— Получить их сейчас слишком сложно, — отвечал кубинец.
— А недостающие диски, те, что зашифрованы? — спросил Фалькон, когда к нему уже подошли.
— У нас нет возможности взломать код, — сказал кубинец.
Двое русских, по одному слева и справа, повели Фалькона в темноту. Консуэло ринулась к двери, за которой находился накачанный успокоительным Дарио. Один из русских, обхватив ее за талию и оторвав от земли, стиснул, прижав к себе. Другой удерживал ее брыкающиеся ноги. Вдвоем они и ее выволокли наружу.
Они прошли за дом. Дорогу осветили фонарики. Луны на небе видно не было. Темнота была такой ощутимо густой, что Фалькон удивлялся самой своей способности двигаться, делать неровные спотыкающиеся шаги. Ветерок веял сыростью — где-то рядом чувствовалась вода, поблизости обозначилось озеро. Луч фонарика уперся вниз, а потом внезапно скользнул по двум кучам свежевырытой земли, за которыми начинались густые травы Фалькону даже не верилось, что все это происходит с ним… с ними. Как он с его опытом мог допустить подобное безумие?
Яма была глубокой. Та землечерпалка в сарае. При полной нелепости происходящего все наконец совпало. Но что поделаешь теперь, если проявил такую вопиющую непредусмотрительность! Его поставили у дальнего края ямы, затем повернули спиной к озеру и лицом к приземистой деревянной хижине. Другие два русских приволокли Консуэло, тихую, несопротивлявшуюся. Они помогли ей встать рядом с ним. Фалькон ухватил ее руку, переплетя ее пальцы со своими, поцеловал ладонь.
— Прости, Консуэло, — смиренно сказал он.
— Это я должна просить у тебя прощения, — отвечала она. — Я первая попалась на эту удочку.
— Не могу поверить, что дал себя так одурачить.
— Так и не повидала я Дарио, — слабым голосом с горечью сказала она. — Что теперь с ним будет? Что они сделали с моим бедненьким сыночком?
Он неуклюже поцеловал ее, на секунду приник к ней всем телом, она тоже прижалась к нему. Русский разнял их, толкнув на колени у самого края ямы. Но они продолжали держаться за руки, и пальцы их оставались сцепленными. Двое русских, что притащили к яме Консуэло, уже возвратились в дом. Оставшийся фонарик был брошен на землю и теперь освещал яму, ее темное и сырое от близости озера нутро. Щелкнули предохранители. На головы их легли, придавив их, тяжелые руки. Они сильно, до боли, до хруста в костях сжали пальцы друг друга. Прокричал филин. В ответ негромко хохотнула его самка. Неужели это последнее, что они услышат перед кончиной?
Нет, раздался еще и другой звук.
22
Гранха-де-лас-Онсе-Игерас, вторник, 19 сентября 2006 года, 4.47
Выстрелы, два глухих одновременных раската. Сперва Консуэло, затем Фалькон упали вперед — в положении их на самом краю ямы трудно было не потерять равновесия. Но пытаясь удержаться, они лишь на секунду опередили в своем падении русских, рухнувших как подкошенные, как две мясные туши. Стукнувшись коленями о спины недавних жертв, они столкнули их в яму. Луч фонарика все еще освещал ее темную глубину и делал видимыми черные разверстые раны в затылках обоих русских, упавших вниз лицом в вырытую могилу. Консуэло зажало между ног русского, и она в панике пыталась высвободиться, тихонько поскуливая. В яму спрыгнул, приземлившись на согнутые ноги, какой-то мужчина. В луче фонарика можно было различить камуфляж и темную краску на его лице. Он потянул за ноги неподвижные трупы палачей, так, чтобы Фалькон и Консуэло смогли выбраться из-под них. Мужчина приложил руку к шеям обоих русских, слушая, нет ли пульса.
— Сколько их в доме? — спросил он по-испански с сильным акцентом.
— Двое русских и кубинец, — ответил Фалькон.
— Оставайтесь здесь… в яме, — бросил тот, выкарабкиваясь наверх.
Мимо торопливо пробежали еще люди. Точно подсчитать их количество в темноте было трудно. Один из пробегавших ногой спихнул фонарик в яму. Фалькон молча притянул к себе Консуэло. Прислонив спину к земляной стене, она съежилась между его ног. Земля пахла густо и сладко, как шоколад, как сама жизнь. Они ничего не слышали. Они ждали. Звезды лили свой древний неверный свет. Озерная сырость наполняла яму обещанием долгих счастливых дней. Он поцеловал ее руку, грязную, пахнущую духами. Костяшки ее пальцев шевельнулись под его губами.
