— Отведите ее к моему автомобилю, — сказал Дилл. — Я полагаю, что пока она должна быть под присмотром. Было бы позорно, если бы она избрала этот момент, чтобы улизнуть.
— Мы закрыли ее в одной из умывальных комнат, — сказала миссис Паркер.
Он опять взглянул на нее, но не сказал ни слова. Пока она дрожащими руками заполняла надлежащую форму, он взглянул из окна на игровую площадку. Сейчас была перемена, и до него доносились слабые, приглушенные голоса детей.
— Что это за игра? — спросил Дилл. — Там, где они метят мелом, — показал он.
— Я не знаю, — ответила миссис Паркер, взглянув через его плечо.
При этих словах Дилл, казалось, был ошеломлен.
— Вы хотите сказать, что они играют не организованно?
Игры по их собственному усмотрению?
— Нет, возразила она, — я хотела сказать, что я не отвечаю за игры детей. Ими руководит миссис Смолетт. Вы ее видите внизу?
Когда документ о задержании и переводе девочки из школы в тюрьму был оформлен, Дилл взял его и оставил школу. Миссис Паркер через окно видела, как Дилл и его свита пересекали игровую площадку. Она наблюдала и заметила, как он махнул детям несколько раз и остановился, чтобы поговорить с ними. Невероятно, подумала она. Он находит время для общения с обычными людьми, такими как мы.
У автомобиля Дилла она увидела Марион Филдс. Маленькая фигурка, одетая в пальто, яркие рыжие волосы, блестящие на солнце… Затем чиновник из свиты посадил девочку в автомобиль. Дилл также сел и дверцы захлопнулись. Автомобиль рванул с места. На игровой площадке, окруженной колючей проволокой, стояла группа детей и дружно махала ему ручками вслед.
Все еще дрожа, миссис Паркер возвращалась по коридору в класс. «Останусь ли я на работе? — с отчаянием думала она. — Меня будут допрашивать или я могу поверить ему? Ведь он дал мне свое заверение. Я знаю, что мой послужной список чист. Я никогда не совершала подрывных действий. Я просила удалить эту девочку из моего класса и я никогда не обсуждала текущие события во время уроков. Я никогда не допускала оплошностей. Но, предположим…»
Краем глаза она заметила какое–то движение, и застыла на месте. Молниеносное движение. Теперь нет. Что это было? Глубокий, интуитивный ужас охватил ее. Что–то находилось возле нее, рядом, незамеченное. И сейчас оно быстро исчезло — она заметила только чей–то неотчетливый взгляд.
За ней следят! Какой–то механизм подслушивает ее. За ней наблюдают. Не только за детьми, подумала она со страхом. Но и за ними тоже, а я никогда не знала этого наверняка. Я только догадывалась. Читали ли они мои мысли? Нет, вряд ли. И я никогда не говорила громко. Она осмотрела коридор, пытаясь увидеть, что это было. Кому они сообщают об этом? В полицию? Приедут ли они за мной и заберут ли в Атланту или куда–то еще? Полная страха, она нащупала ручку двери и вошла в свой класс.
3
Здание Контроля «Единства» фактически полностью занимало деловой район Женевы, и представляло собой огромный, впечатляющий квадрат из белого бетона и стали. Бесконечные ряды окон блестели в лучах заходящего солнца, лужайки и кусты окружали его со всех сторон.
Одетые в серое женщины и мужчины быстрым шагом поднимались по широким мраморным ступеням и вливались в двери. Автомобиль Дилла остановился у охраняемого входа для высших чинов. Он быстро вышел из него и придержал дверцу открытой.
— Выходи, — коротко бросил Дилл.
Какое–то мгновение Марион Филдс оставалась в автомобиле, не желая покидать его. Обитые кожей сиденья создавали чувство безопасности, она продолжала сидеть, смотря на человека, ожидавшего ее на тротуаре, не в силах перебороть страх. Мужчина улыбнулся ей, но она не доверяла этой улыбке. Слишком много раз она видела ее на экране телевизора. Это была часть того мира, которому ее учили не доверять.
— Зачем? — спросила она. — Что вы собираетесь делать? — Снова спросила она, медленно выскальзывая из кабины на тротуар.
Она не знала, где находится. Быстрота путешествия не дала возможности сориентироваться.
— Я сожалею, что ты оставила свои владения, — сказал Дилл. Он крепко взял ее за руку и повел к двери огромного здания.
— Мы заменили их, — сказал он. — И ты приятно проведешь время с нами. Я обещаю тебе, слово чести.
