На улице ночь и середина декабря. У меня нет ключа от лифта. Как я попаду в пентхаус? Идиотка.
Ситуацию спас портье, Клинт. Широко улыбаясь, мужчина распахнул входные двери, приглашая внутрь.
— Мисс Диана, доброй ночи! Не стойте на морозе, проходите живее, — подгоняет меня рукой, заводя внутрь, — мистер Тернер предупредил меня, что Вы придёте.
Губы непроизвольно растягиваются в широкой улыбке, пока Клинт проводил меня к лифту. Вытаскивая маленькую кнопку, ловко прикладывает ее к верхнему этажу, и створки закрываются. Все, что успеваю заметить — лукаво улыбающегося пожилого мужчину, подмигивающего мне обоими глазами поочередно. Неосознанно смеюсь все то время, пока кабина не останавливается на нужном мне этаже.
Стоит только дверям выпустить меня в холл, все веселье испаряется. В пентхаусе во всю играет рок, буквально взрывая в ушах барабанные перепонки. Скидываю обувь и пальто, направляясь в поисках источника оглушающего звука, но нахожу только почти пустую бутылку виски и разбросанные всюду мужские вещи. Внутри все переворачивается, когда вхожу в спальню. Нашу спальню. Музыка перекрывает все звуки, но по характерно открытой двери понимаю, что Джеймс в душе. Он никогда не запирается, хотя обычно ванная комната закрыта. Медленно вхожу и вижу за прозрачной перегородкой широкую спину и обнаженные мужские ягодицы, по которым обильными струями стекает вода. Голова опущена, руки упираются в стенки кабины. Очерченные мускулы перекатываются, будто их обладатель напряжен.
Скидываю свою одежду и голышом иду к нему. Осознаю, что плохо. Ему плохо. Отодвигаю дверцу и встаю под практически ледяную воду, но не отхожу. Напротив, обвиваю руками мощный торс, сцепляя кисти в замок на пупке, и целую смуглую спину. Тернер медленно крутит регулятор температуры, увеличивая градус воды, и разворачивается. Целует в ключицу, лоб, щеки. А я смотрю и не могу не видеть, что он уничтожен. Морально просто убит.
— Что случилось, Джейми?
— Диана… — утыкается лицом чуть ниже моего уха и затравленно, задушенно и рвано шепчет, — как я мог все это проебать? Как?!
Глава 27
What Goes Around…/… Comes Around — Justin Timberlake
Джеймс
Листаю отчёт за отчётом, вникаю в комментарии, оставленные Дианой, и без преувеличений охуеваю. В край разматывает. Все долбаные мысли выбивает из головы, оставляя только черноту, а по центру красными мигающими цифрами "Сто тридцать четыре миллиона долларов".
Как? Как, блять, я мог это допустить?! Каким, сука, образом?! Где были мои мозги?!
Со всей силы луплю кулаком по столу, ощущая резкое покалывание в костяшках, но даже это не способно успокоить меня. Подрываюсь с места, принимаясь лихорадочно метаться по кабинету, словно загнанный зверь.
Господи… Как это могло произойти? За каких-то гребаных три года. Три!
Замахиваюсь стаканом, который одиноко расположился напротив рабочего кресла, и со всей дури запускаю в стену. Наблюдаю, как сотни мелких осколков засыпают пол, так же, как и в моей душе рассыпается всякое возможное доверие. Иду за новой посудой, наполняю до краев янтарной обжигающей жидкостью и полностью опрокидываю в себя.
Горло горит от нестерпимого жжения, но мне похуй. Набираю на селекторе внутренний Скотта и прочищаю горло.
— Зайди, — хриплю, как только телефон обозначает начало разговора, и сразу же сбрасываю вызов.
Когда в кабинет заходит Митчелл, успеваю выпить ещё таких три стакана. Но, увы, не помогает.
— Я здесь, — даже массивная дверь кабинета сейчас тяжело открывается, впуская посетителя, тем самым усиливает ещё больше мое рвущее всю броню напряжение. — Если ты на счёт Лии, то я уже ей все объяснил, — затараторил в своей обычной манере, когда сильно торопится, — просто подумал, что так она, возможно, тебя…
— Мне не Лия нужна, а ты.
Голосом сейчас можно порубить — такой он стал хлесткий и безжалостный. Митчелл замолчал, уставившись на меня своими зелёными глазами.