Послышался громкий взрыв. Консуэло вздрогнула и спрятала голову в коленях. Приглушенные звуки выстрелов. Тишина. А после заработал мотор землечерпалки в сарае. Ее выводили наружу. Ночь прорезали лучи фар, двигавшиеся от дома. Землечерпалка, фыркая, двигалась вперед. На минуту-две тарахтенье прекратилось, потом движение продолжилось. Фалькон привстал. Показался силуэт мужчины, шедшего впереди землечерпалки.
— Теперь не опасно, — сказал голос.
Вниз протянулась рука. Фалькон приподнял к ней Консуэло, и ее вытащили из ямы. В то же мгновение она бросилась к дому. Рука опять опустилась в яму. С ее помощью Фалькон вскарабкался вверх и вылез. И шарахнулся от работавшей рядом землечерпалки. В двадцати метрах от ямы Консуэло упала наземь. Ковш землечерпалки накренился, и в яму поверх трупов двух русских упали еще два тела. Неловко поднявшись на ноги, Консуэло опять побежала. Мужчина что-то крикнул по-русски. Из-за дома вышли двое, поймали Консуэло и удерживали ее. Она отбивалась, но, по-видимому, сил у нее оставалось немного.
Мужчина повернулся к Фалькону. Краска на лице при резком свете фар землечерпалки придавала ему какой-то призрачный вид.
— Мальчик там… комната, как войдешь, справа, но…
— Они сказали, что сделали ему укол успокоительного.
— Он не дышит. На лице подушка. Часа два прошло, — сказал мужчина. — Сначала вы посмотрите. Ей видеть — нехорошо.
— Они его убили?
— Вы знали мальчика? — проговорил мужчина, кивнув.
— Его задушили подушкой? — опять задал вопрос Фалькон. Он был совершенно ошеломлен.
— Несколько часов назад. До вашего приезда. Вы бы ничем не помогли.
— Почему они так сделали? — воскликнул Фалькон. Привыкший к бредовым преступлениям инспектор полиции, чьей работой было вносить ясность и логику в нелогичное по своей природе, сейчас испытывал потрясение — у них не было причины так поступать!
— Эти люди думают иначе, — сказал мужчина. — А сейчас идите. Ей тяжело.
Консуэло цепко держали двое, и она испускала беспомощные крики. Она не билась, не сопротивлялась, все ее силы уходили на эти пронзительные крики раненого зверя. Он подбежал к ней. Ее положили на землю. Едва завидев Фалькона, она замолчала, словно ей перехватило горло.
— Что случилось? — слабым голосом спросила она. — Что они сделали?
— Сначала я пойду посмотрю, — сказал Фалькон. — Это займет минуты две, а тогда уже входи ты. Хорошо?
Она поглядела на него так, словно это был доктор, только что сообщивший ей о ее смертельной болезни, но хорошо хоть, что она временно замолчала.
— Скажи мне, — сказала она. От волнения она не могла точно выразить мысль.
— Я сперва хочу сам взглянуть, — повторил он, гладя ее щеку. — Потом тебя позову. Две минуты — не больше. Можешь считать секунды.
Не разбирая дороги, он заспешил к дому, пригнувшись, нырнул в низкую входную дверь. В левой комнате на столе по-прежнему стоял компьютер и лежали диски, пол был усеян обломками стульев — их разметало взрывом гранаты в углу. Через дверь он различил фигуру кубинца. Тот был раздет и привязан к стулу — руки заведены за спинку стула, щиколотки приторочены к его ножкам. Широко разбросанные в стороны ноги, обнаженные гениталии и дикий, животный страх в глазах.
— Это не для вас, — послышалось справа от него. Сказано это было с сильным акцентом. — Сюда пройдите.
Он прошел к указанной двери, стирая с лица заливавший глаза пот и пытаясь успокоиться, обрести стороннее хладнокровие профессионала. Нет, невозможно. Дверь оказалась приоткрытой. Коренастый русский с раскрашенным лицом и автоматическим пистолетом с цилиндриком глушителя кивнул ему. Он заставил себя войти, чувствуя, как горло сжимает невыносимая боль. А ведь еще минуту назад он с таким радостным облегчением вдыхал в себя запах сырой земли! Едва переступив порог, он вдруг вспомнил, как в саду играл в футбол с Дарио, и это промелькнувшее в мозгу видение заставило его усомниться, сумеет ли он справиться с собой, увидев то, что ему предстояло увидеть.
Комнату освещала керосиновая лампа. Желтый свет ее казался тусклым, жидким. К стене была придвинута единственная в комнате железная кровать. Окна прикрывали ставни с металлической запертой щеколдой. Дарио лежал вверх лицом, все еще придавленным подушкой; грудь мальчика была обнажена, правая рука вытянута вдоль тела, левая — под прямым углом согнута в локте. Сжатый кулак тянется к виску. Ноги прикрыты простыней, они скрючены, ступни вылезли наружу, правая забинтована, и на простыне темное пятно от просочившейся сквозь бинты крови.
