— Что? — спросил он, заметив ее вопрошающий взгляд.
— Чем ты занимался? — спросила она. — Ты же весь мокрый!
— Там, на заднем сиденье, есть рубашка, — сказал он. — Ревник. Второй голос. Что они велели нам делать?
— Они позвонили со своим планом, — отвечала Консуэло. — К счастью, он совпал с нашим. Они пожелали, чтобы передача дисков Донцову состоялась пораньше. Я сказала, что мы так и сделаем. Это им понравилось. Они уже едут.
Фалькон вел машину вдоль набережной, мимо сооружений бывшей «Экспо-92» на острове Картуха.
— И они понимают, что нам велено ехать на автозаправку исключительно для того, чтобы Донцов мог убедиться, что мы не привели за собой хвост.
— Человек от Ревника сказал мне, что на них работают два бывших агента КГБ, — сказала Консуэло. — Четыре года назад у них был распущен так называемый СОБР, элитное подразделение быстрого реагирования, и высококлассные, отлично тренированные бойцы вдруг оказались не у дел на маленькой пенсии. Трех из них подрядил работать на себя Ревник.
— Выходит, разговор у вас был обстоятельный.
— Узнав, что ты уехал за дисками, он стал гораздо откровеннее и разговорился, — сказала Консуэло. — Я многое узнала от него о русской мафии. Знаешь, они мало чем отличаются от наших севильцев. Тоже стараются расставлять на ключевые должности хороших знакомых и действовать через них, и система работает.
— Ну, мэрия до убийств еще не докатилась.
— Но многие члены городского совета Марбельи арестованы за коррупцию.
— А что-нибудь практическое тебе сказал этот человек? Например, каким образом они собираются следить за нами?
— Он сказал, что у них есть подслушивающее устройство. Зная номер моего мобильника, они могут поймать мой сигнал, подключиться и слушать, — сказала Консуэло. — Какое неуважение к служителям закона и правопорядка, верно?
Фалькон ничего не ответил.
Она сжала его локоть. Фалькон свернул налево, по похожему на арфу мосту Калатравы[16] переправился на другой берег и, удалившись от городских огней и миновав олимпийский стадион, нырнул в темноту.
Дорога была почти пустынной. Редко когда попадался одинокий грузовик. Новый объезд возле Лас-Паханосас тоже был ровным и пустынным, лишь огоньки дорожной разметки — приятный знак человеческого неравнодушия. Консуэло сидела скрестив щиколотки и все время теребила кольца. Голова ее была откинута на подлокотник, в открытых глазах отражались дорожные огни. Время от времени она испускала глубокий прерывистый вздох.
— Я слышу твои мысли, — сказал Фалькон.
— В бизнес-переговорах обычно одно дело слова и выставляемые требования, а другое — подтекст, — сказала Консуэло.
— Тебя беспокоит, почему этот зверский Донцов спустя полчаса вдруг превратился в здравомыслящего и вполне вменяемого человека? — спросил Фалькон.
— Почему ему вдруг стало так важно получить диски на семь или восемь часов раньше, чем он требовал первоначально? Почему они вполовину уменьшили выкуп, запросив теперь лишь четыре миллиона? С чего бы это внезапное проявление слабости?
— Возможно, Донцов больше нуждается в деньгах, чем мы думали, — сказал Фалькон. — Человек от Ревника тоже высказал нечто подобное.
— И сумма эта теперь гораздо ближе к той, которую я могу заплатить. Вот почему я и думаю: с какой бы стати Донцову так ослаблять давление на меня?
— Мне это вовсе не кажется ослаблением давления. Наоборот, он натягивает вожжи. Заставляет нас поторопиться. Дает меньше времени на размышление.
— Как по-твоему, когда я сказала ему, что другая группировка утверждает, будто Дарио находится у них, он заподозрил нас в сговоре с теми, с кем мы и действительно вступили в сговор?
— Вот он и заставляет нас шевелиться, — сказал Фалькон. — И тем самым убеждается, что мы все еще верим ему и не попались на удочку другой, блефующей, стороне.
Они прибыли на автозаправку, где им предстояло подождать. Фалькон заправился и, налив две чашечки черного кофе из автомата, отнес их в машину.
Они припарковались перед входом в hostal[17] по соседству. Фалькон сменил рубашку. Глядя во мрак, они молча тянули кофе.
— Если все окончится благополучно, ноги моей в Коста-дель-Соль больше не будет. В жизни сюда не приеду, — сказала Консуэло.
— Последние сорок лет в Коста-дель-Соль все как было, так и есть — ничего не изменилось. Зачем же так менять свои привычки?
