«Вот так люди сходят с ума!» — мелькнул на окраине вселенной Женькиного сознания внутренний голос и затих.
Поворот ключа, ожививший машину, неожиданно нормализовал ток крови и нивелировал разницу температур на поверхности и внутри планеты по имени Женька. Она просто начала движение. Ровное небыстрое движение по известным дорогам. Без мыслей. Сквозь серый день шёл и шёл дождь. Столбики бесчисленных заоконных термометров мегаполиса неспешно сползали ниже нуля.
* * *
«Хорошо, что сегодня официантка другая. Кажется, вчера я выбежала отсюда в не очень вменяемом состоянии. Боже, это было всего лишь вчера. Всё это: аборт, тайна тёти Лиды, металлический скрежет и моя свобода — случилось только вчера. А как будто тысяча тысяч лет прошло».
- Я сюда часто хожу, Наташка. Вот мой любимый столик. Садись. Он не очень удобный и потому почти всегда не занят. Через час тут будет очень многолюдно.
Наталья Ивановна, не имевшая Женькиной привычки к подобного рода заведениям чувствовала себя неловко.
- Может, пойдём ко мне домой? — спросила она, озираясь вокруг.
- Ты, кажется, хотела мне рассказать что-то важное. А дом… То есть наши квартиры — они не для того, чтобы рассказывать друг другу что-то важное. Важное можно рассказывать или на совсем своей территории — ну, например, на веранде собственного дома, где ты живёшь с любящим и любимым, или же в совсем чужом месте вроде этого кабака. Так что давай садись, рассказывай. А пить будем водку. Я сегодня достаточно зрячая для этого напитка богов.
- Ладно. — Наташка покорно приткнулась на диванчик.
После первой рюмки Наталья расслабилась и затараторила, стремясь поскорее выплеснуть на Женьку не только событийный ряд, но и свои эмоции. Она в подробностях рассказала всё, начиная с того, на каком сайте она со своим шведом познакомилась — «только никаких русскоязычных! Ни-ни-ни! Там одна шваль таскается», — до интимных деталей первой встречи.
- Слушай! Я даже не знала, что мужики могут столько удовольствия приносить. Ну, ты понимаешь, телу…
- Ты даже не понимаешь, как я понимаю! — смеялась Женька, радуясь за подругу. — Я настолько хорошо разбираюсь в кокаине телесного удовольствия, что мне уже требуется героин духовного.
- А ну тебя! Человек он хороший! - И, заблестев глазами от воспоминаний, Наташка, познавшая наконец радость плотских утех, рассказывала об этом подруге, как маленький ребёнок пытается рассказать о вкусе пломбира.
- Ах, ну он был такой… Прямо вот такой…
— Ну, какой-какой?! — подбадривала Женька. — Нежный?
— Нет!
- Заботливый?
- Нет! Ты не понимаешь! Я с Колей никогда такого не испытывала. Ну, всунул, туда-сюда поделал, и всё. А тут! Он был… вкусный!
- А! Ну, как же я сразу не поняла!
- Дура ты, Женька! Не в смысле — на вкус, а ТАМ — вкусно! — кивала Наташка под стол.
- То ли ещё будет, Наташка. То ли ещё будет! Когда ты распробуешь ТЕМ местом, насколько это вкусно.
Женькина подруга лишь счастливо и пьяненько хохотала.
- Представляешь, через два дня он меня уже так зае… залюбил, что я даже сказала: мол, может, хватит? Передых?! Так он мне ответил, что, понимаете ли, он дисэпойнтмент[89]! — Наташка была просто на вершине блаженства.
- Ну, с кем же ж не бывает старика-дисэпойнтмента. Надеюсь только, что он не с серьёзным разочарованным лицом это произнёс?
- Нет, ну что ты! У него отличное чувство юмора. Кто бы ожидал. Он такой же ироничный, как ты. Я вас непременно познакомлю. Вы друг другу понравитесь.
- О, боюсь, понимать вкус шуток друг друга нам будет мешать языковый барьер.
- На следующей неделе я еду к нему в гости. Первый раз на две недели. Только это большой секрет. Ну, как и он сам. Я взяла уже отпуск за свой счёт «по семейным обстоятельствам». Профессор, конечно, устроил допрос с пристрастием, но я держалась молодцом. Знаешь, у меня какая-то неожиданная внутренняя сила появилась. Уверенность в себе. Вот ведь что обычная, как я понимаю, для нормальных женщин «вкусность» может сотворить.
- Я очень рада за тебя, Наташка. Серьёзно. Езжай. Иногда надо переставлять папки на полках.
- Он мне уже сделал предложение и сказал, что мы с Юлькой очень такие… скандинавские женщины. И он сказал, что я совсем не толстая. Даже наоборот. «Вот увидишь!»
- Господи, какие же там местные тогда? — вырвалось у Женьки.