Он взглянул на нее, чтобы увидеть, как она восприняла его слова. Длинный, полупустой холл простирался перед ними, освещаемый неяркими лампами. Далекие фигуры, крошечные человеческие силуэты скользили из одного офиса в другой. Девочке это показалось той же школой, только огромных размеров. Она предполагала увидеть это, но все оказалось гораздо больших масштабов.
— Я хочу домой, — сказала она.
— Сюда, — приободрил ее Дилл, указывая дорогу. — Ты не будешь одинока, так как здесь много людей, у которых есть свои дети, девочка. И они будут рады привести своих детей сюда, чтобы ты смогла поиграть с ними. Это будет прекрасно.
— Вы м ож ет е приказать им .
— Приказывать им что? — спросил Дилл, поворачивая в боковой коридор.
— Привести своих детей. И они приведут. Потому что вы — босс.
Она взглянула на него, и ей показалось, что невозмутимость на мгновение покинула его. Но он тут же снова улыбнулся.
— Почему вы всегда улыбаетесь? — спросила она. — Неужели все настолько хорошо? Или вы не можете признать, что все плохо? По телевидению вы всегда утверждаете, что все прекрасно. Почему бы вам не сказать правду?
Она задала эти вопросы из простого любопытства. Конечно, он знал, что никогда не говорит правду.
— Я считаю, что о тебе составилось неверное мнение, — сказал Дилл, — я не думаю, что ты такая смутьянша, какой притворяешься. — Он открыл дверь в офис. — Я полагаю, что тебя слишком часто огорчали. Тебе следует больше походить на других ребят, играть на свежем воздухе. Не задумываться слишком часто. Ты это делаешь, не так ли? Ты уходишь куда–нибудь и думаешь?
Она кивнула, соглашаясь. Это была правда.
Дилл похлопал ее по плечу.
— Мы с тобой найдем общий язык и у нас будут хорошие времена. Знаешь, у меня двое детей — правда они постарше, чем ты.
— Знаю, — ответила она. — Один мальчик, и он в молодежном полицейском отряде, а Джоан находится в армейской школе для девочек в Бостоне. Я узнала об этом из журнала, который нам дают читать в школе.
— О, да, — пробормотал Дилл. — «Мир сегодня». Тебе нравится его читать?
— Нет, — ответила она. — Он даже более лжив, чем вы.
Дилл промолчал; он погрузился в изучение бумаг на столе, не пригласив ее сесть.
Затем он произнес озабоченным голосом:
— Я огорчен, что тебе не нравится наш журнал. Кстати, а кто тебе сказал все это об «Единстве»? Кто научил тебя?
— Никто меня не учил.
— И даже твой отец?
— А вы знаете, что вы ниже ростом, — вопросом на вопрос ответила она, — чем тогда, когда вас показывают по телевидению? Они это специально делают? Стараются сделать вас покрупнее, чтобы произвести впечатление на народ?
Дилл не ответил. Он включил какой–то аппарат, она увидела вспыхнувшие огоньки.
— Это запись, — сказала Марион.
— Тебя не посещал отец со времени своего побега из Атланты?
— Нет, — ответила девочка.
— А знаешь ли ты, что такое Атланта?
— Нет, — ответила она. Но она знала. Он изучал ее, пытаясь увидеть, не лжет ли она. Но девочка выдержала его взгляд.
— Это тюрьма, — наконец призналась она. — Куда посылают людей, которые говорят то, что думают.
— Нет, — возразил Дилл. — Это больница. Для людей с умственными расстройствами. Это место, где они выздоравливают.
Низким, непреклонным голосом она произнесла.
— Вы лжец.
— Там проводится психологическая терапия. Твой отец был болен. Он представлял себе все вещи в искаженном свете. Очевидно, давление, оказываемое на него, было трудно переносить и, подобно многим абсолютно нормальным людям, он сломался под этим давлением.
— Вы когда–нибудь встречались с ним?
— Нет, — признался Дилл. — Но у меня есть его записи.
Он показал ей на кипу документов, лежащих перед ним.
— Его лечили там? — спросила Марион.
— Да, ответил Дилл. Но затем он нахмурился. — Нет, прошу прощения. Он был слишком болен, чтобы принимать курс лечения. И как я полагаю, он сумел притворяться больным все два месяца, что пробыл там.
— Он не лечился, — констатировала она. — Он все еще нездоров, не так ли?
— Исцелители… — продолжал Дилл. — Каковы отношения у вашего отца с ними?
— Не знаю.
Дилл откинулся на стуле, заложив руки за голову.
— Не слишком ли глупо то, что ты сказала? «Свергнувшие Бога»… Ведь кто–то же сказал тебе, что прежде было лучше, до «Единства», когда войны начинались через каждые двадцать лет. — Он размышлял вслух. — Хотел бы я знать, откуда Исцелители взяли свое название? Ты знаешь?
