Женька набрала номер телефона:
- Тётя Лида, привет! Это Женька. Как дела?
- Ой, привет! Что-то ты к нам давно не заходила! Ну да! Зачем теперь к нам-то заходить, если у Наташки своя квартира. Своя, хм! — Тётя Лида ещё минут пять поносила на чём свет стоит «Коленьку», затем рассказала, что дела в общем и целом хорошо, но только её спроваживают на пенсию, а у мужа болит нога и соседи, гады, три недели назад затопили… — Женя, извини, заболталась. Ты же по делу звонишь наверняка.
- Я люблю вашу болтовню, тётя Лида. Она всегда такая уютная, но… Я правда по делу. Мне нужно сделать мини-аборт. Без предварительных утомительных бумаг и процедур.
- Кому? — деловито осведомилась тётя Лида. — Знаешь, я хоть и заведующая, но стукачей недовольных развелось, мол, в абортарий я никого не пускаю, всё на себя, зажралась, ну и так далее. Нет, тебя-то я, конечно, пущу, но только ты девочке скажи, мол, фонды-шмонды, все дела. И без обследования — дороже.
Женька грустно улыбнулась. Профессиональные издержки.
- Тётя Лида, мне нужно сделать мини-аборт. — Женька жирно акцентировала местоимение. — Без предварительных утомительных бумаг и процедур. И желательно без соседок по абортарию.
— Сколько?
- Две недели.
- Подъезжай завтра к восьми. — Вот за это она и уважала безмерно такую на первый взгляд сплетницу-наседку тётю Лиду. Никаких лишних вопросов. «Массовый абортаж» начинался в десять утра. К этому времени всё будет закончено, и Женька не встретит ни основную массу сотрудников, ни пациенток. Никого, кто мог бы заподозрить её в посещении ЖК не с врачебной миссией.
* * *
- И как же тебя угораздило? — вместо приветствия спросила тётя Лида.
- Спьяну, Лидия Матвеевна. Спьяну. Доброе утро. Таблетки пить перестала, ну и по привычке… — улыбнулась Женька.
— Привет. Ну, спьяну и склероз — это святое! Ладно, раздевайся-переодевайся, и пошли. Кофе потом попьём. Мишка в курсе?
- Это не от него, тётя Лида.
- А от ко… Прости, дорогая. Это не имеет ни малейшего значения.
- Тётя Лида, только чтобы это… Не больно и чтобы никто не знал.
- Я тебя прошу! Какое там больно! Сейчас по вене пустим и в шейку матки уколю. Это же мини! Слегка низ живота потянет, и привет! Это даже не операция — так, манипуляция. Процедура!
Удивительное дело — рефлексы. Лидия Матвеевна прекрасно знала, что Женьке, сотни раз выполнявшей эту операцию, детали известны. Но сейчас Женька была не врачом акушером-гинекологом, а пациенткой. Подругой её дочери, обратившейся к ней за помощью. Испуганным ребёнком. Не время и не место читать морали, мол, аккуратнее несись с горы на велосипеде, а время и место — помазать коленку зелёнкой, подуть и пожалеть. Заговаривая Женьке зубы, она провела её в абортарий. Он был пуст, холоден и неуютен. Пара-тройка панцирных коек, чтобы с полчаса очухаться тем, кто опроцедурен. Предбанник и собственно «экзекуционный зал», уставленный стеклянными шкафами, биксами и прочими атрибутами подобных помещений. Окна закрашены до половины белой краской. В центре высится кресло, у него стоит агрегат для выполнения вакуумных абортов.
— Ой! Сколько я раз всё это видела, но только сегодня это всё как-то зловеще выглядит. Вроде как оказаться с той стороны зеркала — все надписи, прежде такие ясные и привычные, становятся совершенно нечитабельны.
- А ты представляешь, как стоматологи зубы боятся лечить? — сказала тётя Лида и захохотала. - Ну-ну, успокойся! Через полчаса мы будем пить чай и сплетничать.
Женька, несмотря на весь присущий ей профессиональный цинизм и здоровую самоиронию, вдруг почувствовала себя маленькой и несчастной. Ей захотелось уткнуться в большую тёти-Лидину грудь и плакать, плакать навзрыд, как могут позволить себе лишь маленькие девочки. Плакать от страха, рыдать от того, что пальчик уколола, судорожно всхлипывать потому, что купили не пломбир, а сливочное, и из-за чего-то ещё. На Женьку обрушилась вселенская тоска. Беспредметная, опустошающая. Не было в ней ничего от бабского «жизнь не удалась», а только какие-то иррациональные глупости. Вроде бесконечной собственной неуместности. Несоответствия времени, которого нет. И пространству, в котором не те.
И Женька засмеялась:
- Ну, давайте уже быстрее. Испытаю наконец на собственной шкуре, каково оно, с той стороны «баррикады».
- Люблю тебя, Женя, за мужество. Никогда не нюнишься, не то что моя!