- Иди ты к чёрту! К тому же я в фитнес-клуб пошла. Я тебе говорила, — беззлобно проворчала Наташка и ещё полчаса рассказывала, как всё будет хорошо, лишь на минутку помрачнев, вспомнив о Коле. — Ну ничего, отец, Паша и мама найдут какое-нибудь решение, — привычно скинула она ответственность на родителей. — К тому же там востребованы люди со знанием нескольких языков, низкий поклон Павлу Алексеевичу за то, что заставлял меня заниматься. Медициной я заниматься не буду! Это не моё! Ой, прости. Я тут со своей эйфорией. Ты, кажется, тоже хотела мне что-то важное рассказать.
- Я ушла от Миши.
- Знаю уже. Виталик по секрету всему роддому рассказал. Ты уверена?
- Ну, на то и расчёт был, что Виталик всему свету… Увереннее не бывает. Это не моё решение. Это свыше. Кому-то надоело, что я… Лень рассказывать. Кто-то — не мужчина. И не человек. Не смотри на меня, как на юродивую. Нет, я, конечно, юродивая, но ты на меня так не смотри! — Наташка делала круглые глаза. — Пока Миша пыжит щёки в надеждах, что я перебешусь, и «делает лицо» перед окружающими, новость начала самостоятельную жизнь. Это ерунда, короче. Часть плана. Главное, что вчера я приняла окончательное и бесповоротное, прости за банальность, решение. Ради которого развалили вселенную… Шутка, шутка! Метафора! А то у тебя сейчас глаза из орбит выскочат. И не делай сочувственное лицо и не задавай глупых вопросов. Я хочу жить, понимаешь? Чтобы свежий воздух полной грудью. Чтобы не привычно вкусно, а непривыкаемо сладко. Чтобы всё и ничего. В общем, сложно объяснить. Такое ощущение случается нечасто. Да и не со всеми. Разве в детстве. А потом забывается. Я, к несчастью, помню. Или к счастью? Поэтому и не могу жить так называемой нормальной жизнью.
- Какое ощущение?
- Всё и ничего. Как будто падаешь в бездну, одновременно взлетая в небо. Совершенно ангельское и демоническое… Мгновение и вечность. Забей! — Женька рассмеялась, глядя, как подруга морщит лоб, пытаясь представить.
- Ну, ты всегда была немного не такая.
- Да. Я — не такая. Поэтому не тем приношу лишь разочарование. Поэтому мне нужен такой. Такой же нетакой.
- Всё или ничего?
- Всё и Ничего. Никогда и Навсегда. И что-то ещё… Да не смотри на меня так. Я не чокнулась. В секту не подалась. Зачем дураку секта? Знаешь, я просто ощущаю иначе, чем другие. Вернее, все так могут, но у них есть счастье забытья. А у меня — несчастье живой памяти. Счастье несчастья. Сегодняшняя кесарская… Её муж. Вот они — те, кто проживает непрожитое. Они нашлись. И живут последний раз, чтобы дальше всегда быть вместе. Вечно. И этим уже от них веет. А люди ходят мимо них, разговаривают с ними и ничего этого не чувствуют. А я не просто чувствую. Я заглядываю туда. Там звёздный ветер. И я хочу туда, но не одна. Потому что если я нырну туда сейчас, то буду в вечном одиночестве. Это моя последняя жизнь. Мой последний шанс. Мой дополнительный бонус. Мой ещё один билет на карусель от Отца, слишком любящего своё не в меру капризное и своевольное дитя. Хотя Он знает, что девочка обязательно навернётся с лошадки и сломает себе ногу. Это так мучительно — знать, что твоё создание страдает. Понимать, что оно вредит себе, и страдать больше создания, разрешая и разрешая ему страдать. Короче, где-то именно сейчас, именно на этой планете пересекутся бесконечные множества. Любовь — как вспышка сверхновой. «Если звёзды зажигают…» Я не знаю, как говорить об этом человеческим языком. Наташка, ты веришь во Спасение? В то, что мы когда-нибудь никогда не умрём?
- Я ничего не понимаю, но я люблю тебя. И верю, — серьёзно сказала Наташка.
- Спасибо, Наташа.
- Мне-то за что?
- Я не тебе. Это просьба.
Наташка молча покрутила пальцем у виска.
Они ещё пару часов болтали обо всём на свете, прежде чем разойтись удивительно просветлёнными. Это так редко случается с женщинами… Впрочем, настоящая дружба, как и настоящая любовь, — сущности бесполые.
Как дождь. Как ветер. Как Бог.
* * *
«Не тормози резко на обледенелой брусчатке! Не тормози резко на обледенелой брусчатке! Не тормози резко на обледенелой брусчатке!»
Проклятый внутренний голос. Он всегда появляется когда захочет, и, как правило, слишком поздно. Всего лишь за мгновение до.
Мгновением после раздался страшный металлический скрежет, и мир разлетелся вдребезги.
Она умирала от холода и голода в каменной пещере, потому что Он не вернулся, а она не умела сохранять огонь и добывать себе пищу.