— Чем же я заслужил такую честь? — складывает руки на груди, отвечая мне в той же манере, — впервые за прошедшие дни ты решил одарить меня своим вниманием.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Смотрю на него, слушаю, а вижу только то дерьмо, что сейчас всплывёт наружу. Дёргаю руку, в которой зажаты в любой момент сдетонирующие документы, и кивком головы приглашаю Скотта подойти ближе.
— Знакомо? — бросаю перед ним стопку бумаг.
Митчелл вальяжно падает в кресло напротив и берет отчёты в руки. Несколько минут его взгляд лихорадочно бегает по буквам на бумаге, задерживаясь на комментариях Дианы, выведенных красной ручкой на полях. Не отводя взгляда, слежу очень внимательно за тем, каким образом он себя поведет. Ещё через пару минут его голова поднимается, и наши глаза, наконец, встречаются. Отшатываюсь, будто удар в грудину прилетел, и вижу, что знает все. Ни сюрпризом не стало, ни шоком. На лице понимание и какое-то противоречивое удивление.
— Где все эти деньги?
Каждое слово с таким трудом удается, потому что агрессия так и рвется наружу.
— В офшорах.
Сжимаю кулаки и сверлю зелёные глаза предателя, будто до мозгов хочу достать.
— Даже отрицать не будешь?
— А что, смысл есть? — нервно пожимает плечами.
— Нахуя? Я что, мало тебе плачу?! — молчит, а мне хочется размозжить его башку. — Зачем, Скотт? Зачем?!
Голос срывается на крик, а в ответ я по-прежнему не получаю ни слова. Бывший друг только откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, словно медитирует.
— Ответь, блять!
— Другие платили больше, — ровно, спокойно. Равнодушно.
— Я доверял тебе, как себе. Ты, сука, братом мне был. А сейчас что? Что, мать твою? — поднимаюсь с места, срываясь за новой бутылкой виски. Краем глаза вижу, что Митчелл открыл глаза. Сканирует меня с ног до головы, а на лице блуждает какая-то сумасшедшая ухмылка.
— Ты три года жил спокойно, пока эта твоя курица туда не полезла. Так нахуя сейчас показательные выступления? — поднимается навстречу, когда я разворачиваюсь всем корпусом к нему и двигаюсь вперёд. — Ты сам виноват, что был слишком занят тем, что играл в баб, и все проебал.
Удар. Сильный, жестокий, отчаянный. Мой кулак прилетел прямо в правый глаз Скотта. Мужчину немного повело, но он тут же выпрямился обратно. Не замахивается в ответ, только уничижительно смотрит.
— С вещами на выход. Сегодня, — выплевываю каждое слово, а внутри все с таким диким скрежетом переворачивается, что до сих пор не верю, как это, блять, могло произойти.
Но Митчелл не уходит. Буквально поджигает меня горящими в гневе глазами. Под нижним веком поступает отчётливое красное пятно. Затем складывает сжатые в кулаки руки в карманы и рявкает:
— Ключи, — давит бесстрастным лицом, но взгляд выдает все эмоции. — Сюда давай.
— Мне кажется, что ты уже поимел неплохую компенсацию… дружище, — меня крутит от этого слова, будто в мясорубке, — какая тачка? Ты, после всего, что было, просто кинул меня. За спиной вертел всю эту хуйню. Пиздуй из компании, Скотт. Чтобы я завтра тебя здесь не видел. И я это делаю только из-за тех лет, что считал тебя семьёй. Иначе мы будем разговаривать по-другому, тебе ясно?
Подхожу вплотную, не разрывая зрительного контакта. Мы одного роста, поэтому топим глаза в глаза, молча договаривая все, что не озвучиваем в слух.
Митчелл дергается всем телом, так и не ответив на вопрос, и быстрым шагом выходит из кабинета. Достаю телефон и отправляю всем соответствующие сообщения: отцу, что есть серьезный разговор, эйчару — о кадровых решениях. А хули тянуть. Я все равно не вывезу.
Уезжаю домой на такси — за руль не в состоянии. Время близится к полночи, я на заднем сидении заливаюсь виски с горла, чтобы просто перестать чувствовать. Все, что произошло за последние двое суток забыть бы к хуям. Снова быть самым счастливым рядом с любимой женщиной, иметь лучшего друга и быть уверенным в его преданности, просто, сука, жить. А не отъебывать себе весь мозг.