- Да ваша куда мужественнее меня. Просто я люблю завывать в одиночестве. Я по натуре солист. Мне хоровой скулёж претит. Ой! — Женька осеклась. — Я не к тому, что Наташка или вы…
- Да ладно. Чего там греха таить, любим мы с дочуркой моей дуэтом погавкать. — Тётя Лида улыбнулась и принялась набирать в шприц коктейль из анальгетиков и спазмалитиков. — Лекарственных аллергий никаких?
- Да вроде нет.
- Ты поаккуратней с «вроде». У меня, конечно, в ургентном шкафу есть всё, что полагается, но стара я стала для подобных экзерсисов. Так что смотри мне! — она шутливо погрозила Женьке пальцем.
По вене куда-то вверх — в голову, а затем вниз — к сердцу потекло что-то тёплое. В ушах зашумело.
- Отлично! Прошу вас, мадемуазель! — Тётя Лида указала на кресло.
- Даже акушерку не позовёте? - спросила слегка оглушённая Женька.
- Детка, я вполне справлюсь сама. Или тебе тут публика нужна?
- Рукоплещущая? Ай!
- Я тебя просто смотрю! Не дёргайся!
Спустя две минуты что-то зажужжало. «О, включила!» — только успела вяло подумать Женька, как у неё свело живот. Острой боли не было, но и приятными эти ощущения назвать было никак нельзя.
- Эпическая сила! — вырвалось — Женьки.
- Не спорю, оргазм приятнее, - откуда-то снизу подхихикнула тётя Лида. — Тебе не может быть больно, не ври! Я тебе такую дозу вкатала от большой любви, что меня бы любой анестезиолог высек!
- Не высек бы! — сквозь зубы из полудурмана процедила Женька. — Я — медработник, работающий в операционной. У меня резистентность повышенная.
- Ну, тогда потерпи ещё немного, медработник. Совсем чуть-чуть осталось.
Чавкающие звуки вакуумного отсоса прекратились. Женька расслабилась.
- Это не только неприятнее, чем оргазм, а ещё и значительно дольше. Нет чтобы наоборот.
- Жизнь вообще штука несправедливая — сказала тётя Лида, снимая перчатки. — Ну, как ты?
- Да ничего вроде.
- Что это ты так полюбила это слово?
- Оно очень точно характеризует моё состояние сознания. И бытия, — грустно улыбнулась Жень-ка.
- Так! Пошли ко мне в кабинет, философ. У меня там тепло, уютно и чай. Не в этом же казематном месте тебе отлёживаться. Вот как его ни украшай, как ни привыкай к нему, а глянешь иногда — каземат казематом. Карцер для провинившихся глупышек. Кажется, размышления о жизни и любви заразны. Пошли, я тебе историю одну занимательную расскажу.
- Тётя Лида, я себя отлично чувствую, а у вас дела, приём. Может, я пойду уже?
- Подожди скакать козой. Нормально ей. Сейчас обезболивающее отпустит, тогда и посмотрим, как тебе — нормально или не очень. Надеюсь, ты не на машине? — подозрительно прищурилась тётя Лида.
- Нет! Что я, совсем дура, что ли? — беззастенчиво соврала Женька, чувствуя себя окончательной и полной дурой. «Хорошо, что за углом оставила, а не на стоянке перед ЖК. А то ещё провожать пойдёт».
- Дура не дура, а знаю я вас. Ладно, если не за рулём — вообще отлично. Приём у меня сегодня в десять, так что по рюмке под рассказ от тёти Лиды мы с тобой выпьем. Хотя, конечно, никому из обычных пациенток я бы не рекомендовала пить коньяк сразу после такой процедуры. А тебе рекомендую. И даже сама налью. В качестве спазмолитика. И не вздрагивай ты так. Никаких поучений не будет. Мне, знаешь ли, тоже иногда хочется просто выговориться. Идём!
Тётя Лида всегда была потрясающим рассказчиком, что называется — душой компании. За праздничными столами все обычно внимали открыв рот и затаив дыхание, боясь перебить, если в голову ей приходило рассказать о чём- или о ком-нибудь. Она была не лишена актёрских талантов и всегда умело пользовалась интонациями, мимикой, жестами. Возьмись она рассказывать детскую страшилку, наверняка бы все обделались от ужаса в тот момент, когда пресловутая чёрная-чёрная рука… При том что на работе её все считали железной леди, а родная дочь — унылой клушей, Женька в жизни своей не встречала более задорного и живого человека, чем Наташкина мать. И втайне, чего греха таить, страшно завидовала подруге. Со своей матерью Женька почти не общалась. И не потому, что помощи не дождёшься, а потому, что поучений а-ля «я тебе говорила!» не оберёшься. Иногда лучше пообщаться со стенкой. Она, по крайней мере, не вспоминает, «сколько для тебя сделала».
- Так вот, — начала тётя Лида, чуть ли не насильно уложив Женьку на кушетку после пятидесяти грамм хорошего маслянистого коньяка. — Давным-давно, тридцать с лишним лет назад, жила-была девочка Лида. Рассказывая о ком-то, всегда удобнее называть его своим именем. Это делает персонаж живее и ближе. Ты проникаешься к нему чем-то очень личным, чем-то выше личного, чем-то ещё, что не позволит тебе слишком уж макать его в грязь, боль и стыд. Не так ли?