоро выйдет, – сказал Нимрод.
Джерихо не сомневался в этом. В конце зала появилось несколько фигур в одинаковой темно-синей одежде, которые расчищали проход к трибуне.
– А это кто? – Джерихо кивнул на них.
– Ближние пророка. Они охраняют его день и ночь.
Джерихо не успел спросить ничего больше. В кирпичной стене раскрылась невидимая дверь, и по толпе прошла дрожь ожидания. Джерихо тоже захватило общее чувство, и он внимательно уставился на дверь, не в силах сдержать трепета.
Один из Ближних вынес на трибуну простой деревянный стул. Джерихо сдавили со всех сторон, все лица были обращены к трибуне. Наконец на нее поднялась фигура, закутанная в бледно-желтую ткань. Толпа выдохнула в едином порыве, многие шевелили губами, повторяя молитвы.
Огни над залом вспыхнули ярче. Теперь собравшиеся молились вслух, и Джерихо изо всех сил пытался не присоединиться к ним.
Фигуру пророка заливал ослепительный свет, но он не спешил отойти в тень, внимая крикам толпы, умолявшим его открыться. Только через три-четыре минуты он внял этой мольбе и откинул покрывало. Он оказался крупным мужчиной – наверняка Бабу, подумал Джерихо, – с мягкими, даже женственными чертами лица. Светлые как у ребенка волосы окружали его голову пушистым ореолом.
Он подошел к стулу, с видимым усилием сел и оглядел собравшихся. Понемногу шепот стих. Пророк дождался наступления полной тишины. Заговорил он не тем голосом, какого Джерихо мог ожидать от пророка, а тихим, музыкальным тенором.
– Друзья мои, – начал он, – мы собрались здесь во имя Капры.
– Капра, – пронесся шепот от одной стены к другой.
– Я слышал слова Капры. Он говорит, что время близко.
Джерихо подумал, что он говорит так, будто это знание отягощает его.
– Если вы сомневаетесь, друзья мои, то поспешите отбросить сомнения.
Нимрод торжествующе взглянул на Джерихо.
– Мы все сильнее, – продолжал пророк. – Слово Капры убеждает заблудших и пробуждает спящих. От него и мертвые пустятся в пляс, – он говорил тихо, проникновенно, и собравшиеся ловили каждое его слово. – Скоро мы вернемся к своим любимым, к своим отцам и матерям. Нам незачем больше таиться. Так говорит Капра. Поднимемся, друзья мои, и покончим с гнетом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