— Затем, что только сейчас я ясно поняла, как действуют эти люди. Ведь каждый жилой комплекс, каждый строящийся район, каждое поле для гольфа, каждый пляж, каждый парк аттракционов или казино — все, что служит развлечению туристов, выстроено на доходы с человеческого горя и слез. Сотни тысяч девушек гонят работать в бордели и ночные клубы. Сотни тысяч губят себя, втыкая в тело иголки. Сотни тысяч безмозглых, опустившихся наркоманов нюхают белый порошок, чтобы потом ночь напролет танцевать до упаду или трахаться! И это не считая эмигрантов, трупы которых выбрасывает волна на этом благословенном побережье! Нет, хватит, наелась досыта!
Каждое свое слово она подчеркивала, яростно вдавливая пятку в днище машины. Фалькон протянул к ней руку, чтобы успокоить, и в это мгновение зазвонил мобильник. Она молниеносным движением сняла его с приборной доски. Послышалось верещанье поступившего сообщения. Подручный Донцова слал текст.
— Они велят ехать к северу, на Мериду.
Взвизгнув шинами, Фалькон сделал резкий разворот от гостиницы и по пышущей жаром дороге свернул налево.
— Как ты думаешь, наши друзья получили это сообщение? — спросила Консуэло, бросив обеспокоенный взгляд в бесстрастное лицо Фалькона.
— В технике я не силен, — сказал он, заглушая ужасную тревогу от безумства, которое они совершали. — Нам остается верить, что они свою работу знают.
После десяти километров пути им было приказано съехать с шоссе, и под диктовку многочисленных эсэмэсок, приходивших на мобильник, они стали кружить по разбитым, в пятнах свежеположенного асфальта дорогам, мимо деревенек по обеим сторонам, освещенных одиночными уличными фонарями, забирая в горы, в непроглядную темноту, среди запаха прохладных сосен, альпийских роз и горячей сухой земли, веющего в полуоткрытые окна машины. Консуэло ерзала на сиденье, глядя то в переднее, то в боковое стекло, проверяя в зеркальце, не видно ли чего сзади.
— Если бы люди Ревника следовали за нами так, чтобы мы могли их видеть, то их увидели бы и люди Донцова, — сказал Фалькон. — Так что успокойся и гляди вперед.
— Где мы, черт возьми, едем?
Машина громыхала по дороге. Показался знак: Кастильбланко-де-Лос-Арройос. Поворот налево. И снова тьма.
— Сколько времени мы уже едем? — спросила она.
— Сорок минут.
Она положила руку ему на плечо.
— Там нет никого. За нами никого нет и быть не может в такой тьме. Да они бы увидели фары еще издали, за много километров, — сказала она, чувствуя, что храбрость изменяет ей. — Нам придется сколько можно потянуть время.
— Им еще и с дисками надо будет разобраться, — сказал Фалькон.
Зазвонил мобильник, на этот раз это был простой телефонный звонок. Человек от Донцова.
— Слева вы увидите указатель на Эмбальсе-де-ла-Кала. Поезжайте туда и сообщите, когда доберетесь.
Четыре минуты.
— Прибыли.
— Теперь второй поворот направо.
Они съехали с бетонного покрытия на грунтовую дорогу.
— Там будет надпись, сделанная от руки: Гран-ха-де-лас-Онсе-Игерас. Сверните туда.
Следуя указателям, они поехали по травяным зарослям между низких и раскидистых каменных дубов. Преодолев так несколько километров, въехали в открытые ворота, ведущие к одноэтажному дому. Передние фары скользнули по выбеленным стенам, приоткрытым ставням и зарешеченным окнам, по облупленной, выкрашенной красной краской двери.
— Поставьте машину в сарай, — сказал голос. — Оставьте ключи в зажигании. Выходите, подняв руки. Диски — на голову. Встаньте возле гаража и раздвиньте ноги.
В сарае они увидели ржавую землечерпалку желтого цвета. До Консуэло долетало тепло включенного двигателя.
Оба, она и Хавьер, встали в нескольких метрах сзади машины, держа руки на голове. Двое мужчин в бейсболках, плохо различимые в лучах их фонариков, приблизились к машине. Лица их прикрывали платки. Один вошел в гараж, другой, тщательно ощупав Фалькона, нацепил ему на глаза повязку. Фалькон услышал, как хлопнула дверца багажника — открылась, а через несколько секунд вновь закрылась. Второй мужчина вышел из гаража, запер двери. Первый подошел к Консуэло сзади, присел на корточки. Надо было бы ей надеть брюки. Взяв фонарик в рот, он принялся ощупывать ее, начав с лодыжек.
— Вы же видите, что там я ничего не прячу, — сказала она.
