— Твое место и твоя цель не здесь, МакКайла.
Я заставила себя отвернуться и раствориться в ночи.
Для января в Ашфорде было очень тепло, но ничего необычного в этом не было. Бывало, на Рождество бушевала снежная буря. А иногда я встречала этот праздник в шортах и майке. Сегодня был вечер для джинсов и футболки.
Я шла, глубоко дыша. В это время года тут ничего не цветет, но я могу поклясться, что Глубокий Юг всегда пахнет магнолиями, дикими азалиями, сладким чаем и цыпленком, которого кто-то где-то жарит. Через месяц по всему городу зацветут анютины глазки — в Ашфорде по ним с ума сходят! — а за ними нарциссы и тюльпаны.
Я была дома. Я улыбнулась.
Здесь было безопасно!
Ни Теней, ни Невидимых, и повсюду свет.
От облегчения я крутанулась на одной ноге посреди улицы.
Как я соскучилась по своему миру! Какой потерянной я чувствовала себя вдали от дома!
Все выглядело так же, как раньше. И у меня было чувство, словно я никуда и не уезжала. И мне казалось, что, пройдя еще пять кварталов, я увижу маму, папу и Алину, играющих в скраббл и ждущих моего возвращения с поздних занятий или с работы (чтобы надрать мне петунию, потому что Алина и папа знали слова, которые любому нормальному человеку и словами-то не кажутся, — вроде «орт» и «тетрагональ», — ну правда, ну кто знает такие слова?), и мы будем смеяться, и я буду думать о том, что мне завтра надеть, а потом отправлюсь спать, и беспокоить меня будет только одно: подействует ли моя жалоба на «OPI» и продолжит ли компания выпускать лак моего любимого оттенка. (Подействовала, и они прислали мне прекрасный розовый с золотом сертификат, где говорилось, что я почетный член «OPI». Этот сертификат я с огромной гордостью повесила рядом с туалетным столиком, за которым делала прически и наносила макияж. О испытания и несчастья моей беззаботной юности!).
На месте были дом Брукса, с гордыми белыми южными колоннами, венчающими большой круглый подъезд, и белый особняк Дженнингсов с романтическими башенками и решетками. Я всегда думала, что у Ашфорда богатая история, но на самом деле мой город был совсем юным, всего несколько веков по сравнению с тысячелетиями Дублина.
Вскоре я оказалась у своего дома и застыла на улице, дрожа от нетерпения.
Я не видела маму со второго августа, с того самого дня, как уехала в Дублин. Последняя встреча с папой состоялась 28 августа, когда я попрощалась с ним в дублинском аэропорту и отправила домой. Он прилетал, чтобы найти меня и непременно забрать с собой обратно в Ашфорд. Но Бэрронс использовал Глас, чтобы Джек Лейн перестал за меня волноваться, оставил в его голове Бог знает какие указания, чтобы папа уехал и не возвращался. Я и ненавидела Бэрронса за это, и была ему благодарна. Джек Лейн обладал невероятной силой воли. Он никогда бы не уехал без меня, и я никогда бы не смогла обеспечить ему безопасность.
Я тихо прошла по дорожке. В десятке шагов от входной двери появилось зеркало и повисло в воздухе передо мной. Я вздрогнула так, словно кто-то прошел по моей могиле. С зеркалами у меня теперь были сложные отношения. С тех пор как я взглянула в Мерцающее зеркало, которое Бэрронс держал у себя в кабинете в «КСБ», и заметила, как движутся и извиваются в нем темные твари, смотреть на свое отражение мне было неприятно. Словно все зеркала были под подозрением и за моим плечом в любую минуту могло материализоваться нечто темное и ужасное.
— На случай если ты решишь показаться, — предупредил В'лейн, появляясь за моим плечом.
Я посмотрела на себя.
В тот миг, когда я увидела свой дом, во мне проснулась пышная красотка, которая так много месяцев назад бежала к такси по этой дорожке. Длинные светлые волосы развевались, короткая белая юбка открывала великолепные загорелые ноги (когда я их брила в последний раз?), маникюр и педикюр были идеальными, сумочка под цвет обуви, украшения подобраны к месту.
И вот я взглянула на себя сейчас.
Дикарка, с ног до головы затянутая в черное. В спутанных черных волосах какая-то липкая зеленая дрянь. Я была забрызгана вонючей жидкостью, заменявшей Невидимым кровь. Мои ногти были коротко острижены, за спиной у меня висел черный кожаный рюкзак, забитый оружием и фонариками, на голове был велосипедный шлем с батарейками, на плече автомат. В'лейн прав.
— Убери это, — сухо сказала я.
Зеркало исчезло.
Мне здесь не место. Ничего хорошего мое появление не принесет. Конечно, я могу попросить В'лейна воспользоваться магией и сделать меня чистенькой красоткой, чтобы я могла нанести этот визит, но что я могу сказать? Чего надеюсь добиться? И разве каждая минута моего пребывания здесь не привлекает ненужное и опасное внимание к моим родителям?
После всего, что я пережила, всего, что видела, я пока еще не могла прийти домой.
Сейчас весь мир в беде. Мои мама и папа здесь в безопасности. Внезапно я ощутила прилив благодарности к В'лейну и повернулась к нему.
— Спасибо, — сказала я. — То, что ты их защитил, очень много для меня значит.
Он улыбнулся, и я подумала, что впервые вижу на его лице настоящую улыбку. Она была ослепительна.
— Пожалуйста, МакКайла. Пойдем? — Он протянул мне руку.
Я бы взяла ее, я должна была ее взять, но именно в этот момент я услышала голоса.
Склонив голову, я прислушалась. Сердце сжалось: это были мама и папа. Они сидели на закрытой террасе, которая выходила к бассейну за домом. Заросли кустарника со всех сторон закрывали ее от соседей.
Я могла спрятаться за густыми ветками падуба и взглянуть на родителей, не попавшись им на глаза. Мне невероятно хотелось их увидеть.
Сняв МакОреол, я сбросила на землю рюкзак и оружие.
— Я на минутку, — прошептала я. — Останься здесь. Я сейчас вернусь.
— Я думаю, что это неумное решение.
— Не тебе решать. Отвали.
Я скользнула в тень у своего дома.
— Мы говорим об этом снова и снова, Рейни, — произнес папа.
Я тихо вклинилась между ветвей и жадно уставилась на них.
Мои родители сидели на террасе в белых плетеных креслах. Мама потягивала вино, папа держал стакан с бурбоном. Я надеялась, что он не пьет слишком много. После смерти Алины наступили тяжелые времена, и я начала беспокоиться о том, как часто он прикладывается к бутылке. Мой папа ведь не из тех, кто заливает горе, он человек действия. Однако смерть Алины выжгла нас всех. Я с жадностью всматривалась в мамино лицо. Ее глаза были ясными, черты лица — такими же тонкими и прекрасными, как всегда. Мне до боли хотелось прикоснуться к ней, обнять их обоих. Папа выглядел по-прежнему собранным и красивым, но в его волосах было больше седины, чем я помнила.
