Сыщики переглянулись.
– Я им вреда не причиню, слово чести, – добавил Писатель.
– Кис, как ты думаешь, – громко сказал Серега, – у этой скотины есть честь, чтобы ею клясться?
– Может, пусть лучше поклянется маминой могилой? – проговорил Алексей. – Мама-то у него точно была!
– У франкенштейнов не бывает мамы, – блеснул литературными познаниями Серега. – Их выращивают в пробирках.
– Хорошо, – сказал Писатель. – Я кладу пистолет. Теперь вы двое вооруженных против одного безоружного. Пусть сюда придет Тоня. И Кирилл заодно. Вы можете их даже оставить за вашими спинами. Мне нужно только несколько слов им сказать.
– Ладно, – согласился Кис. – Позовем.
Писатель, демонстрируя лояльность и доверие, повернулся к ним спиной, сев за компьютер. На экране высветился подвал: поваленные свечи, разбросанная вокруг ямы земля, лопаты, – однако Тони с Кириллом там не было.
– Надо думать, Гера увел их к себе, – сказал Писатель.
Кис забеспокоился. Он посмотрел на Серегу, тот кивнул. И Кис бегом помчался к гаражу.
Гирлянда сатанистов была на месте под зорким наблюдением неподвижно укрепившегося на пороге Питти, который проводил Алексея недружелюбным взглядом, и Кис продолжил свой джоггинг в сторону Герасимовой избушки, держа, на всякий случай, пистолет в боевой готовности. Кто его знает, на что способен человек, которому многие годы Писатель промывал мозги своей философией?
…Тоня, уже умытая и одетая, держала в руках чашку с горячим чаем, Кирилл еще мылся, а Гера… Гера невозмутимо чистил картошку.
Вернувшись, Кис сообщил, что придется подождать минут десять. Писатель кивнул, не обернувшись, открыл на компьютере текст (своего романа, надо думать) и как ни в чем ни бывало застучал по клавишам.
Сыщики переглянулись. То ли Курганов демонстрировал необыкновенное самообладание, то ли хотел их поставить в дурацкое положение: два пистолета смотрят в беззащитную спину занятого своим творчеством писателя? Пистолетов, однако, они не отвели, смутно подозревая какой-то подвох.
Наконец Тоня и Кирилл появились за спинами сыщиков, которые чуть раздвинули плечи, позволяя им встать таким образом, чтобы они были видны Курганову, но чтобы при этом в любую секунду их можно было бы скрыть за собою.
Писатель обернулся не сразу, допечатывая какую-то фразу. Затем он, словно пианист за роялем, высоко поднял руки над клавиатурой и картинно опустил их, поставив последний восклицательный знак в тексте.
– Спасибо, что пришли, – широко улыбнулся он, поворачиваясь в своем кресле. – Вы прекрасно выглядите… Рад за вас.
Он помолчал, разглядывая Тоню.
– Я не жалею о своем эксперименте, даже если мне пришлось несколько раз переписывать финал. Ты подарила мне множество великолепных ощущений, Антония… Не говорю тебе за них «спасибо», – это ведь я вынудил тебя мне их подарить, это я написал твою историю и создал твой характер… Жаль, что мне не удалось вас убить. Вернее, мне, по сути, глубоко безразлично, живы вы или мертвы. Я только хотел продемонстрировать наглядно, что Писатель – это Творец. Он подобен Богу, потому что он вершит судьбы своих персонажей! Надеюсь, что вы это наконец поняли.
Последняя фраза прозвучала с легкой вопросительной интонацией, и Писатель пристально всматривался в глаза Тони, надеясь уловить в них ответ.
Тоня отвернулась от него, упершись щекой в плечо Кирилла. Николай Сергеевич усмехнулся.
– Ну что ж, у меня осталась еще одна возможность вам это доказать…
Он развернулся и схватил лежавший на письменном столе пистолет. Кис с Серегой сдвинули плечи, пряча за собой Тоню и Кирилла.
Писатель рассмеялся.
– Вы жалкие, предсказуемые люди безо всякой творческой фантазии, – заявил он с издевательской улыбкой. – Именно поэтому я творец и бог, а вы ничтожные марионетки, которыми я управляю. И вы останетесь марионетками, перчаточными петрушками, созданными мною персонажами даже тогда, когда меня не будет. История знает: писатель умирает, а его персонажи живут… Что ж, живите, ПЕРСОНАЖИ!!! Вы никогда не сможете ни решать судьбу вашего творца, ни судить его по вашим скудоумным понятиям!
И с этими словами он выстрелил себе в рот.
Никто не издал ни звука. Тело Николая Сергеевича завалилось в кресле на бок, обнажив залитый кровью экран компьютера с текстом его последнего романа.
Первым пришел в себя Серега.
– Пойду-ка я проведаю сатанистов, – сказал он. – Сейчас наши подъедут.
Остальные так и остались стоять в дверях. Тоня хотела было сделать шаг в кабинет, но Кис ухватил ее за руку:
– Нельзя. Все должно остаться в неприкосновенности для экспертов. Пошли во двор, подождем машины милиции.
Тоня судорожно вздохнула. Кирилл взял ее за плечи.
– Антоненок, смерть всегда тяжелое зрелище, – философски заметил Кис. – Лучше уйти отсюда.
Сзади неслышно подошел Гера и вытянул голову, пытаясь разглядеть тело Николая Сергеевича. Алексей подвинулся, пропуская его вперед. Стаскивая свою кепочку «Микрософт», Гера приблизился к тому, кто так долго был его повелителем, и Кис почему-то его не остановил, только попросил ни к чему не прикасаться.
– Пойдем, Тоня, – прошептал Кирилл.
Но она не шелохнулась, глядя на Писателя.
– Мальчик… – произнесла она.
Кис изумленно поднял брови.
– Мальчик??? Он хотел вас заживо похоронить, Тоня!!!
– Я не забыла.
– Так… Я не понимаю, неужели ты его жалеешь???
– Он просто бедный маленький мальчик, который так и не вырос… Может, если бы кто-нибудь раньше его пожалел, то он не стал бы таким.
– Ну, ты даешь! – помотал головой Кис.
– Милосердная… – вдруг произнес Гера, бросив оземь кепочку «Микрософт». – Милосердная!!!
Он тяжело рухнул на колени, крестясь. Забормотав молитву, он поклонился сначала в сторону мертвого Николая Сергеевича, а затем, перебрав коленями, в сторону Тони.
Кирилл сжал ее плечо. Кажется, он понял, о чем говорил Герасим.
Эпилог
…На смерть Николая Сергеевича Курганова, писателя с мировой известностью, хором прозвучали трагическо-одические некрологи, деликатно умолчавшие как о причинах его смерти, так и событиях, ей предшествующих. Последний его роман был дружно назван шедевром, а одно крупное издательство, незаметно превратив некролог в рекламу, обещало выпустить гениальное творение Курганова в рекордно короткие сроки огромным тиражом.
И только один некролог, подписанный Александрой Касьяновой, несколько выбился из общего хора:
«Крупное литературное явление, Курганов для нас навсегда останется больше писательским именем, чем реальной личностью. В силу замкнутого образа жизни он крайне редко появлялся на публике, практически не имел друзей. Те немногие, кого судьба близко свела с писателем, характеризуют его как Питера Пена, вечного мальчика, который предпочел наглухо запереться в мире собственного воображения и фантазий, чтобы избежать взрослой ответственности взрослых чувств…
По тем же свидетельствам, Николай Сергеевич Курганов выразил желание, чтобы на его могиле посадили розы, белую и красную. В них он видел символ красивой сказки о любви, которой не было суждено случиться в его жизни…»
– …Курганов бы в гробу перевернулся, если бы прочитал о розах! – проговорил Кис, откладывая газету.
– Это моя ему месть за Антоненка, – кратко ответствовала Александра.
Примечания
1
См. романы Т. Гармаш-Роффе «Шантаж от Версаче», «Шалости нечистой силы», «Роль грешницы на бис», издательство «Эксмо».
